Шерлок Холмс в Америке, стр. 23

Холмс участливо кивнул:

– Люди вообще дурны по своей природе, мой друг, вот как я скажу. Честный человек вроде вас заключил честную сделку, а что получил в итоге? Удар в челюсть, а все потому, что пройдохам, таким как Вальгрен, просто нельзя доверять. Старый обманщик получил по заслугам, я считаю.

– Точно, – сказал Ларссон, заглатывая очередную стопку. – Но я бы хотел найти чертов камень, а иначе не видать нам наших денежек.

Холмс долго и печально тряс головой.

– Не видать, – повторил он несколько раз. – Вы правы, Магнус. Оскар не заплатит, если у вас не будет камня.

– Нет, вы не понимаете, – ответил Ларссон, притянув к себе Холмса и положив обе руки ему на плечи, словно обращался к самому лучшему другу в мире. – Есть и другой король. В Чикаго. Спичечный король. У него полно деньжищ. И он хочет заполучить камень.

– Тогда давайте выпьем за спичечного короля, – предложил Холмс, выскальзывая из объятий Ларссона, а потом шатающейся походкой проследовал к бару, где налил себе еще одну стопку, расплескав половину, и дрожащим голосом сказал: – За спичечного короля, за мистера… – Внезапно его пьяная физиономия вытянулась в замешательстве; Холмс замолчал, видимо пытаясь выудить нужное имя из затуманенной алкоголем памяти, а потом пробормотал: – Магнус, старина, а как звать этого спичечного короля, а?

Но Ларссон, раскачивающийся, словно огромное дерево на ветру, казалось, не слышал вопроса. Вместо этого он сильно стукнул Холмса по спине и внезапно сказал:

– Женщина – вот кто мне нужен. Да, и я знаю одну подходящую. Вы ее видели.

– Да, – громко ответил Холмс. – Я ее много раз видел. Да, разумеется, я ее видел.

Мой друг облокотился на стойку, и мне на мгновение показалось, что он вот-вот потеряет сознание. Однако, хотя поезд его мыслей был на грани крушения, великий сыщик как-то смог поднять голову и произнести:

– Я ее видел много раз. Как ее зовут, о ком речь-то?

– Мэри Комсток, о ком же еще? – Ларссон широко осклабился, как сатир. – Эта такая женщина, что мужчина может потеряться, но я не против подобного путешествия. Она может такое творить, что…

Эти слова стали последними для Ларссона в тот вечер. Он обернулся к толпе, причем глаза его были столь неподвижными и остекленевшими, что я засомневался, видит ли он что-то вообще. Потом писатель внезапно начал сползать на пол, а затем рухнул и больше не двигался.

Холмс, выглядевший ничуть не лучше, чем поверженный соперник, посмотрел на толпу, не верившую своим глазам, и хихикнул:

– Ну, думаю, победа останется за мной.

Рафферти тут же взял ситуацию под свой контроль:

– Мистер Смит, будьте любезны осмотреть мистера Ларссона, все ли с ним в порядке. А потом нам лучше сразу же уйти.

Я склонился над шведом. Дыхание, как и следовало ожидать после такого количества алкоголя, было поверхностным и затрудненным, но пульс оставался нормальным, поэтому я счел, что ему ничто не угрожает.

– Ему нужно проспаться, – сказал я Рафферти, – и, думаю, завтра утром его замучает ужасная головная боль.

– Хорошо, тогда давайте попрощаемся с этим гостеприимным заведением. Помогите мне увести вашего хихикающего и глупо улыбающегося друга.

Мы взяли Холмса под руки и вытащили из таверны, а он тем временем начал распевать старинную английскую застольную песню, слова которой мне стыдно повторить.

Глава восьмая

Говорят, он самый богатый швед в Америке

Холмс продолжал горланить свою непристойную песню, пока таверна «Маджестик» не осталась далеко позади. Я мог лишь догадываться, какой шум он устроит в отеле. Однако, едва мы свернули на Бродвей, как называлась главная улица Александрии, Рафферти оглянулся, а потом внезапно отпустил Холмса со словами:

– Ну все, нас не видно.

К моему удивлению, Холмс тут же прекратил свой кошачий концерт, решительно высвободившись из моих рук, а потом сказал совершенно нормальным голосом:

– Мой дорогой Уотсон, как вам наш маленький спектакль? Что думаете?

На самом деле я ничего не мог думать, поскольку пришел в волнение от такого быстрого и неожиданного возвращения Холмса в трезвое состояние.

– Я… рад видеть, что вы… хорошо себя чувствуете, – запинаясь, промямлил я. – Но, ради всего святого, как вы смогли столько выпить и все еще… – Я подыскивал подходящее слово, которое тут же подсказал мне Рафферти, разразившись смехом:

– Стоять? Это вы пытаетесь сказать, доктор?

– Ну да.

Холмс, которого происходящее, видимо, забавляло не меньше, хлопнул меня по спине со словами:

– Это розыгрыш, старина, всего лишь любезность со стороны нашего дорогого друга мистера Рафферти.

Шэд, который согнулся пополам и сотрясался от такого сильного смеха, что я боялся, как бы он не нажил себе грыжу, наконец распрямился и в качестве объяснения извлек здоровенную бутылку из недр своего просторного плаща:

– Теперь вы понимаете, почему я не стал раздеваться в стенах этого замечательного заведения, хотя внутри и было жарко, как в аду. Это та самая бутылка аквавита – на мой вкус, отвратительного и безвкусного пойла, – которую бармен принес мистеру Холмсу. А теперь посмотрите, доктор, и скажите, что вы видите.

Мы стояли рядом с уличным фонарем, и в его мягком свете я отчетливо видел, что бутылка полнехонька.

– Вы подменили бутылки! – догадался я. – Но?..

– …как я это сделал? – перебил Рафферти, подхватывая мою мысль. – Это было довольно просто. Понимаете, среди многих способностей, которые я приобрел, двигаясь по извилистой дороге жизни, присутствует и ловкость рук. Я научился подобным фокусам в Виргинии у карточного шулера по имени Эдгар Вальдез. У него были такие проворные пальцы, что он мог бы запросто украсть исподнее у детектива в штатском и тот ничего и не заметил бы, это факт! Беднягу Эдгара в итоге застрелили, как это часто бывает с шулерами, но он научил меня паре трюков, до того как его отвезли в деревянном ящике на кладбище в Бут-Хилл [16]. Ну что? Складывается картинка, доктор?

Я восстановил в памяти события в «Маджестик» и вспомнил, как Рафферти изучал бутылку аквавита, а потом обернул ее полой пальто, чтобы вынуть пробку. Конечно! Тогда-то он и подменил бутылку на такую же, которую пронес в кармане! Рафферти тут же подтвердил, что все так и было.

– Это вообще не представляло сложности. После того как мы с мистером Холмсом утром спланировали наше небольшое представление, я днем забежал в «Маджестик», осмотрелся и побеседовал с мистером Эриксоном. Пока мы с этим джентльменом обменивались мнениями о плюсах работы барменом, я узнал, какую марку аквавита подают в его заведении страждущим клиентам. А потом без проблем приобрел точно такую же в другом питейном заведении.

– После чего вылили содержимое и заменили его подкрашенной водичкой, – закончил я.

– Не совсем, – возразил Холмс. – Для пущей правдоподобности мистер Рафферти настоял на том, что нужно добавить в воду достаточное количество аквавита, чтобы чувствовался запах. Однако могу заверить, Уотсон, что, даже будучи разбавленным в девяносто пяти процентах воды, аквавит малоприятная штука. Но так нужно было для дела, поскольку мы с мистером Рафферти пришли к выводу, что Магнус Ларссон достаточно умный человек и вряд ли откроет свои секреты, пока у него не развяжется язык. Вот так у мистера Рафферти появилась идея провести соревнование по пьянству. Должен сказать, гениальная идея!

– Ну, не знаю насчет гениальности, но вроде все получилось, как мы и хотели. Плохо только, что мистер Ларссон заснул раньше, чем мы смогли еще что-нибудь вытянуть из него.

– Это точно, – согласился Холмс. – Но я тем не менее доволен, поскольку мы узнали четыре важные вещи. Во-первых, Олаф Вальгрен по невыясненным пока причинам нарушил договоренность и не продал артефакт Ларссону. То есть камень все еще находился у Вальгрена и стал поводом для убийства. Во-вторых, мы узнали, что Магнус Ларссон отказался от всяких попыток продать находку королю Оскару и шведскому правительству. Загадка в том, почему это случилось. В-третьих, у нас есть новая информация о человеке из Чикаго, предположительно очень богатом, который намерен купить камень. К несчастью, мы не в курсе, как его зовут; знаем лишь, что он известен как спичечный король. И наконец, у нас есть доказательства наличия какой-то связи между мистером Ларссоном и Мэри Комсток. Правда, пока мы не понимаем природу их взаимоотношений и не знаем, какое это имеет отношение к убийству Олафа Вальгрена.