Настоящая фантастика – 2015 (сборник), стр. 150

Но ведь можно, говорил я, так же стереть память после совета корабельной команды. Чтобы продолжившие путь всё забыли.

Стёпка сказал, что у них это считается преступлением. Удалить память в фазе быстрого сна допустимо их этикой. Быстрый сон – как снежинка под солнцем. Человек сам, проснувшись, через несколько мгновений не помнит, что ему снилось. А стирание памяти наяву считается насильственным изменением личности и столь же неприемлемо, сколь и насильственное лишение жизни.

Но ведь герои вернутся на Землю. Спустя века. И узнают, что они делали выбор и что часть команды вовсе не погибла, а просто вернулась на Землю. Стёпка ответил, что знание, жгучее и разрушительное в пути, после возвращения не будет настолько губительным. Ведь они достигнут своей цели и их великая мечта сбудется. В таком сложном случае любое решение будет жестоким. Но нужно приложить все усилия, чтобы жестокость была наименьшей из возможных.

А были ли команды, целиком решившие вернуться? Чтобы лететь к своей звезде на новом корабле? Мальчишка беспомощно улыбнулся: «Нет».

А если останется только один? Или несколько человек? Среди которых не будет врача? Двигателиста? Капитана, наконец?

Это самое сложное и больное место, сказал мне паренёк из будущего. Автоматика ваших кораблей позволяет привести их к цели и назад даже в одиночку. Это невероятно трудно, но это возможно. Это – их путь. Мы преклоняемся перед мужеством и самопожертвованием, хотя всех зовём домой. А капитаны, сказал Стёпка, за всю историю работы АК не покидали свои корабли ни одного раза.

Огоньки иллюминаторов так же светились в вечной ночи. В оптике были видны десятки людей, чем-то занятых… Взволнованных… Двигающихся и жестикулирующих…

– Почему задерживаете старт? Я отдал приказ выйти из зоны контакта и свернуть пространство десять минут назад.

В лице второго пилота приюта, казалось, не было ни единой кровинки. Он был в шоке.

– Что с вами? Что случилось?

– Я не могу стартовать, капитан.

– Объясните.

– Размыкая контактные поля, я получил данные терминала «Синей птицы». Это не результат наших действий, капитан. Это невозможное, немыслимое совпадение. Я отказываюсь уводить приют. Готов принять любое наказание.

– Что у них произошло?

– Магнитные ловушки «Синей птицы» в критическом состоянии. Поломка фатальна. Изоляция антиматерии откажет в течение часа, и корабль аннигилирует. У них нет технических возможностей этому воспрепятствовать.

Два хранителя этики смотрели в лица друг другу долгую минуту.

– Нам придётся отвечать перед советом хранителей вместе. Тревога всем службам! Спасательные расчёты – к действию!

В аварийном режиме на работу псиоников и психологов просто не оставалось времени.

Людей, только что переживших гибель большей части товарищей и отчаянно борющихся за жизнь корабля, хватали прозрачные смерчи и глотали в пустоту на глазах у тех, кому удалось увернуться от первого укуса. Но потом и они, проглоченные и переваренные воронками свёрнутого пространства, оказались на полу в большом круглом зале вместе с теми, кто были проглочены минутой раньше.

Зажглись огни. У дальней переборки стоял пожилой мужчина в незнакомой форме.

– Я капитан корабля службы адаптации флота объединённых миров.

Голос был тихий, но все слышали каждое слово. Шок от пережитого не позволял что-либо говорить или делать.

– Я нарушил закон и готов принять в свой адрес любые ваши действия и обвинения. Я также буду отвечать перед советом хранителей этики. Но прошу вас понять, что я не мог оставить вас погибнуть прямо на глазах у всего нашего экипажа.

Они на самом деле добрые и мудрые. Они бережно отнеслись к нашему достоинству. Они всё продумали правильно.

Но они не предусмотрели того, что обе половины экипажа встретятся.

Мы должны были влиться в новое человечество, а они – достать звезду с неба и вернуться на Землю через много лет после нашей смерти. Или никогда не вернуться.

Стены зала были прозрачными. Мы стояли в пустоте, в неверном сиянии россыпи немигающих светлячков Млечного Пути, в центральном зале крейсера, на полпути к красному гиганту Бетельгейзе. Тремя несмешивающимися группами. Герои. Негерои. И люди будущего.

Медленно зарастала слепая дыра в пространстве, прожжённая ослепительной вспышкой. «Синяя птица» перестала быть, оставила нас, по своей воле или по принуждению, но не разделивших её судьбу.

Я не мог отвести взгляд от глаз Роберта. Он тоже смотрел на меня, не мигая.

Крейсер сворачивал пространство. Звёзды меркли.

Мы смотрели в глаза друг другу, и я понимал, что нам придётся учиться жить с этим.

Владимир Венгловский

Прах тебя побери!

Лошадь Очкарика пала утром. Пришлось нашему атаману забирать себе коня Санька, а Саньку – ехать вдвоем со мной на многострадальном Гнедом. Про то, чтобы Санёк забрался в седло вместе с Жирным, никто и не заикался. Если судить по суммарному весу, то это уже выходил не двойной, а даже тройной или четверной груз.

Через час, в течение которого мы старались не попадаться под руку разъяренному атаману («Вот же тупая скотина, – кричал он, – как ты управлял такой клячей?! А, чтоб ты сдох!»), на горизонте показался всадник.

– Осторожнее! Лошадь не заденьте! – гаркнул Очкарик, спрыгнул с коня, уступая седло Саньку, и выхватил из-за спины меч. – На меня! На меня гоните!

Зубы Очкарика золотом блеснули на солнце.

– Ясен факт, – ухмыльнулся Жирный. – На ловца и зверь бежит!

Незнакомец остановился и повернул обратно.

– Уходит, Глеб! – Санёк выхватил пистолет и выстрелил. Пуля тут же осыпалась прахом вниз.

– Придурок, – сказал я, прочищая ухо мизинцем.

Санёк с удивлением заглянул в пистолетное дуло. В отличие от нас он редко покидал пределы селения. Угораздило же меня связаться с таким идиотом!

– Давайте быстрее! – бесновался Очкарик. – Глеб, сзади заходи, отрезай ему путь!

Всадник вдруг передумал удирать. Он вновь развернул черного коня и поскакал нам навстречу. Еще один псих, встреченный мною за последние несколько дней.

Жирный приближался к незнакомцу первым, раскручивая над головой длинный меч. Основная добыча теперь ему достанется. Хотя, что может быть ценного у путника, кроме коня и кристалла памяти? Конь – Очкарику. А кристалл… Я опустил ладонь на холодную рукоять меча и ухмыльнулся. Мы еще посмотрим, кому что перепадет.

Незнакомец не потянулся к своему мечу. Вместо этого он выхватил пистолет и выстрелил прямехонько в грудь Жирному.

– В?ва?а?а! – Жирный грузно рухнул под копыта коня.

Я остановил Гнедого.

Ничего себе! Прах меня побери!

Санёк продолжал мчаться к незнакомцу. Видимо, мысленная комбинация «Пуля, не рассыпавшаяся прахом, – смерть» с трудом обрабатывалась его мозгом.

Выстрел! Санёк упал в прах лицом вниз. Его конь заржал и умчался в пустыню.

Очкарик на мгновение остановился, подняв двумя руками меч высоко над головой, словно от растерянности вызывая противника на честный поединок. Путник не спеша прицелился и нажал на спусковой крючок. Осколки стекол с очков нашего атамана брызнули в стороны кровавым дождем… И пистолет незнакомца уставился мне между глаз.

Я повернул коня.

«Н-но!»

Поздно! Раздался грохот выстрела, пуля чиркнула по левому плечу. От резанувшей боли я упал, ударился головой и потерял сознание.

* * *

Когда я пришел в себя, то увидел незнакомца, который сидел невдалеке и копался в сумке на поясе у Санька.

– Ни хрена хорошего, – пробурчал он. – А ты лежи-лежи, не вставай. Успеешь еще в прах лечь. Тебе повезло, что я никогда не трачу на уродов больше одной пули. Прах к праху, – сказал он и срезал ножом кристалл с цепочки на шее Санька.

Тело Санька рассыпалось, смешавшись с серой пылью пустыни.