В двух шагах от войны, стр. 37

И он пошел, не оглядываясь, к обрыву. За ним побежала Ольга. Она догнала его и пошла рядом, заглядывая снизу ему в лицо. И никто даже не ухмыльнулся. Все угрюмо молчали. Война опять дохнула на них своим раскаленным дыханием — она была в двух шагах…

Людмила Сергеевна всматривалась в посуровевшие лица своих мальчишек. Потом тихо спросила:

— Ну как?

— Что как? — не понимая, переспросил Антон.

— Наказывать будем?

— Да вы что, Людмила Сергеевна?! — изумился Антон, а ребята зашумели негодующе.

— Так я и думала, — сказала Людмила Сергеевна. — И еще — надо нам в свободное время походить вдоль берегов. Может, найдем, тех, что спаслись…

— Верно, товарищ комиссар, — сказал Прилучный, — мне говорили, что Илья Павлыч Мазурук уже многих нашел и на Большую землю вывез. Поищем и мы. Так, робяты?

— Так! — сказали мальчишки и пошли делать свое дело. Работали молча и с ожесточением.

18

На следующее утро, первым высунувшись из палатки, я увидел вместо солнца сплошную пелену низких облаков. Из них, как из сита, сыпался мелкий-мелкий дождик. Было промозгло и холодно. Горы закрыло плотным туманом, и все вокруг стало сумрачным и неуютным. Посвежел и ветер. Он дул порывами, не очень сильными, но от них брезент палатки ходил волнами. Сразу продрогнув, я поскорее юркнул под одеяло.

— Ну, что там? — сонным голосом спросил Славка.

— Не ахти… — сказал я.

— Лафа, — вытягиваясь, сказал Васька, — хоть отоспимся.

— Там видно будет, — сказал Антон, — а пока — по-о-дъем!

Он в трусах и майке выскочил наружу, но почти сразу же влетел обратно.

— Нич-ч-чего, — сказал он стуча зубами. — Работать можно. По-о-одъем!

В столовой Людмила Сергеевна спросила:

— Работать будем?

— Какая работа, — сказал Витька, — ветер да дождь.

— Да рази это ветер? — возмутился Колька.

— Я не настаиваю, — сказала Людмила Сергеевна, — решайте.

— Чего там решать, — буркнул Арся, — пойдем, и все.

— Тьфу! — разозлившись, сказал Шкерт. — Вот сознательные!

— А ты можешь на кухню идти, там тепло и не дует, — сказал Антон презрительно.

— И пойду! — с вызовом ответил Петька.

— Моя очередь! — крикнул Морошкин.

— Ну да, — сказал Васька, — к синему платочку. Гляди, Арся отобьет.

Арся встал и, даже не посмотрев на Ваську, вышел из палатки.

— На кухню пойдут Морошкин и Петр Иванов, — сказала Людмила Сергеевна. — А остальные… ну что ж, давайте попробуем.

Работать было трудно и страшно. Внизу глухо шумело море, и от порывов ветра приходилось просто вжиматься в скалы. Того и гляди, сбросит. Правда, после случая с Борей уже никто не решался ходить по карнизам без веревки, но все равно было жутковато.

После обеда дождь перестал, а ветер похоже стал посильнее. Ребята развалились на койках, кто-то затянул песню, ее подхватили, а Арся сказал мне:

— Пойдем на мысок. Посидим, море посмотрим, а?

Очень не хотелось мне вылезать из палатки, но тон, каким сказал это Арся, не позволил мне отказаться. На мыске мы, подняв воротники и нахлобучив шапки на самые уши, присели на камни и стали смотреть на море. Волны отсюда казались не очень большими, но какими-то беспорядочными, гребни их были сплошь покрыты белыми барашками пены.

— Сулой, — задумчиво сказал Арся, — баллов семь будет. — А когда я непонимающе взглянул на него, он пояснил: — Сулой — это когда ветер с течением встречаются, оттого и беспорядок такой.

Потом он опять замолчал надолго, и я тоже молчал — о чем я буду спрашивать его после вчерашнего? Через некоторое время он сказал:

— Хорошо, что хоть захмарило.

Я не понял, почему это хорошо, но ничего не спросил. И только когда он вскочил и стал пристально всматриваться в море на север, я сообразил, что он имел в виду и зачем в эту дрянную погоду ему нужно было торчать на берегу. Далеко на севере я увидел вначале размытые ветром дымы, а вскоре и расплывчатые силуэты судов.

— Они, — глухо сказал Арся.

Суда приближались. Когда они оказались на траверзе [37] нашего мыса милях в семи — восьми от берега, их уже можно было разглядеть довольно четко. Было их семь, и шли они строгой кильватерной колонной, только одно совсем небольшое суденышко ныряло в волнах немного впереди и чуть правее мористее.

— Это «Айршир» — тот самый сторожевик английский, — сказал Арся, — а третий в строю… батин, «Азербайджан». Самый последний — «Мурман».

Мы стоя смотрели им вслед, и только тогда, когда уже и «Мурман» скрылся за южным мысом губы, Арся сказал:

— Все!.. Дойдут ли? — И сам себе ответил, рубанув рукой воздух: Дойдут!

…И как мы уже узнали потом, вернувшись в Архангельск, они дошли. У южной оконечности Новой Земли их встретили наши эсминцы и сторожевые суда, и они дошли, привезя в Архангельск ценные военные грузы. Только «Азербайджан» пришел пустой — весь его груз, льняное масло, жирным пятном расплылся по Баренцеву морю. Но тогда-то мы этого не знали, и Арсю недели на две словно подменили — он стал молчаливым, задумчивым и только работал еще яростней, чем прежде…

Мы молча шли обратно. У палатки Арся сказал:

— Погода не больно рабочая. Давай попросимся поохотиться на берегу? Может… и людей каких встретим.

Конечно, я согласился, и мы пошли в избу Прилучных. Людмила Сергеевна разрешила не сразу.

— Возьмите Антона, Пустошного Саню, Славку, Толю и… Васю Баландина. Обязательно Васю! И далеко на первый раз не ходите.

— Понятно, — сказал Арся.

— Зачем нам еще Баланда этот? — шепнул я ему.

— Воспитывать будем, — серьезно ответил Арся.

— Олюша, — сказала Марья Николаевна, — может, и ты с робятишками пойдешь? Берега-то ты хорошо знаешь.

— Ладно, маманя, — радостно ответила Ольга.

— И я пойду! — решительно заявил Морошка, который тер песком огромную кастрюлю.

— Нет, Витя, тебе и здесь работы хватит, — сказала Людмила Сергеевна и хитро подмигнула нам с Арсей.

Вышла Оля, одетая по-походному, но снова в своем платочке. За плечами у нее была настоящая двустволка, а за спиной — увесистый вещевой мешок.

Людмила Сергеевна вынесла нам из-за перегородки три «тозовки» [38] и по пачке патронов к ним.

На воле Арся, передав одну винтовку мне, молча подошел к Оле, снял с нее мешок и нацепил на себя. Она улыбнулась, слегка наклонив голову.

— Пойдем к югу, — сказала Оля, — к губе Безымянной. Там береговая полоса широкая, и выходы наверх есть, и сплошь осушки [39] кругом. А на севере скалы-то в самое море почти всюду опускаются. Ясно-понятно?

— Ясно-понятно! — весело сказал Славка. — Пошли, Кожаный Чулок.

— Это почему я «кожаный чулок»? — обиженно спросила Ольга.

— Книжки надо читать, милый ты Соколиный Глаз, — наставительно сказал Славка, — Фенимора Купера. У него главные герои — знаменитый охотник и проводник Кожаный Чулок и Соколиный Глаз. Ясно-понятно?

— Соколиный Глаз — это ничего, это мне подходит, — развеселилась Ольга, — а Кожаный Чулок… не-е, некрасиво.

— Да, не того, — рассудительно сказал Толик, — уж лучше Кирзовый Сапог.

— А ну вас! — сердито сказала Оля. — Пошли, что ли?

Только мы отошли от палаток, Баланда толкнул меня в бок.

— Давай винтовку, — тихо сказал он.

— Не дам! — ответил я.

— Давай! — с угрозой повторил Васька. — Ты и стрелять-то не умеешь.

И он цепко ухватился за винтовку. Я не отдавал. Мы сопели и пыхтели, вцепившись намертво в наше оружие, пока не обернулся Антон.

— Отдай ему винтовку, — сказал он тоном приказа.

«Опять воспитательные приемчики, — подумал я, — дался им этот Баланда». Но винтовку отдал.

Мы спустились на берег.

Тут, вблизи, море выглядело пострашнее, чем сверху. С грозным ревом оно разбивалось о камни, потом, громко шурша галькой, откатывалось назад, а следующая волна уже торопилась опять на берег, словно пытаясь раздробить стоящие на ее пути скалы. Но все же сухая береговая полоса была довольно широкой, мы шли, прижимаясь к отвесным стенам, и только редкие брызги и ватные клочки пены долетали до нас.