Гардемарины, вперед! (1 и 2 части), стр. 43
Необходимо найти способ получить бестужевские письма у Брильи. Но как?
Исчезновение девицы Ягужинской не заботило Лестока.Пусть ее, видно, решила отсидеться в каком-нибудь монастыре.Анастасия Ягужинская пуглива и покладиста, она могла бы еще пригодиться следственной комиссии, но сейчас не до нее. И так дел по горло.
И вдруг, читая показания какого-то недоросля, курсанта навигацкой школы, Лесток встречает описание побега Ягужинской. И с кем? О Брильи в первую очередь скажешь — «носат»… И сроки совпадают точно. Неужели она бежала с французом?
В дом на Малой Морской улице солдаты явились ночью. Марфа Ивановна долго спрашивала перед закрытой дверью — кто да зачем, а когда наконец поняла, слабо ахнула, сняла засовы и спряталась в маленький закуток в сенях, где и простояла до утра.
«Куда меня повезут? Опять на допрос?- думал Александр,спешно одеваясь. — Зачем? Все уже рассказал. А может, пронюхали про вчерашнюю дуэль? Так не было дуэли-то, господа! Хотя по нашим законам все равно — петля!»
Лукьян Петрович вылез из теплой постели, пришел в горницу, по которой со скучающим видом расхаживали солдаты. Один из них, молодой, щербатый парень, бросился навстречу:
— Хозяин, попить бы, а?
Лукьян Петрович посмотрел на него испуганно и ничего не ответил.
— Хозяин, морсу бы или кваску, а,- продолжал просительным тоном солдат, шепелявя так, что разобрать его слова можно было только с величайшим трудом.
— Ты, Кондрат, в одном доме водки просишь, во втором закуски, а в третьем рассолу, — проворчал старый драгун, покойно сидя в кресле Лукьяна Петровича.
Перед тем, как войти в горницу, Александр остановился, перевел дух, потом решительно открыл дверь, но, увидя там, кроме солдат, Лукьяна Петровича, смешался и виновато произнес:
— И вас разбудили?
— Саша, за что? Куда? — Старик дрожащей рукой перекрестил Александра.
— Простите, что навлек подозрение на ваш дом, но я…
— Полно, полно… Бог с тобой!
— Хозяин, горло пересохло, сил нет!
— Да выйди ты в сени, — взорвался вдруг Лукьян Петрович, — там воды целая бочка. Хоть топись!
— Но, но!- обозлился щербатый.- Поговори у меня! Как ошалели все. Воды попить нельзя. А ну пошли!- подтолкнул Александра к выходу разлапистой рукой.
Белова отвели на улицу Красную, где в двухэтажном особняке заседала следственная комиссия. В нарядном этом доме, выходящем высокими чистыми окнами на реку Мойку, проживала когда-то Елизавета, и из уважения к императрице в комнатах поддерживались прежний порядок и роскошь.
Солдат спереди, солдат сзади, солдат сбоку. Колеблется пламя свечи в руке конвоира, и особняк, словно престарелая красавица, спешит показать свое тронутое тленом великолепие. То золоченая рама выплывает из темноты, то парчовая портьера засеребрится, как водная гладь, то чье-то лицо — не сразу поймешь, живое или нарисованное, блеснет глазами и исчезнет.
Шепнул ли драгун это слово, это сказочное имя — Лесток, или только почудилось Александру? Или сами стены в этом доме бормочут, шуршат, как мыши, — Лесток, Лесток…
Дверь распахнулась, и Александр, зажмурившись от яркого света, шагнул в просторную залу. В лицо пахнуло нагретым от свечей воздухом. Александр боялся открыть глаза. «Да, я у Лестока. Драгун сказал правду. Дуэль здесь ни при чем. Меня вызвали по делу заговорщиков. Чем-то я их заинтересовал. Ты у Лестока, курсант Белов. У тебя на руках козырный туз. Только не сболтни лишнего. Спокойнее, спокойнее… Удача ведет тебя за руку».
О лейб-медике императрицы ходила в обеих столицах дурная слава. Должность хирурга приучила его спокойно относиться к виду крови и хрусту костей, какая разница, где свежевать плоть — на дыбе или операционном столе? Чужие страдания не волновали царского лекаря, и все подследственные, зная об этом, стояли перед Лестоком в гусиной коже от страха.
Великий человек сидел, втиснув тучное тело в кресло. Вытянутые ноги в больших желтых туфлях покоились на низкой, обитой бархатом, скамейке. Он был без камзола, рубашка прилипла к телу, затемнила мокрыми пятнами подмышки, пышное жабо распласталось под тяжестью двойного подбородка. На лысой, не покрытой париком голове,отражались огоньки свечей пудовой люстры-паникадила, и казалось, что от круглой головы идет сияние. Он поигрывал сцепленными на животе пальцами и ждал, пока мальчишка отупеет от страха, затрепещет и можно будет начать разговор. Но курсант не трепетал, а с провинциальной восторженностью, и даже с какой-то идиотской беззаботностью, таращил глаза.
«Либо глуп, либо смел», — подумал Лесток и начал, грозно сведя брови к переносью:
— Когда и зачем прибыл в Петербург?
— Прибыл пять дней назад, томимый желанием попасть в гвардию.
— С какой нуждой пришел в дом графа Путятина? Александр отвечал на вопросы не торопясь, обстоятельно и подробно, но все свои поступки объяснял одной и той же нелепо настойчивой фразой: «Движимый мечтой о гвардии…» Присказка эта повторялась столь часто, что Лесток, наконец, не выдержал и спросил с раздражением, зачем Белову нужна гвардия и какое отношение гвардейцы могут иметь к их разговору. Страстная, патриотическая речь во славу лейб-кампанейцев и преображенцев была прервана язвительным вопросом:
— Под окнами у Анастасии Ягужинской дежурил ты, шельмец, тоже движимый мечтой о гвардии?
— Да,- быстро согласился Белов,не смутившись и словно не понимая нелепости своего ответа.
«Глуп», — подумал Лесток и спросил:
— Знал ли ты, что девица на подозрении?
Знал,поскольку мать ее была арестована,а слухи в Москве быстро расползаются.Он шел по улице в приятных мечтах о гвардии и вдруг увидел юную девицу в окне. Поскольку упомянутая девица весьма красива и лицезреть ее не лишено приятности, он притаился за липами. Вскоре к дому подошел мужчина в дорожном плаще и шляпе и завернул к черному ходу в дом Бестужевых.Он, Белов, продолжил свой путь, а спустя полчаса, опять проходя мимо дома, не переставал думать о гвардии…
— Это я уже понял. Дальше!
— И спустя полчаса, поглощенный мыслью о гвардии,- твердо повторил Белов, — я заметил, как из дома вышел упомянутый господин и дама, в которой я с удивлением узнал девицу Ягужинскую. Они прошли вдоль палисадника и завернули за угол, их, очевидно, ждала карета.
«Милая,- думал Александр,- прекрасная, прости меня. Я проболтался, как олух, как последний болван! Но ведь я даже предположить не мог, что твой ночной отъезд- побег от мучителей. Какое счастье, что они не знают, где ты!»
— Опиши господина, — приказал Лесток.
— Высокий, важный, носатый. Хороший такой нос! Тень от него была как от коромысла. Что еще? Шляпа с полями. Темно было. Хорошо не рассмотрел. Да я и не рассматривал.
— Да, — усмехнулся Лесток, — ты же был поглощен мыслями о гвардии. Узнаешь этого человека, коли увидишь?
— Пожалуй, узнаю.
— Вот что, курсант. — Лесток задумчиво погладил лысину. Рыжеватые умные глаза его внимательно прошлись по Сашиной фигуре.- Ты исполнишь мое поручение. Небольшая прогулка в обществе приятного человека. Ты должен будешь узнать того мужчину, о котором сейчас шла речь. Если ты справишься с поручением, то по возвращении твоем мы продолжим разговор о гвардии.
— О, ваше сиятельство…
— О нашей сегодняшней беседе не должна знать ни одна живая душа. Я не стращаю тебя смертной казнью, до этого не дойдет. Я тебя просто… — Холеная короткопалая кисть вдруг взметнулась из оборок манжета, и Александр поспешно кивнул, сделав непроизвольно глотательное движение.
— Куда и когда ехать, ваше сиятельство?
— Куда — знать тебе не надобно. За тобой придут. Поедешь с поручиком лейб-кирасирского полка,- Лесток помедлил, словно раздумывая, стоит или нет называть фамилию.
— С поручиком… — не удержавшись, подсказал Александр.
— Бергером.
23
Австерия уже работала. А может, она и не закрывалась на ночь, готовая выдать по первому требованию вина, колоду карт и дымящуюся трубку.