Настоящая фантастика – 2015 (сборник), стр. 156

Константин

Я, может быть, чего-то и недоговариваю, но ведь никто об этом и не спрашивает. Мой проводник времени (кнопка) – побочный продукт, он вылез сам собой при проектировании Машины Времени. И если кибернетическую ноль-опцию потока колебания абсолютной системы отсчета принять за…

В кабинете следователя прохладно. Передо мной двое – один столичный, приехал поздно вечером двенадцатичасовым фирменным экспрессом. В фирменном экспрессе окна старого образца, уплотнители не менялись лет двадцать, там щели в два пальца – простыл. Всю ночь знакомился с делом, не выспался, к тому же недавно развелся с женой – белая полоса на пальце свидетельствует о том, что разводу месяц. Заметно нервничает. Губы у столичного слюнявые, красные – искривление носовой перегородки, сужение носовых пазух, нос заложен, дышит ртом.

– Картина у вас? – Губастый спрашивает это седьмой раз.

– Нет.

– Вы были в галерее, система зафиксировала ваш визит! – срывается на крик.

– Был. Как тысячи других. Я не имею права взглянуть на шедевр?

Всю жизнь я живу с чувством, будто попал в этот мир случайно – случайно родился (родители не планировали второго ребенка, но решили оставить), случайно живу. Впрочем, Пикассо тоже посчитали мертвым, когда он родился.

– Назовите себя.

– Константин Броди.

– Расскажите еще раз, когда и как…

Второй – местный, молчун, до этого он все время молчал. Думал о своем.

На днях вернулся с Крита, где отдыхал с любовницей, – на пальце широкое кольцо, сустав чуть распухший, значит, часто снимает. Обувь начищена, но подошвы отстают от верха, в этих местах глубоко проникла пыль цвета слоновой кости – это пентелийский мрамор, вообще-то он белый, но под солнцем желтеет. Акрополь сложен из такого камня. Когда-то я там был, туфли невозможно отмыть и через месяц, пыль очень тонкая и въедливая.

– Вы разработали эту систему, значит, вы единственный, кто мог ее взломать и обойти.

Нет, ее невозможно обойти. Что вы знаете о лохмокотах?

Промышленный планктон не «научен» понимать, где «свой», а где «чужой». Пресекать любые попытки похищения – значит, любые попытки, мои, или ваши, или чьи-то еще. Он понимает только задание. Силовое поле, в которое погружен город, – это интерактивное пространство, гигантская игра, в которой вы – вместо компьютерной мыши. Ходите по четко прописанным значениям слов, движений, звуков, они в «голове» лохмокотов. Но лохмокоты никогда не смогут понять то, что делают.

А насчет полетов мадам – подтверждаю.

Я лично летаю давно, но только по ночам. У меня собственные силовые крылья, а за спиной ранец с микроколонией лохмо. Иначе как бы я сбежал из психушки.

Опомнитесь, люди! Мадам ни за что не вложила бы миллиард, не будь она твердо уверена в том, во что вкладывает, – естественно, я продемонстрировал силовые крылья. Летал. Потом летала мадам, я передал ей свой ранец. Свидетели? Бог мой, без свидетелей.

В кабинет постучали, заглянули, позвали.

«Вот заключение». – Молчун пробегает глазами бумаженцию. Передает Губастому, тот долго вчитывается.

– Мадам разбилась?

– Нет, она умерла от старости. Но в полете.

– Боже, какой конец…

Смешно так думать. Это ведь только начало.

Мэра зачем-то приволокли:

– Какие крылья? Вы что, полезли на скалу с мадам?

– Пять дней лазили. Летали, – отвечаю честно.

– Бросьте! – Губастый смотрит на меня. – Этот ненормальный два месяца назад сбежал из психушки, там он создавал Машину Времени.

– Ах вот оно что! – простонал мэр. – Поразительно, я ведь поверил! Очень убедительно, очень…

Он долго еще бормотал что-то и потирал вспотевшую лысину: «…так убедительно… так…»

– Мадам была счастлива, и не моя вина в том, что она умерла. Кстати, надо бы заняться механизмом старения, я уже первую прикидку делал…

А в это время на другом конце города в дверь к господину Шимпфу постучали. Оторвавшись от созерцания рисунка отельных обоев, он неуверенным шагом подошел и открыл дверь. Посыльный мальчишка внимательно посмотрел на Шимпфа, затем перевел взгляд на фото в руке, кивнул и протянул ему тубу:

– Это вам просили передать.

Развернулся – и только пятки сверкнули.

Смутно понимая, что происходит, Шимпф вернулся в комнату и вытянул из чехла содержимое. Холст оказался неожиданно легким. Быстрым движением человека, догадавшегося о чем-то, но еще не убедившимся в своей догадке, он развернул полотно и тихо засмеялся…

Из дневника мадам Гогенски

Завещание

«Все мое состояние (движимое и недвижимое) я жертвую на разработку технологии свободного полета человека.

Я знаю, что в будущем люди будут летать. Нет, у них не вырастут крылья. Я вижу, как сотни людей парят над городом – руки раскинуты в стороны, и кажется сотни самолетиков летят в самых разных направлениях и на самых разных высотах.

В будущем каждому новорожденному делается прививка Броди (по фамилии ученого). Так, на сетчатку глаза ребенку наносят наноинтерфейс (переходник-шлюз системы человек-лохмо-лого). Импульсы активизации силовых крыльев поступают прямо из мозга в момент потери точки опоры. Страх падения с высоты запускает механизм активации локального пространства вокруг человека. Как цементный раствор схватывается, так возникает поддерживающая сила – пространство откликается, мгновенно роботизируется, генерируя силовые крылья (силовое поле Броди). И человек летит!

Я знаю это чувство, когда летишь над Землей, – Свобода. В твой крохотный мир вдруг врываются свет и воздух, как будто бы полет – какая-то измерительная единица жизни.

Свобода. Мелькает под тобой земля – точки-домики-улицы-поля-города, выпячивая груди гор и пряча шрамы ущелий; мелькают лодки, и кто в них – не знаешь, плывут себе вдаль, качаются на волнах ослепительно-белых, невидимые безмолвные далекие живые чьи-то сердца-точки.

Кажутся так рядом.

Свобода – смотришь вверх и думаешь, вот так же кто-то смотрит из космоса на Землю, и кто там, над головой, не знаешь, летят их невидимые безмолвные едва различимые живые сердца-звезды.

Но ты достаешь взглядом до самого-самого черного-черного дна, пробиваешь его, разрубаешь, протискиваешься вперед.

И кажешься им так рядом.

И возникает чувство причастности, единства, чего-то такого большого, что и умом не объять, только можно почувствовать

свое место

в бесконечной цепочке

живых сердец…»

И рисунок карандашом внизу –

река. Остров посреди.

Мерцающей звездочкой одинокий костер вдалеке,

такой не греет душу. И удержать не может.

И маленькая девочка стоит на скале одна,

раскинув руки…

Владимир Венгловский

Спутанные одной сетью

1. B

Единственный выходной продолжался уже три дня. Мягкое кресло согревало спину, клетчатый плед – ноги, а взгляд тешила полупустая бутылка «Хеннесси», стоящая на журнальном столике. «Квантум пять» по-прежнему холодил правый висок, но связь с внешним миром я надежно заблокировал. После дела о взломе военного ведомства можно как следует отдохнуть – без меня «Ньютон компани» всё равно не обойтись. Начальство сейчас купается в лучах славы, передав хакеров-неудачников в руки служителей закона, а я наслаждаюсь одиночеством, теплом и дорогим коньяком.

Органайзер Аттенборо, выполненный в виде большой прямоходящей ехидны с честными глазами, загребущими руками и вредным характером, гулял по рабочей области взад-вперед, изредка зыркая в мою сторону. Он изо всех сил пытался выглядеть, как зверь, которому хочется сказать что-то Очень Важное. Я сохранял молчание.