Завидное чувство Веры Стениной, стр. 72

– Экстрасенс, Галина Григорьевна.

– Веруня! – расстроилась мама. – Как верующий человек, я не приемлю никаких экстрасенсов и тебе не советую.

– Но ведь ты сама мне дала её номер.

– Я? Ты что-то путаешь, Веруня. Наверное, Юля твоя посоветовала экстрасенса. Это – в её духе.

Мама до сих пор считала Копипасту источником всех Вериных бед.

«Наверное, я всё-таки сошла с ума, – думала Стенина. – Надо было ещё тогда, после Парижа, сдаться в психушку, а теперь уже поздно, не вылечат. Запрут на Агафурах – и привет».

Мысли эти были тяжёлыми, как чемодан после отпуска. Вера промучилась ими несколько дней, а потом пришёл денежный перевод от Лидии Робертовны – чтобы Вера не тратилась на дорогу.

Стенина купила два билета в Питер – только два, хотя бессовестная Копипаста всячески навяливала ей Евгению, а сама Евгения безутешно молчала, глядя, как Вера пакует вещи.

Сарматов тоже долго обижался и ворчал, но потом договорился о встречах в Питере с какими-то коллекционерами – и сразу же повеселел. Вера поклялась, что сделает всё по списку, – нужно было забрать какие-то редкие конверты у одного специалиста и отвезти экспертное заключение другому. И, возможно, доставить в Екатеринбург некий загадочный холст – Сарматов надеялся, что это Бурлюк, хотя шансов было мало.

Накануне отъезда Вера меняла воду в аквариуме – и заметила, как вымахала серая рыбка – она была теперь ровно в два раза больше своих былых обидчиц. Евгения утверждала, что рыбка с лёгкостью катает по дну аквариума небольшие камни, которыми Вера украсила подводный пейзаж.

Доехали до Питера, можно сказать, без приключений – спасибо Евгении, которая одолжила Ларе свой «гейм-бой». Эту электронную штуковину Юлька купила совсем недавно, и девочки просто жить без неё не могли.

Лара увлечённо жала на кнопки гейм-боя, машинка послушно пищала, по экранчику носились цветные фигурки. Вера достала из сумки первую главу диплома – здравствуйте, господин Курбе!

Шутки шутками, но за сутки в поезде она успела написать едва ли не больше, чем за весь последний месяц.

Лидия Робертовна заранее предупредила, что встретить их на вокзале не сможет – у неё целый день уроки. Но она так подробно расписала дорогу, что Вера не переживала – доберутся!

Метро Лару совершенно очаровало.

– А если толкнуть человека под поезд, он сразу умрёт или будет долго мучиться? – кровожадно спросила дочка.

– Какая милашка! – засмеялся стоящий на перроне мужчина. Вера глянула на него своим фирменным «нелезьлучше» взглядом, и тот опустил глаза.

Когда они добрались до Лидии Робертовны, там шёл урок – бабушка поспешно открыла дверь и, указав пальцем в сторону кухни, вернулась к ученику. Вера не поняла, в каком смысле был этот палец – им следовало выпить чаю с дороги или приготовить обед? В холодильнике не нашлось ничего, кроме полуфабрикатов довольно прискорбного вида, а на столе стояла вазочка с затхлым печеньем.

– Фу, – сказала дочка.

В комнате ученик долбил по клавишам, а Лидия Робертовна раздражённо считала вслух:

– И раз, и два, и три!

Стенина смотрела по сторонам и удивлялась – надо же, как быстро человек заполняет собой пространство! Кухня на Бажова почти не отличалось от петербургской – такие же (возможно, те же самые) пожелтевшие шторки, вечные крошки на столе и, главное, запах – он тут же перенёс Веру на десять лет назад. Пахло кофе, геранью и пылью.

В прихожей наконец затопали – ученик намотал на шею шарф жестом висельника и так быстро исчез, что Вера не успела ни поздороваться с ним, ни попрощаться.

– Бездарь, – махнула рукой Лидия Робертовна. – Ни слуха, ни желания.

– Зачем тогда? – поинтересовалась Вера.

– Да это всё родители! Платят, занимаюсь – а толку нет. Как он у меня Моцарта корёжит – сердце кровью обливается!

– Сердце и должно обливаться кровью, – вмешалась Лара. – Иначе оно остановится.

Часть четвёртая

Глава тридцать первая

Это одна из тех картин, которые скорее слушаешь, чем смотришь.

Поль Клодель

Вера наблюдала за тем, как Серёжа пытается пройти через рамку металлоискателя – живой портрет в раме хай-тек. Меланхоличная сотрудница в строгом пиджаке и намотанном поверх шарфе играла роль второстепенного персонажа – но при этом упрямо возвращала Серёжу к исходной точке.

– Мужчина! Вы из карманов достаньте всё, что есть, а то так и будете тренькать!

Серёжа послушно доставал из карманов телефон, ключи, мелочь и снова, налегке, пытался преодолеть коварную раму. Давно проскочившая вперёд Лара сочувственно смотрела на его мучения. Дочь успела снять шапку, и длинные волосы торчали теперь во все стороны – сколько раз Вера советовала ей постричься, но Лара считала, что ей идёт женственная причёска. Роковая ошибка, одна из многих.

Наконец рама удовлетворённо промолчала, и Серёжа уступил место Стениной.

Вера в секунду миновала препятствие, думая о том, как они выглядят втроём со стороны? Например, глазами вот этой девушки в шарфе? Наверное, девушка видит перед собою семью: Серёжа – заполошный отец, Вера – его обожаемая жена, Лара – юная, единственная дочь…

– А где именно она ждёт? – спросила юная дочь, одним махом вытащив Веру из мира грёз. – Что-то я не вижу никого похожего на Евгению.

…Лидия Робертовна не спешила признавать в Ларе родную душу, хотя Вера наивно ждала обыкновенных для всякой пожилой женщины открытий: «Ой, ну как на Марию Петровну-то похожа! А ходит – точь-в-точь как тётка с маминой стороны…»

Увы, ни Марию Петровну, ни тётку с маминой стороны Лидия Робертовна в Ларе не увидела. Не пожелала брать на себя ответственность за Верину дочку, как будто это был не живой пухлый человек с косичками, а террористический акт… А ведь у Стениной все надежды были на эту линию – другая бабушка тоже всячески открещивалась от Лариных «особенностей».

Лидия Робертовна внимательно оглядела внучку и без одобрения сказала:

– Какая сдобнушка!

Лара вскинула голову, так что щёки дёрнулись, а Вера крепко сжала в руке её пальчики. Поторопились они с приездом! Как можно было забыть, что Герина мать – довольно-таки странная особа. Это всё письма виноваты, они размягчили Стенину. Письма были мягкие, тёплые, родные, а встретила их сухая подтянутая дама, даже не поцеловавшая Лару. Вера встречалась с подобным и после – когда в письмах человек совершенно не походил на себя же в реальности. Но это был первый случай, и он её изрядно озадачил.

Лидия Робертовна провела гостей в комнату, разделённую пополам складной китайской ширмой. Вот здесь её половина – кровать, столик, пианино, шкаф. А вот здесь – раскладной диван для гостей и тумбочка, куда можно сложить вещи.

При виде этой тумбочки Стенина вздрогнула – даже Ларино бельё не поместится, не говоря уже о вещах самой Веры. Наверное, можно было одолжить пару свободных плечиков в хозяйском шкафу, но Вера не решилась. Вовремя вспомнила просторную квартиру на Бажова и то, как Гера сказал:

– Но это же мамина квартира!

Лидия Робертовна существовала вне прозы быта – её мало занимали такие земные вещи, как удобная мебель или свежее молоко к завтраку. Из Екатеринбурга помимо обожаемого фортепиано свекровь перевезла своё старинное зеркало («псише», уточнил бы Сарматов), которое ещё тогда, в прошлой жизни, напоминало Вере огромную рамку для фотографии. Вера заклинала Лару держаться от «псише» подальше» – не дай бог разобьет ценную вещь. Но всё остальное в квартире явно осталось от прежних жильцов – и Лидию Робертовну совершенно не смущали просиженные подушки дряхлых стульев, горелые кастрюли и выцветшие, засиженные мухами шторы. Окон в квартире не мыли как минимум лет пять, из холодильника дурно пахло, унитаз не работал – рядом стояла трехлитровая банка с водой. Вера с отвращением натянула пододеяльник на линялую тряпку с жёлтыми пятнами, выданную им в качестве одеяла. Подушки были серыми и жёсткими.