В двух шагах от войны, стр. 34

— Людмила Сергеевна, — спросил Морошкин, — а почему вы начальнику про сегодняшнюю ночку не рассказали?

— А как ты думаешь? — прищурившись, спросила та.

— Думаю, испугались, — вызывающе ответил Витька.

— Ну и балда ты стоеросовая, Морошка, — сказал Арся.

— Испугалась, — сказала Людмила Сергеевна, — за него испугалась. Зачем старого человека волновать? Мы-то справились, так ведь, товарищ Морошкин Виктор? Ви-и-иктор! Знаешь ты, что такое по-латыни «Виктор»?

— Нужна мне эта латынь, — буркнул Морошкин, глядя, как насмешливо улыбаются ребята.

— А напрасно не знаешь. «Виктор» значит «победитель». А какой же победитель своими победами хвастается?

— А-а, — с досадой сказал Витя и замолчал.

Иван Иванович рассадил всех полукругом, так, чтобы ребятам видно было море и скалы с базаром, а сам встал к морю спиной и сказал:

— Здесь и будет наш промысел. Поначалу будем добывать яйца. Но не всякие. Птиц тут разных много. Есть чайки-моевки, и люрики, и тупики, и топорики. Они нам не нужны. Для нас главное — кайра. Яйца ейные как два куриных и очень питательные. Ваня, покажь-ко яйцо. Вот такое буренькое, с пятнышками, иногда по два желтка в одном попадаются. Кайра птица доверчивая — у нее из-под носа яйцо вынешь, она только покаркает и улетит.

— А как же она потом? — спросил Димка.

— А потом она почти всегда второе снесет, — ответил Прилучный. Жалко, конешно, вроде дитя от матери отбираешь. Так ведь промысел — он промысел и есть. Людям питаться надо.

— А как их доставать оттуда? — спросил Саня.

— Яйца те на виду лежат. Вот уж сколь годов я здесь и все удивляюсь: гнезда у кайры никакого, ни веточек, ни пуха, ничо нет. Снесет его прямо на голый камень и так на голом камне и высиживает. Улетит на момент, а яйцо лежит на открытой плите. А то камешек под него подложит, чтоб не скатилось, значит. Умная птица. А как доставать те яйца, мы сейчас с Иваном покажем. Наглядней оно лучше будет.

Ваня достал из корзины большой железный костыль и топор. Иван Иванович походил по самому краю обрыва, поискал удобное место и крепко топором вбил между камнями костыль. Затем особым узлом привязал к нему веревку. Ваня тем временем надел поверх ватника странную — с двумя пазухами — рубаху. Потом Прилучный крепко обвязал веревкой Ваню вокруг пояса, а к другой, более тонкой, веревке привязал за ручку корзину. Ваня взял корзину и пошел к обрыву.

— Ну, с богом, — сказал Иван Иванович, и Ваня, осторожно переступая с выступа на выступ, начал спускаться со скалы. А Прилучный, пропустив веревку за спину, уперся обеими ногами в камень и стал тихонько потравливать [35] веревку.

Ребята на краю скалы вытянули шеи и напряженно смотрели, как, придерживаясь руками за камни, осторожно балансируя на плоских уступах, иногда чуть не повисая в воздухе — и тогда все видели, как напрягался Иван Иванович, удерживая натянувшуюся веревку, — спускался Ваня. Наконец он остановился на маленькой площадке, и веревка в руках Прилучного ослабла. Он снова подтянул ее и замер в напряженной позе. А Ваня медленно, придерживаясь одной рукой за камни, стал передвигаться по карнизу. Временами он протягивал свободную руку, что-то брал с выступов скалы и клал в корзину, привязанную к поясу. Так он, перебираясь с карниза на карниз, спускался все ниже. Примерно через полчаса он дернул за веревку.

— Все, — сказал Прилучный, — наверх просится. Вот ты и ты, — он кивнул Антону и Баланде, которые стояли рядом, — давайте-ко подмогните.

И они потянули. Иван, одной рукой придерживая корзину, а другой слегка отталкиваясь от скал, быстро поднимался. И вот он появился на скале, все такой же невозмутимый и спокойный, как всегда, только немного запыхался да лоб у него был мокрым. Зато в корзине было полно красивых, будто раскрашенных, крупных яиц, да еще из-за пазух он выложил десятка два.

— Вот это да! — ахнул кто-то восхищенно.

— Подумаешь! — пренебрежительно сказал Баланда. — Што особенного-то? Виси на веревке и собирай…

— Посмотрим, как ты висеть будешь, — сказал Арся.

— А што, — завелся Васька, — хоть счас!

Ваня снял рубаху, бросил ее на камень и с полной корзиной направился к дому. А у Ивана Ивановича озорно блеснули глаза.

— Может, и верно попробуешь? — спросил он Ваську.

Баланда потянулся за рубахой.

— Нет! — строго сказала Людмила Сергеевна. — Не сегодня.

— Верно, товарищ комиссар, — согласился Прилучный, — это я что-то не сообразил.

Он поднял рубаху, смотал веревки и тоже ушел.

— Отдыхать! — сказала Людмила Сергеевна. — Можете побродить вокруг, но далеко не уходите. Скоро ужин.

День был тихий. В небе ни облачка, зыбь на море стала меньше, и прибой шумел уже мягко и приглушенно. Мальчишки разбрелись кто куда по каменистой тундре. Кто-то разлегся на плоских, нагретых солнцем камнях, кто-то ушел подремать в палатку. А у дома Прилучных, прислонившись к стене, сидели Арся и Витя Морошкин. Один по одну сторону крыльца, второй по другую…

16

На следующее утро мы, взяв необходимое снаряжение, отправились на работу — на ту самую скалу, по которой лазил вчера Ваня. Он, конечно, тоже был с нами. И Ольга тоже. На этот раз она была в брюках, заправленных в сапоги, но все в той же синей косынке, правда повязанной, как говорят, по-бабьи: лоб и щеки закрыты, а концы завязаны вокруг шеи. За ней, чуть позади, один слева, другой справа, шли Арся и Морошка, насупленные и молчаливые. Ольга посмеивалась.

— Хиханьки да хаханьки? — обернувшись, сурово спросил Ваня.

— Ага! — ответила Ольга.

— Чего платок выходной надела? Пофорсить? — тем же тоном спросил Ваня. — А если птицы загадят?

— Фу, чурбак неотесанный! — рассердилась Ольга.

…И начался наш промысел. Так легко и просто казалось это со стороны, когда мы смотрели, как ловко орудует на скалах Ван Ваныч-младший. И так не легко и не просто оказалось, когда мы попробовали сами. Вначале мы построились по-военному в одну шеренгу и по росту. Прилучный-старший два раза обошел строй, присматриваясь, у некоторых даже мускулы пощупал.

— Кто поменьше да полегче, на скалу полезут, — сказал он и вызвал Борю-маленького, Петьку Шкерта, Морошкина, меня и Славку. Про нас со Славкой он сказал, что мы хоть и длинные, но «тощие», легкие, значит.

Боря выскочил из строя радостный. Славка и Шкерт вышли спокойно. А Витя слегка побледнел и сделал неуверенный шаг вперед, и у меня тоже что-то трепыхнулось внутри.

— Дима, — сказала Людмила Сергеевна, — может быть, тебе не надо вниз? Со мной наверху будешь работать?

У меня даже скулы свело от обиды.

— Почему это не надо?! — грубо сказал я.

— Пусть идет, — сказал Антон, — выдюжит.

Я вышел из строя, злой и упрямый.

Прилучный отобрал десять ребят — самых рослых и здоровых.

— Вы страховать будете, — сказал он, — а другие, значит, укладкой займутся. Поглядим пока, кто на что годен.

— Папаня, — сказала Ольга, — я тоже на скалу пойду.

— Давай, — согласился Иван Иванович и выбрал еще двоих ребят на страховку.

…И вот, накрепко обвязанный веревкой, с корзиной у пояса, я вишу над пропастью и боюсь посмотреть вниз. Где-то далеко под ногами грозно шумят, разбиваясь о камни, волны. С криком, похожим на карканье, носятся вокруг кайры, и множество их сидит на карнизах. Я как-то сумел зацепиться рукой за камень и, нащупав ногами плоский уступ, встал на него. Уступ был довольно широкий, и я, осмелев, перестал хвататься за скалу, веревка крепко держала меня, да и ребята наверху были надежные — Антон и Толик. Справа от меня, чуть повыше, на другом карнизе уверенно стояла Оля, а за ней, вцепившись в веревку, торчал Морошкин. Глаза у него были плотно закрыты.

— Чего глаза-то запечатал? — крикнула ему Оля. — Ты не боись, держись свободней, а то как яйца-то собирать станешь?

Морошка помотал головой и открыл глаза.

вернуться

35

Потравливать, травить — увеличивать длину троса, веревки; приспускать.