Встреча во времени (сборник), стр. 12
Виталий Сергеевич спешит и волнуется. Он забыл о Толе. Время остановилось. Большая тень шагает по комнате.
Он рассматривает под микроскопом все новые и новые срезы почвы и корней растений. Начинает напевать что-то себе под нос. Будь же ты благословенна, Проклятая долина! Это в тебе, там, где теплые источники создали исключительно благоприятные условия для микроорганизмов, встречаются вот эти милые запятые и палочки — еще неизвестные науке виды почвенных микробов. Они обогащают почву и, образуя колонии в клубнях на корнях растений, помогают усваивать азот, фосфор и другие необходимые вещества.
«Не этим ли объясняется необычный рост трав к кустарников? — думает Виталий Сергеевич и машинально напевает одно слово: — Объясняется, объясняется, объясняется…» Он вспоминает о многих препаратах, созданных из бактерий или из продуктов их деятельности. Внесенные в почву, эти препараты ускоряют рост растений. Таковы азотобактерин, фосфоробактерин и знаменитый гибереллин. В ближайшем будущем можно будет выращивать невиданные урожаи.
И он поет то, что совсем не поется:
— О гибереллин, о гибереллин и азотобак…
Виталий Сергеевич запнулся и подумал, что все это пока одни предположения. Их надо проверить.
«Надо доложить на ученом совете института, — размышляет он. — Пусть подключат к работе и другие лаборатории».
День выдался чудесный, и дед Трофим решил отдохнуть в своем саду. Под тяжестью плодов гнулись ветки. В вылинявшем после дождя небе плыли белые пушинки облаков, кое-где на листьях еще блестели изумруды. Вот прожужжала над ухом одинокая пчела, и старик улыбнулся. Он умел радоваться дуновению ветерка, и шепоту листьев, и тихой ласке лучей, и движению своих мускулов. Он был частью всего этого, и радость природы была его радостью. Отчего-то ему вспомнились ученые, и он подумал, что они, наверно, не умеют так искренне радоваться лучам, что они обязательно должны сначала узнать, как они устроены. Но лишь только он вспомнил о них, в нем проснулось беспокойство. Почему же он им завидовал? Что они имели такое, чего не имел он? Почему он не может думать так, как раньше? Почему, когда бабка говорит «бог покарает», он улыбается уголками губ, подражая тому ученому?
Детская мягкая ручонка обнимает его за шею. Это Наташа, внучка… Он не оборачивается, делает вид, что задремал. Пусть потормошит. И ей забава, и ему приятно.
— Дедусь, посмотри! — кричит Наташа, и он чувствует на лице что-то шершавое. Открывает глаза — газета.
— Посмотри, деда, это ж те самые, которых ты водил на болото!
Старик берет газету. С портретов на него смотрят знакомые лица. А ниже большой заголовок: «Выдающееся открытие».
Водя пальцем по строчкам и пришептывая, дед Трофим начинает читать. В статье написано, что советскими учеными в долине среди болот найден новый вид микроба, который своей жизнедеятельностью значительно ускоряет рост растений. Используя этот микроб, ученые создали бактериальное удобрение. Например, кукуруза, выращенная с помощью этого удобрения, достигает в высоту восьми-десяти метров, а гигантские кочаны ее весят по четыре-шесть килограммов.
— Восемь-десять метров в вышину, четыре-шесть килограммов, — шепчет дед Трофим с восторгом и нараспев, будто читает сказку.
«Долго существовала легенда о божьей каре в Проклятой долине, — читал дед Трофим. — Но вот пришли ученые — и тайна раскрыта. Проклятую долину можно теперь по праву назвать Долиной плодородия».
В одном месте палец деда остановился и задрожал. Тут приводился рассказ ученого о том, как они пробирались в Проклятую долину.
«…Хочется сказать большое спасибо доброму и смелому человеку, который, несмотря на свое суеверие, повел нас по болоту и спас жизнь одному из нас. Мы не знаем даже его фамилии. Известно только, что в селе все его называют дедом Трофимом».
— Добрый и смелый… Несмотря на суеверие, — повторяет про себя старик. А перед его глазами вырастает зеленый кукурузный лес с огромными кочанами и золотые пшеничные колосья с гигантскими зернами. Они звенят восторженно и нежно. И старику кажется, что он и тогда не боялся никакого божьего наказания, а бесстрашно вел ученых по узким тропам. Он мотает головой, прогоняя какие-то воспоминания, и снова шепчет:
— Добрый и смелый…
Возвращение олимпийца
Может быть, почудилось? Но диктор повторил:
— Вместо Владимира Бредько на беговую дорожку выйдет неоднократный чемпион Европы Всеволод Левицкий.
Совпадение имени, фамилии и почетного звания?
В напряженных глазах Дрю Карлсона появилась легкая резь, и он на миг закрыл их. Надо взять себя в руки: волнение перед дальней дистанцией — плохой помощник.
На стартовой дорожке появился высокий, чуть сутуловатый человек. Он остановился неподалеку. Дрю пристально посмотрел на него.
Да, он все такой же, как и два года назад в Риме. Смуглая гладкая кожа, румянец, выпуклая неширокая грудь чуть вздымается в такт дыханию. Точно такой же, а должен быть совсем другим…
«Спокойствие!» — приказал себе Дрю, пытаясь остановить нахлынувшие мысли. Ему удалось это всего на несколько секунд. А затем знакомым движением русский стайер поднял руку ко лбу, и у Дрю в голове словно закрутилась кинолента. Быстро-быстро понеслись кадры воспоминаний…
…Рим. Стайеру Левицкому вручают золотую медаль, а Дрю, занявший лишь восьмое место, с плохо скрытой завистью наблюдает за ним.
…Едкий горячий дым вползает в глаза, рот, нос. Когда огонь доберется до кормы, вспыхнет нефть.
— В первом отсеке незастрахованный груз! — истошно вопит капитан. — Пять тысяч долларов премии тому, кто спасет его!
Матросы бросаются к первому отсеку. Гейнц сбивает с ног Дрю, прорывается первым. Дрю встает и бежит за ним. Пять тысяч — можно будет помочь матери…
Гейнц тащит большущий ящик. Что в нем — никто не знает, кроме капитана. И кому какое дело! Пять тысяч — это главное.
Дрю хватает второй ящик. Его пробуют оттолкнуть, но помогают огонь и дым. Противники не выдерживают, поспешно выбираются на палубу. Дрю тоже приходится трудно. Выручает спортивная закалка. Он вытаскивает ящик на палубу, но до шлюпок еще далеко.
Выскочивший из рубки радист орет во все горло:
— Держись, ребята! Русские китобои идут на помощь!
Огонь и дым, красное и черное постепенно вытесняют все другие цвета.
Три шлюпки причаливают к судну, и на палубе появляются русские матросы.
— Пять тысяч долларов тому, кто спасет груз! — кричит им капитан.
Они словно не слышат его. Бросаются к матросам. В это время с левого борта раздается первый взрыв. Столб огня, ровный, как свеча, вонзается в небо, затем разрастается в клокочущую черно-багровую тучу.
— Нефть! — слышен вопль, и невозможно узнать, кто это кричит.
Нечем дышать. Дрю обеими руками рвет ворот и падает на палубу.
Его кто-то подхватывает. Дрю открывает глаза. «Всеволод Левицкий!» — вдруг вспоминает он.
Русский чемпион тащит его сквозь огонь. Затем Дрю видит горящий обломок мачты и теряет сознание…
Очнувшись в приморской клинике на второй день, он узнает, что отделался сравнительно легко: ожог второй степени и перелом руки. У его спасителя дела безнадежны. Левицкого придавило обломком мачты, раздробило ребра. Пришлось удалить правое легкое и половину левого. Врач сказал:
— Вряд ли выживет…
Перед уходом из клиники Дрю удалось пробраться в палату русского. Он увидел лицо, словно вылепленное из желтой и синей глины. На простыне безвольно лежала прозрачная рука.
Спелые апельсины тяжело шлепнулись на пол из кулька и покатились в разные стороны…
Прошло два года.
Чтобы полностью восстановить здоровье и силы, Дрю понадобилось немало денег. И тут подвернулся необычный тренер доктор Лунквист со своей экспериментальной программой.