Оборотень из болот, стр. 16

Снаружи снова послышался вой.

Вроде бы где-то совсем далеко.

Он был едва различим сквозь свист штормового ветра.

Я рванулся к окну. Сейчас я немного прихрамывал, потому что больная нога затекла, пока я лежал в кровати. Я прижался лбом к оконному стеклу и уставился в темноту.

Бледная луна – серая, точно череп – висела низко в черном как уголь небе. Роса тускло поблескивала на траве.

Окно слегка задребезжало под очередным порывом ветра.

Я испуганно отпрянул. И снова прислушался.

Да, мне не послышалось. Снова раздался вой.

У меня по спине пробежал холодок.

Потому что на этот раз – ближе. Гораздо ближе. Или это просто ветер принес звук от болот?

Я напряженно вглядывался в темноту. Высокая трава клонилась под ветром и колыхалась из стороны в сторону. Казалось, что земля превратилась в бурлящий океан, залитый бледным Светом луны.

Вой прозвучал снова. Еще ближе.

Я по-прежнему ничего не видел.

Но уже понял, что не успокоюсь, пока не узнаю, кто это воет.

Я натянул джинсы прямо поверх пижамных штанов. Вроде бы дело нехитрое – джинсы надеть, но в темноте, да еще в спешке я провозился, наверное, минут десять.

Я уже бросился к двери, как вдруг снаружи раздался какой-то грохот. Я сразу замер на месте. Да. Оглушительный грохот.

Прямо снаружи.

У самого дома. На заднем дворе.

Я пулей вылетел в коридор. Нога разболелась, но я уже не обращал никакого внимания на боль.

Я добрался до кухни, отпер заднюю дверь и рывком распахнул ее. Сильный порыв ветра ворвался внутрь и едва не отбросил меня от двери. На самом деле. Меня и вправду едва не сдуло.

Ветер был жарким и влажным.

Я шагнул было через порог, но очередной порыв ветра снова отшвырнул меня назад.

В голову лезли даже не мысли, а полный бред. Ветер пытается удержать меня в доме. Ветер не хочет, чтобы я вышел на улицу и увидел наконец то загадочное существо, которое издает этот жуткий вой.

Низко пригнувшись, я все-таки выбрался на крыльцо и скатился вниз по ступенькам.

– Ой, – вырвалось у меня. Минуя крыльцо, я случайно оперся всем весом на больную ногу.

Я замер на месте, дожидаясь, пока глаза не привыкнут к полумраку. И все это время я напряженно прислушивался.

Но не слышал ничего, кроме свиста ветра, который как будто давил на меня, загоняя обратно в дом.

В лунном свете трава на лужайке казалась серебристо-серой. И не только трава. Словно весь мир стал серебристо-серым… и замер в тишине.

И я смотрел в это дрожащее марево лунного света. Я обшарил глазами весь задний двор. Но ничего подозрительного не увидел.

Но ведь я явственно слышал грохот. И металлический лязг. Просто так ничто не загремит. Значит, кто-то здесь был. Я только никак не мог сообразить, что же такое гремело.

И почему вой прекратился, как только я вышел на улицу?

Странно все это. Ужасно странно.

Пронизанный сыростью ветер дул мне в лицо. У меня все лицо стало мокрым. Я постоял еще пару минут, но все без толку. Признав свое поражение, я развернулся и собрался было возвращаться к себе.

И тут я увидел…

Мне казалось, что я заорал во весь голос. Но У меня изо рта вырвался лишь сдавленный хрип.

Волк-оборотень снова охотился в эту ночь.

И его жертвой на этот раз стали…

25

Впечатление было такое, что все это происходит во сне. Я шагнул к оленьему загону, согнувшись едва ли не пополам, чтобы ветер не сбил меня с ног.

– Папа! – Я хотел крикнуть, но голоса не было. Горло сдавило от страха. – Папа!

Глядя прямо перед собой, я сделал еще один шаг.

Дальше я не пошел. Я все видел и так. Жуткая сцена кровавого пиршества. Темная кровь на земле. Бледный свет и густые тени. В мире как будто умерли все звуки, остались только шум крови у меня в ушах, непрерывный вой ветра и дребезжание железной сетки.

Я не хотел подходить близко. Но все-таки сделал еще один шаг, словно меня тянула какая-то неодолимая сила.

– Папа! Папа! – Я не слышал собственных воплей. И знал, что папа тем более их не услышит. Но я все равно продолжал кричать.

Потому что мне очень хотелось, чтобы ко мне вышел папа. Чтобы рядом со мной был хоть кто-нибудь. Чтобы только не быть одному.

Потому что мне очень хотелось, чтобы все это оказалось кошмарным сном. Чтобы не было этой ужасной дыры, продранной в сетке загона. Чтобы этот мертвый олень, истекающий кровью, оказался живым. Чтобы сейчас я зажмурился и проснулся у себя в комнате…

Пятеро оставшихся оленей сбились в тесную кучку в самом дальнем углу загона. Они все смотрели на меня. Смотрели со страхом.

Меня обдувал жаркий и влажный ветер. Но меня бил озноб. Меня буквально трясло от ужаса. В горле стоял противный комок. Я тяжело проглотил слюну. Раз. Другой. Но легче не стало.

А потом, словно что-то меня подстегнуло, я сорвался с места и побежал в дом.

– Папа! Мама! Папа! – вопил я на бегу.

У меня вновь прорезался голос.

Но мои пронзительные вопли, подхваченные ветром, были больше похожи на вой – на тот самый зловещий и жуткий вой, который не дал мне сегодня заснуть.

Папа вытащил растерзанного оленя из загона и оттащил его в самый дальний угол двора. Потом сходил в гараж, принес большой лист картона и закрыл дыру в сетке. Все это время я наблюдал за ним из кухонного окна.

Когда папа уже возвращался в дом, порыв сильного ветра едва не сорвал дверь с петель. Папа чертыхнулся себе под нос, захлопнул дверь и запер ее на замок.

Лицо у него было мокрым от пота. Левый Рукав пижамы был весь забрызган грязью.

Мама налила папе стакан воды прямо из-под крана, и он осушил его залпом. Потом схватил кухонное полотенце и вытер пот со лба.

– Боюсь, что твой пес – убийца, – тихо сказал он мне и швырнул полотенце на стойку.

– Это не Волк! – с жаром возразил я. – Не Волк!

Папа ничего не ответил. Он сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул воздух. Мама с Эмили молча смотрели на него.

– Почему ты считаешь, что это Волк? – не отставал я от папы.

Он нахмурился:

– Там на земле были следы. Отпечатки собачьих лап.

– Это не Волк, – упрямо повторил я.

– Утром я отвезу его в собачий приют, – сказал папа. – Который в соседнем районе. Я знаю, там есть.

– Но они его усыпят! – в отчаянии завопил я.

– Твой пес – убийца, – сказал папа тихо, но твердо. – Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, Грэди. Правда, я все понимаю. Но эта собака – убийца.

– Это не Волк, – повторил я в который уже раз. – Папа, я знаю, что это не Волк. Я слышал звериный вой. Волчий вой. Настоящего волка, не нашего.

– Грэди, пожалуйста… – начал папа устало. Но я не дал ему договорить. Сам не знаю, чего меня дернуло заговорить об оборотне. Слова вырвались сами.

– Это не Волк. Это оборотень. Там, на болотах, живет оборотень. Мы все смеялись над Касси, а она права. Это была не собака и даже не волк. Это оборотень убивал животных. И птицу, и кролика, и твоего оленя. Оборотень, который превращается в волка.

– Грэди, может быть, хватит… – раздраженно проговорил папа.

Но я опять перебил его на полуслове. Я уже не мог остановиться.

– Я знаю, папа, что это оборотень. – Я сам с трудом узнавал свой голос, такой пронзительный и противный, как у девчонки-плаксы. – На этой неделе луна на небе полная, так? А этот ужасный вой начался именно при полной луне. Это оборотень, папа. Болотный отшельник. Этот полоумный старик, который живет в хижине на болотах. Он и есть оборотень. Он сам говорил. Он гнался за нами. И он нам сказал, что он оборотень. Это он, папа. Он, а не Волк. Он убил твоего оленя. Я слышал, как он воет на улице, а потом… а потом…

Я поперхнулся и закашлялся. Папа налил мне стакан воды, и я осушил его одним залпом.

Папа положил руку мне на плечо:

– Грэди, давай мы сейчас пойдем спать, а утром поговорим, хорошо? Сейчас мы устали, все мысли путаются. А утро вечера мудренее. Договорились?