Графиня де Монсоро (ил. Мориса Лелуара), стр. 198

— Ну, государь, — спросил Шико, поворачиваясь к королю, — скольких вы захватили?

— «Confiteor!» — забормотал Горанфло.

— Ни одного, — ответил Крийон. — Изменники! Они, должно быть, нашли какую-нибудь неизвестную нам лазейку.

— Вполне возможно, — сказал Шико.

— Но ты видел их? — спросил король.

— Еще бы я их не видел!

— Всех?

— От первого до последнего.

— «Confiteor», — все повторял Горанфло, не будучи в силах вспомнить, что идет дальше.

— Ты их, конечно, узнал?

— Нет, государь.

— Как! Ты не узнал их?

— То есть я узнал лишь одного, да и то…

— Да и то?

— Не по лицу, государь.

— А кого ты узнал?

— Герцога Майеннского.

— Герцога Майеннского? Того, кому ты обязан…

— Уже нет, государь, мы поквитались.

— А! Расскажи мне об этом, Шико!

— Попозже, сын мой, попозже. Займемся настоящим.

— «Confiteor», — твердил Горанфло.

— Э! Да вы захватили пленного, — сказал вдруг Крийон, опуская свою длань на плечо монаха, и тот, несмотря на сопротивление, оказываемое массой его тела, согнулся под тяжестью этой руки.

У Горанфло отнялся язык.

Шико медлил с ответом, предоставив всем смертным мукам, которые порождает глубокий ужас, наводнить на миг сердце несчастного монаха.

Тот готов был во второй раз потерять сознание при виде стольких людей, кипящих неутоленным гневом.

Наконец, после недолгого молчания, когда Горанфло уже казалось, что в ушах его гремят трубы Страшного суда, Шико сказал:

— Государь, поглядите хорошенько на этого монаха.

Кто-то из присутствовавших поднес факел к лицу Горанфло. Монах закрыл глаза, чтобы одним делом было меньше при переходе из этого мира в мир иной…

— Проповедник Горанфло! — воскликнул Генрих.

— «Confiteor, Confiteor, Confiteor», — торопливо забубнил монах.

— Он самый, — ответил Шико.

— Тот, который…

— Совершенно верно, — прервал Шико.

— Ага! — сказал король с удовлетворенным видом.

Пот со щек Горанфло можно было собирать мисками.

Да и было от чего, ибо тут послышался звон шпаг, словно само железо было наделено жизнью и дрожало от нетерпения.

Несколько человек с угрожающим видом приблизились к монаху.

Горанфло скорее почувствовал это, чем увидел, и слабо вскрикнул.

— Погодите, — произнес Шико, — я должен посвятить короля во все.

И, отведя Генриха в сторону, шепнул ему:

— Сын мой, возблагодари всевышнего за то, что лет тридцать пять тому назад он позволил этому святому человеку появиться на свет, ведь он-то нас всех и спас.

— Спас?

— Да. Это он рассказал мне все о заговоре, от альфы до омеги.

— Когда?

— Дней восемь тому назад. Так что, если враги вашего величества разыщут его, можно считать его мертвым.

Горанфло услышал только последние слова: «Можно считать его мертвым».

И повалился вперед, вытянув руки.

— Достойный человек, — сказал король, доброжелательно взирая на эту гору мяса, в которой всякий другой увидел бы всего лишь массу материи, способную поглотить и погасить огонь сознания, — достойный человек, мы возьмем его под свое покровительство.

Горанфло подхватил на лету милосердный королевский взгляд, и лицо его превратилось в подобие маски античного паразита: [176] одна его половина улыбалась до ушей, другая — заливалась плачем.

— И ты поступишь правильно, мой король, — ответил Шико, — потому что это слуга, каких мало.

— Как ты думаешь, что нам с ним делать? — спросил Генрих.

— Я думаю, что пока он в Париже, жизнь его под угрозой.

— А если приставить к нему охрану? — сказал король.

Горанфло расслышал это предложение Генриха.

«Неплохо! — подумал он. — Я, кажется, отделаюсь только тюрьмой. Это все же лучше, чем дыба, особенно если меня будут хорошо кормить!»

— Бесполезно, — сказал Шико. — Будет лучше, если ты позволишь мне увести его.

— Куда?

— Ко мне.

— Что ж, отведи его и возвращайся в Лувр. Я должен встретиться там со своими друзьями и подготовить их к завтрашнему дню.

— Вставайте, преподобный отец, — обратился Шико к монаху.

— Он издевается, — прошептал Горанфло, — злое сердце.

— Да вставай же, скотина! — повторил тихонько гасконец, поддав ему коленом под зад.

— А! Я вполне заслужил это! — воскликнул Горанфло.

— Что он там говорит? — спросил король.

— Государь, — ответил Шико, — он вспоминает все свои треволнения, перечисляет все свои муки, и, так как я обещал ему покровительство вашего величества, он говорит, в полном сознании своих заслуг: «Я вполне заслужил это!»

— Бедняга! — сказал король. — Ты уж позаботься о нем как следует, дружок.

— Будьте спокойны, государь. Когда он со мной, он ни в чем не испытывает недостатка.

— Ах, господин Шико, — вскричал Горанфло, — дорогой мой господин Шико, куда меня поведут?!

— Сейчас узнаешь. А пока благодари его величество, неблагодарное чудовище, благодари!

— За что?

— Благодари, тебе говорят!

— Государь, — залепетал Горанфло, — поелику ваше всемилостивейшее величество…

— Да, — сказал Генрих, — я знаю обо всем, что вы сделали во время вашего путешествия в Лион, во время вечера Лиги и, наконец, сегодня. Не беспокойтесь, я воздам вам по достоинству.

Горанфло вздохнул.

— Где Панург? — спросил Шико.

— В конюшне, бедное животное!

— Отправляйся туда, садись на него и возвращайся сюда ко мне.

— Да, господин Шико.

И монах удалился со всей возможной для него скоростью, удивляясь, что гвардейцы не следуют за ним.

— А теперь, сын мой, — сказал Шико, — оставь двадцать человек себе для эскорта, а десять отправь с господином де Крийоном.

— Куда я должен их отправить?

— В Анжуйский замок, за твоим братом.

— Зачем?

— Затем, чтобы он не сбежал во второй раз.

— Неужели мой брат?..

— Разве тебе пошло во вред, что ты послушался моих советов сегодня?

— Нет, клянусь смертью Христовой!

— Тогда делай, что я говорю.

Генрих отдал приказ полковнику французской гвардии привести к нему в Лувр герцога Анжуйского.

Крийон, отнюдь не испытывавший к принцу любви, немедленно отправился за ним.

— А ты? — спросил Генрих шута.

— Я подожду моего святого.

— А потом придешь в Лувр?

— Через час.

— Тогда я ухожу.

— Иди, сын мой.

Генрих удалился вместе с оставшимися солдатами.

Что до Шико, то он направился к конюшням и, войдя во двор, увидел Горанфло, восседающего на Панурге.

Бедняге даже не пришло в голову попытаться убежать от ожидающей его участи.

— Пошли, пошли, — сказал Шико, беря Панурга за повод, — поторопимся, нас ждут.

Горанфло не оказал даже тени сопротивления, он лишь проливал слезы. Их было столько, что можно было заметить, как он худеет прямо на глазах.

— Я ведь говорил, — шептал он, — я ведь говорил!

Шико тянул за собой Панурга и пожимал плечами.

Глава LIV,

в которой Шико догадывается, почему у д’Эпернона на сапогах была кровь, а в лице не было ни кровинки

Возвратившись в Лувр, король застал своих друзей в постелях. Они спали мирным сном.

Исторические события имеют одно странное свойство: озарять отблеском своего величия предшествующие им обстоятельства.

Поэтому для тех, кто отнесется к событиям, которые должны были произойти утром того дня, ибо король возвратился в Лувр уже около двух часов ночи, для тех, кто отнесется, повторяем мы, к этим событиям с уважением, продиктованным предвосхищением их исхода, возможно, небезынтересно будет посмотреть, как король, чуть не лишившийся короны, ищет успокоения у трех своих друзей, которые через несколько часов должны ради него поставить на карту свои жизни.