Завидное чувство Веры Стениной, стр. 102

Евгения села в кафе у выхода, махнула рукой официантке и достала мобильник. Последним забитым в него номером был телефон Евгения. Цифровой доступ к счастью, как выразилась бы известная русско-французская писательница Эжени Калинин.

Она не собиралась звонить ему – это вышло само собой.

– Номер, который вы набрали, – раздражённо сказала автоматическая телефонная девушка, – не существует.

Евгения позвонила снова – и голос автоматической девушки прозвучал ещё более раздражённо, хотя сказала она ровно то же самое.

Эти слова – «не существует» – звучали страшно. Что, если не существовало ни чудесной ночи в Москве, ни самого Евгения? Может, это был сон?

Европейская часть Евгении посоветовала набраться терпения – и позвонить через какое-то время или, ещё лучше, дождаться звонка от него. Могли отключить номер за неуплату, да мало ли что может случиться со связью! Азиатская часть считала, что Евгений сознательно дал ей неверный номер – выдуманный в ту же самую минуту, от фонаря.

Официантка принесла кофе, к которому подавались уставшее выражение лица и просьба:

– Девушка, у нас пересменок. Вы не могли бы сразу расплатиться?

Евгения сунула руку в портфель, но кошелька там не было.

Холодея – в кошельке было почти пятьсот евро и кредитки! – она вытащила из портфеля всё содержимое. На столе лежали паспорт, Ларин планшетник, ваза для тёти Вёры, пижама для мамы, роман Хандке и свёрток с деньгами. Кошелёк отсутствовал, а свёрток с деньгами показался вдруг Евгении не таким аккуратным, как раньше. Каким-то более длинным и округлым. Ледяными пальцами она развернула бумагу и увидела внутри номер журнала «Cosmopolitan» с закладкой на рубрике «Путешествие». Журнал был свёрнут в трубку, из которой выпало девять монет. Евгений оставил ей ровно девять евро и конверт – по-прежнему запечатанный…

Евгения так рыдала над чашкой нетронутого кофе, что старая дама в парике – она лишь сейчас выплыла вместе со своим кораблём из ворот, и её, конечно, никто не встречал – тут же забыла о безнравственном поведении.

– Что случилось, маленькая? – спросила она, будучи, к слову сказать, ровно в два раза ниже Евгении.

– Деньги! – рыдала Евгения. – Он украл все мои деньги, и не только мои! И не только – деньги!

Старая дама поняла, что Евгения имеет в виду девичью честь, доверие, наивность и ещё много всего, что не имеет особой ценности в наше время. Она заплатила за кофе и предложила бедной девушке вместе поехать в город на автобусе.

– Нет, я не могу, – мотала головой Евгения. – За мной сейчас приедут. Моя мама. Или тётя Вера!

Старая дама покачала головой и оставила Евгении пачку бумажных салфеток – вытирать слезы.

Евгения набрала мамин номер, но та не ответила. Тогда – второй номер из тех, которые помнила наизусть. Мысленно она спрашивала: ведь ты мне поможешь, правда? Ты ведь всё поймешь, да?

– Да! – сказала тётя Вера. – Что стряслось и почему ты рыдаешь?

Потом она долго ничего не говорила – как будто перевернула трубку динамиком вниз, а Евгения не могла сказать ни слова, не могла ничего объяснить и только рыдала как дитя, повторяя одни и те же слова:

– Приезжай, пожалуйста!

Евгения не сомневалась, что тётя Вера приедет – она никогда не бросала своих. В её случае самым сложным было попасть в список своих, но если это уже случилось – она не бросит.

Тётя Вера научила Евгению многим важным вещам. Обнаружив в туалете почти полностью размотанный рулон бумаги, объяснила, как ею правильно пользоваться. Сказала, что джинсы не будут расстёгиваться, если опускать вниз замочек на молнии, и что кровь отстирывается только холодной водой. Кроме того, она научила Евгению считать, когда страшно: человека успокаивает счёт, и, если ты боишься спускаться вниз с крутой и шаткой лестницы, тебе нужно всего лишь считать ступеньки.

Евгения считала вслух по-русски, по-французски, по-английски – но секунды ползли как минуты, а минуты превратились в часы. Время сломалось, как часы, которые грохнули о стену, а тётя Вера почему-то всё не ехала и не ехала. У Евгении разрядился телефон – она забыла зарядить его в Москве, ей было совершенно не до этого. Хорошо, что успела позвонить в банк и попросить, чтобы заблокировали кредитки. За минуту до полной разрядки пришла безоблачная texto от Люс – как телеграмма из горнего мира на адскую кухню. Люс писала, что в Париже дождь и она идёт сегодня ужинать к Бернару. Как странно, что где-то есть дождь и Париж.

Устав сидеть, Евгения ходила по аэропорту, поднималась в зал вылета – к ней подходили чужие люди, спрашивали, почему она плачет и не могут ли они ей чем-нибудь помочь – но Евгения не могла даже поблагодарить их за любезность.

Она одна была виновата в том, что случилось. Трижды дура. 3D.

И она ответит за это – вернёт тёте Вере всё до последнего центика.

Тёти Веры всё не было, и, когда Евгения уже совсем отчаялась, она вдруг увидела перед собой маму Юльку.

Мама была бледной и впервые в жизни выглядела, как выражаются бабушки, на свой возраст.

– Вперёд! – сказала мама, хватая чемодан за ручку.

– Но сейчас тётя Вера приедет!

– Мы ей позвоним. Гляди, вон Ереваныч! Юрочка, мы здесь!

Нахмуренный отчим торопливо обнял Евгению, спросил, что случилось.

– Вот сволочь, а! – выразительно сказал он, когда Евгения закончила свою скорбную повесть, очистив от сомнительных подробностей, как очищают углы от паутины. – Ничего, я его мигом найду. Всех, кого надо, на уши поставлю. И деньги Верке вернём, не переживай. Солдат ребёнка не обидит! (Это была вторая его любимая присказка, первая – «Кто воевал, имеет право».)

Когда они выходили из аэропорта, Евгении показалось, что она видит вдали Лару и тётю Веру, но с ними был какой-то мужчина, а значит, это были никак не тётя Вера и Лара. Кроме того, глаза Евгении так распухли от слёз, что она с трудом вообще что-то видела.

В машине мама дала ей таблетку, и Евгению тут же поволокло в сон. Она прижалась к плечу Ереваныча, и тот сдержанно погладил её по макушке. Евгения спросила себя, почему она не сообразила сразу позвонить отчиму, вместо того чтобы сидеть в аэропорту, как у позорного столба?

Когда они проезжали мимо переулка Встречного, Евгения крепко спала – и видела во сне разбитое стекло, похожее на лесную паутину.

Юлька вполголоса объясняла Ереванычу, что от всей этой истории есть и несомненная польза: Евгения получила сразу несколько уроков в одной упаковке. Теперь она знает, что такое секс, понимает, на что похоже предательство, и впредь не станет доверять малознакомым людям.

– Ольга ваша дура ещё та, – невпопад ответил Ереваныч. – Нашла с кем бабло отправлять!

Оставшуюся дорогу они молчали, и только Евгения тихо постанывала во сне. Теперь ей снилось, что она снова стала ребёнком: мамины знакомые гладят её по голове, и она стоически терпит прикосновения шершавых рук и твёрдых перстней. Какая славная девочка! И учится хорошо. Хорошо учиться – это самое главное, запомни, Евгения!

Сама же мама Юлька всегда говорила ей в напутствие:

– Веди себя как можно хуже! – Ей не нравилось, что Евгения всегда держит себя в рамках – Юлька желала дочери захватывающей судьбы.

Евгения спала – и видела во сне родную квартиру в переулке Встречном, где до сих пор живёт бабушка, где в комнате на полке стоит шоколадная Эйфелева башня – всё ещё живая, хоть и покрывшаяся белёсыми разводами времени.

– …Мы ж забыли Верке позвонить! – всплеснула руками Копипаста, когда они уже поставили машину в гараж. – И ещё, Юрочка, нас с тобой соседи завтра на свадьбу позвали. Мы ведь хотим пойти, правда?

– На свадьбу? – переспросил Ереваныч. – Может, как-нибудь в другой раз?

Глава сорок вторая, последняя

Человек всю жизнь пишет книги ради одной страницы и пишет страницы ради одной строки.

Хорхе Луис Борхес