Очертя голову (ЛП), стр. 15

— Ты рано начал кататься, а, Блейк? — Я не желал ее слушать, но не мог не слышать. Ее слова жалили мне мозг, и защиты не предвиделось. — В тот день автобус так и не доехал до школы.

Выстрел в спину — не смертельный, но от этого не менее подлый. Слова пробили мою защиту, как раскаленное лезвие, и засели глубоко внутри. Неужели я настолько уязвим? Я поморщился: боль была почти физической, но я вполне мог выдержать и не развалиться. Оказывается, я многое могу вынести.

Пещера казалась бездонной. Темная пропасть. Но неизвестность, ждущая впереди, почему-то пугала меньше, чем та, что осталась за спиной.

Три поездки позади. Осталось еще четыре.

Широко открыв глаза, я прыгнул в пещеру.

8. Собор (у)вечного самокопания

Испытания у всех разные. Теперь я в этом уверен. То есть, конечно, иногда мы катаемся вместе. Через что-то рано или поздно проходят все, а куда-то нас может втянуть близкий человек. Друзья и родственники иногда увлекают вас на горки и карусели, предназначенные для них. Но в итоге, где бы вы ни оказались, опыт у всех разный.

В темном колодце возникла зеленая вспышка. Я внезапно оказался на земле, больно ударившись животом. В реальном мире такое падение было бы смертельным, но здесь найдется куча других способов расстаться с жизнью. Так что я отделался легким испугом.

Мне потребовалось несколько секунд, чтобы перевести дух, сесть и осмотреться. Вокруг простирался пустырь — потрескавшаяся, безжизненная земля. Все то же унылое запустение насколько хватало глаз. Как будто сам бог расчистил участок под строительство, а потом сжег все чертежи.

Небо встретило меня блеклым горохово-зеленым оттенком, в свете которого моя кожа казалась бледной и нездоровой. На бесконечной равнине стояло единственное сооружение. Оно возвышалось в миле от меня, мерцая, как мираж в пустыне. Я побежал к нему, не собираясь больше терять драгоценное время. По моим часам, в реальном мире уже пробило половину четвертого. У меня оставалось всего два с половиной часа на четыре поездки.

Приблизившись к сооружению, я увидел, что туда со всех сторон бегут ребята вроде меня. Игроки готовятся к новому испытанию. Один из них задел меня и побежал дальше, не заметив. Он был не в себе. Впрочем, как и остальные. Для них все, что происходит между поездками, — не более чем задержка, когда не существует ничего, кроме желания добраться до следующего турникета. Я выделялся на общем фоне. Да, я тоже чувствовал притяжение аттракционов, но оно не поработило меня, как всех остальных. Интересно, почему? Что во мне такого, что я способен сопротивляться? Что сделало меня достойным противником в глазах Кассандры?

Из тумана выплыло здание. Собор. Если совсем точно, Нотр-Дам. Я узнал его по постеру о Франции. Внушительные башни по обе стороны круглого витражного окна ни с чем не спутать. Только в этой версии собора окно было красным и смотрело на меня, как глаз циклопа. Вдобавок, здешний Нотр-Дам состоял вовсе не из камня, а из зеркального стекла. Зеркальный замок.

Меня толкали на бегу другие гонщики с горящими рисунками на руках.

Зеркальный лабиринт. Казалось бы, что в нем может быть страшного? Я тут же рассмеялся над собственной глупостью. Как насчет вечного заточения среди зеркал? А осколки стекла вполне могут разрезать кого-нибудь на части. Да уж, не так-то просто.

Интересно, Квин тоже здесь побывал, или пещера выбросила его куда-нибудь еще? В любом случае, путь вперед лежал сквозь стеклянные двери зеркального Нотр-Дама, так что я поднес руку к сканеру турникета и вошел в лабиринт.

Когда-то, в очень далеком детстве, я потерялся в торговом центре. Я еще не умел читать, даже право и лево не различал, и от огромного жестокого мира меня могла защитить только мамина рука. Если как следует испугаться, все магазинчики и повороты сливаются и в глубине души укрепляется уверенность, что тебя никогда не найдут. Похожее ощущение появлялось в зеркальном лабиринте.

Узкие коридоры, неожиданные повороты и вселяющие отчаяние тупики. Я блуждал по переходам, все время замечая где-нибудь отражение выхода, раз за разом упираясь в глухую стену и начиная все сначала.

И это даже не самое худшее. Хуже всего были клоуны. Не знаю, какими их видели все остальные, но мне они казались именно такими: огромные болтающиеся ноги, копна рыжих волос — и камуфляж. Клоуны-солдаты. Кошмар, преследовавший меня с самого детства. Не спрашивайте.

Здесь было даже страшнее, чем во сне: клоуны вооружились тяжелой артиллерией и поминутно выпускали в коридоры гранаты из базук. Снаряды не причиняли вреда стеклу, а отражались, как свет, и раз за разом отскакивали в непредсказуемом направлении, пока не настигали какого-нибудь беднягу и не отправляли его к праотцам. Ни одно зеркало так и не разбилось.

Я полз и перекатывался, прячась от клоунов и убираясь с пути их смертоносных снарядов. Под моим весом хрустели усеявшие пол кости, сухие и белые, как будто долго лежали под палящим солнцем пустыни. Такие кадры всегда показывают в плохих вестернах, как раз перед тем как индейцы нападают на поезд или колонисты принимаются есть друг друга, чтобы выжить. Вот только я никогда не видел костей, похожих на эти. И дело даже не в размере, а в чудовищной форме. Я содрогнулся при одной мысли о том, что могло поджидать меня за поворотом.

Ползая и мечась по полю битвы, я начал кое-что понимать в природе зеркал. Часть их могла бы стоять на любой ярмарке: там отражение просто растягивалось и изгибалось до неузнаваемости. Но встречались и образцы похуже. Они показывали все, как есть, но вот ваше отношение к увиденному искривлялось и корежилось. Одно зеркало заставило меня почувствовать себя жалким трусом, а другое так действовало на нервы, что, казалось, посмотри я в него чуть подольше, от меня бы мало что осталось. Еще одно зеркало внушило мне, что я полный идиот, а было и такое, которое настолько усиливало страх, что я готов был кричать, не закрывая рта, целую вечность. В реальном мире ни одно зеркало не может копаться у вас в душе. Конечно, можно попытаться сказать себе, что отражения просто врут, но поверить в это не вышло бы. Они брали крошечные кусочки истины и раздували до кошмарных размеров — и именно эта малая толика правды наносила самый сильный удар. Я вдруг понял, что не все вопли в лабиринте издавали игроки, попавшиеся клоунам — гораздо чаще гонщиков раздирало на части искаженное отражение их собственного внутреннего мира.

Я изо всех сил пытался не смотреть в зеркала, но это оказалось не так-то просто. Стоило один раз увидеть в них себя, и отвести взгляд уже не удавалось. Похоже, мы не можем не выискивать у себя недостатков, как нельзя не ковырять коросту. А если недостатки просто написаны на лбу, преувеличены и раздуты, сложно вспомнить, что в вас есть хорошего. Поверьте отражениям, и вам нипочем не выйти из лабиринта.

Я рухнул на пол, уворачиваясь от гранаты, и она улетела куда-то вглубь лабиринта. А я вдруг наткнулся взглядом на череп и вскрикнул от неожиданности. Как и все кости вокруг, он лишь отдаленно напоминал человеческий. Он перекосился и походил на бутылочную тыкву, одна глазница была размером с гальку, другая — с бейсбольный мяч. Впадина на месте носа изогнулась, как панцирь улитки, а рот заполняли разномастные зубы из худшего кошмара дантиста. Да уж, это точно не человек. Рядом валялась бедренная кость — по крайней мере, мне так показалось — в форме буквы «S». Я попытался вообразить создание с такими костями, но не преуспел. От этого занятия меня отвлекло чье-то хриплое дыхание за спиной.

Чудовище добралось до меня.

Я обернулся: оно вразвалку приближалось. Тварь была не больше меня, но казалась огромной из-за своего уродства. Впрочем, «урод» — не то слово. Скорее передо мной предстала ужасная пародия на живое существо: рваные торчащие уши одно выше другого, сутулые плечи, дрожащие, как желе, и позвоночник, согнутый такой американской горкой, что у меня заныла спина от одного его вида. На лице чудища красовался один огромный слоновий глаз, рядом примостился другой, совсем крошечный, а руки ссохлись, как у тираннозавра, и заканчивались пальцами, похожими на когти. Когда-нибудь видели картины Пикассо? Так вот, это создание ему бы и в худшем кошмаре не приснилось. Будь у меня оружие одного из клоунов, я бы не задумываясь избавил беднягу от страданий.