Завидное чувство Веры Стениной, стр. 66

– Котлетики! – предвкушала дочка, и даже Евгения нетерпеливо поглядывала в сторону фырчащей сковородки. Летучая мышь сидела за столом вместе с ними, как третья дочка Веры.

«Давно не виделись, – усмехнулась про себя Вера. – Тоже голодная?»

«Ещё бы», – ответила зависть.

Валечка вышел из комнаты через полчаса. «Нагляделся», – страдала Стенина.

– А что-нибудь постное есть? – спросил он у Веры.

– Лапшу будешь?

– Если тебе нетрудно.

– Лапшу никому не трудно.

– А ты кто такой вообще-то? – включилась Лара.

– Валентин Аркадьевич.

Лара хихикнула.

– Что, смешное имя?

– Как для старого дедушки.

– А я и есть старый.

– Нет, тебе ещё долго жить придётся.

– К сожалению. Тебя Лара зовут, да? А ты – Евгения?

Евгения кротко кивнула, залилась тёмным румянцем.

Валечка поискал взглядом икону, но обнаружил только чеканку – выжившую с восьмидесятых выпуклую девушку.

– Девочки, пора спать! – скомандовала Вера. – Завтра вообще-то в школу.

– А почитать на ночь? – строго спросила дочь.

– Давайте я вам лучше расскажу историю, – предложил Валечка.

– Сказку?

– Нет, настоящую историю.

– Давай!

– Вы умывайтесь, зубы чистите, а я съем лапшу – и приду.

Девочки наперегонки помчались в ванную. Лара ныла, что опять куда-то пропала её жёлтая зубная щётка, потом Евгения крикнула, что щётку нашли…

– Ты что, остаёшься? – удивилась Вера.

– Если ты не против.

– Но тебе придётся спать со мной в гостиной. Юльку ты унёс ко мне в комнату, в детской – Лара с Евгенией. – Она не стала упоминать о том, что частенько ночует вместе с девочками – на широком диване вполне хватало места троим.

– А мы не будем спать! – сказал Валечка. – Мы же поговорить хотели, помнишь?

Он снял наручные часы, аккуратно положил их на столик. С раскинутыми, хранящими форму руки ремешками, они были похожи на птицу, застывшую в полёте. Вера зачем-то смотрела на эти часы не отрываясь.

– Ис-то-ри-я! Ис-то-ри-я! – скандировали девочки.

Что это будет за история, Вера догадалась сразу. Конечно, царские останки! Видимо, за всю жизнь с Валечкой так и не произошло ничего более захватывающего.

В детскую она вошла на словах Лары:

– Ну, так пусть бы эволюционеры (так дочь произносила слово «революционеры») одного этого мальчика и убили! Раз он всё равно уже был больной наследник. Зачем же всю семью расстреляли?

– И собачку, – всхлипнула впечатлительная Евгения.

– То, что надо на сон грядущий, – похвалила Валечку Стенина.

Он смутился:

– Прости, я не подумал. Конечно, они ещё маленькие.

– Мы не маленькие, – возмутилась Лара. – Рассказывай, что было дальше.

– Завтра.

– А ты что, останешься у нас ночевать?

– Останусь. Поздно ведь уже. На улице темно и страшно.

– Тогда можешь лечь на бабушкиной софе, – разрешила дочь.

– Лара и правда Регистратура, – сказал Валечка, когда они наконец-то сидели в кухне вдвоём. Вера успела переодеться, закинув злосчастное платье в дальний угол гардероба. Теперь она была в простой серой футболке и джинсах, волосы собрала в хвост – хуже не придумаешь. Какая теперь разница.

– Вера, – Валечка так произнёс её имя, что стало совершенно ясно, какие слова последуют за ним. В принципе можно было ничего и не говорить – ограничиться одним этим обращением. Но он говорил – и при этом держал Стенину за руки и гладил их, как будто уговаривая маленькую девочку не спорить и быть послушной. – Всё равно у нас ничего не получится. Я никогда не женюсь, а эти наши встречи – грех. Большую беду на тебя навлекаю.

Он говорил это, но смотрел на Веру таким взглядом, который начисто опровергал каждое слово. Взгляд его был – любовь.

– Да ты же любишь меня! – воскликнула Вера.

– Стенина, где ты?

Держась за стены, в кухню шла пьяная Копипаста.

– Я долго спала?

– Может, час.

– Ты нас не познакомишь?

Она протянула Валечке руку – привычка, подсмотренная в Париже.

– Вы знакомы, и он даже был твоим мужем.

Юлька отдёрнула руку:

– Валентин? Тебя вообще не узнать! Вот что крест животворящий делает…

– Не богохульствуй, – попросил Валечка.

– Да я в хорошем смысле! Стенина, а можно мне кофе?

– Нельзя. Воды попей, вон кувшин стоит.

– Верка у нас строгая! – сказала Юлька. Она всё никак не могла осознать, что происходит.

– А почему ты у Стениной сидишь? – осенило её наконец.

– Лучше расскажи, почему ты напилась до такого состояния, – напустилась на неё Вера, – да ещё при детях?

– У меня кризис, – сказала Юлька и вдруг зарыдала. Слёзы потекли у неё из глаз сразу во все стороны – Вера так не умела, она плакала очень редко, и как правило, над грустными фильмами про собак. А Юлька всегда рыдала с удовольствием, но такого водопада на Вериной памяти не было. Даже в Лувре, когда Копипаста оплакивала Джоконду, всё выглядело куда приличнее.

Валечка подпрыгнул на месте, ударившись головой о полку, которая висела прямо над ним. Ударился, судя по звуку, изрядно, но не позволил себе даже ахнуть. Выдержка у него была, как у сыра «конте» – исключительная. Уж Вера-то это знала как никто другой.

Она бросила Юльке полотенце, та спрятала в него заплаканное лицо и тут же отбросила в сторону:

– Фу, котлетами пахнет!

– Извини, пожалуйста!

– Так что случилось, Юля? – спросил Валечка. – Какой у тебя кризис?

– Жанра! И жизни! И возраста! Я старая и некрасивая!

– Всё это чушь, – мягко сказала Стенина. – Ты очень красивая и молодая, все тебе завидуют, правда! Посмотри – у тебя джинсы размера «икс эс», а я с трудом влезаю в «эмку». Я бы хоть сейчас с тобой поменялась.

– Верка, ты такая хорошая! – всхлипнула Копипаста. – Ты мой лучший и единственный друг!

И тут же скосила глаза на Валечку – где его слова утешения, почему замешкался?

– Отлично выглядишь, – скупо признал он.

Вера с трудом увела Юльку спать, сидела с ней целый час – гладила по голове, как Евгению или Лару, говорила ей «ч-ч-ч», как малышке. Когда подруга наконец заснула, Вера на цыпочках вышла из комнаты. Ни Валечки, ни его часов с раскинутыми ремешками на кухне не было.

Как не было их ни в ванной, ни в детской, ни в пустой тёмной гостиной.

Глава двадцать восьмая

Пошёл снег, да сразу так густо, будто в кино.

Серёжа сказал:

– Я в такую погоду всегда думаю: Бог хочет засыпать весь мир снегом. Чтобы людей не было видно – вообще.

Лара отозвалась с заднего сиденья:

– Это как кошки закапывают экскременты, да? Или как собаки – косточку?

– Кошки здесь больше подходят.

– Кошки всегда больше подходят, – согласилась дочь. – Но мама их не любит.

Серёжу ошпарило этими словами:

– Верочка! А как же?..

– Я не любила их до встречи с Песенкой, – сказала Вера. – Он навсегда изменил моё отношение к кошкам. Вы, Серёжа, лучше на дорогу смотрите, а то поворот проскочите. Хотелось бы доехать, с третьего-то раза.

– А что за песенка? – заинтересовалась Лара.

– Это мой кот. Сейчас покажу фотографию.

– Не вздумайте! – возмутилась Вера. – Хватит с меня одной аварии. Потом и покажете, и расскажете. А пока давайте музыку послушаем.

Серёжа обиженно включил радио. Двое ведущих в шутку препирались на тему женской дружбы: у девушки был хриплый, хорошо прокуренный голос, а у мужчины – пискливый и резкий:

– И все-таки, Наталья, я не верю в то, что женщины могут дружить. Как только между ними встанет мужчина, тут и песенке конец! – Бедный Серёжа дернулся, услышав страшный прогноз.

– Нет, Макс, мне, как женщине, виднее, – убедительно хрипела радио-Наталья. – Вот у меня, например, много подруг, и наши отношения длятся годами! А ещё у нас с тобой звонок. Слушаю вас!