Жребий викинга, стр. 64

— Уже сегодня хотелось бы взглянуть на такой лук и как можно скорее — опробовать, — мгновенно загорелся Гаральд, думая о том, как бы такие луки пригодились в битве с датчанами. Его всегда удивляло, как мало среди норманнов настоящих лучников и как неохотно его соплеменники берут в руки это оружие, предпочитая длинные мечи и секиры.

— Сегодня не получится. Но луков можно закупить много. А еще лучше — открыть несколько мастерских, пригласив для работы персидских мастеров, которые считаются в этом деле непревзойденными.

— Увезти бы нескольких персов в Норвегию да обучить стрельбе несколько тысяч норманнов, — мечтательно произнес Гаральд.

— Привезешь, обучишь. Все будет у нас с тобой, принц ты мой, еще все будет, — потерлась она щекой о его щеку. Поначалу Гаральд опасался, что станет воспринимать ее ласки с отвращением, но этого не произошло. — И само собой, для борьбы с пиратами вам придется вооружиться короткими римскими мечами и абордажными тесаками, более приспособленными для абордажного боя, нежели ваши длинные двуручные мечи.

— Странно. Вы настолько хорошо осведомлены в военных делах…

— Ничего подобного, — едва заметно улыбнулась повелительница, — просто умею прислушиваться к тому, что говорит наш полководец Зеноний или командующий флотом.

— Восприму как еще один совет.

— Главное в нашем имперском ремесле в том и заключается, чтобы находить время выслушивать своих подданных и вовремя выдавать их мысли и опыт за свои.

— Очень поучительный совет, — признательно улыбнулся Гаральд. — Настолько же поучительный, как замысел, связанный с почтовыми голубями.

— Если окажешься достаточно храбрым в бою и мудрым в перерывах между битвами, прикажу подчинить тебе все норманнские отряды, которые находятся в пределах моей империи, — Гаральд обратил внимание, что она сказала: «моей империи», и вообще вела себя как полноправная императрица, совершенно забыв, что является всего лишь супругой коронованного и всемогущего императора.

— Да, ты не должен забывать, что перед тобой — дочь могучего императора Византии, — уловила ход его мыслей повелительница, — последняя из македонской императорской династии. Той династии, усилиями которой и была сотворена Византия. Очень скоро ты и сам поймешь, что я с трудом мирюсь с тем, что вынуждена делить власть в империи. Причем делить ее с человеком недостойным.

— Потому и приказали лишить короны своего первого мужа?

Этот вопрос вырвался как-то сам собой, и, прекратив плескание в воде, Гаральд с опаской взглянул на императрицу: слишком уж прямолинейно он прозвучал.

— Не только короны, но и головы, — неожиданно спокойно ответила императрица. — Не достойной этой священной, предками моими прославленной, короны.

На сей раз конунг предусмотрительно промолчал: стоило ли вмешиваться в дела местного двора? Об убиенном тут же было забыто.

— Если у ваших родителей не было сына-наследника, то почему они не усыновили кого-то из достойных отпрысков?

— Что ж вы так запоздали со своим приездом в Константинополь, достойнейших из достойных? — саркастически поинтересовалась Зоя.

— Или пусть бы родила одна из наложниц. Страшно, когда обрывается династия.

— Вот отец и попытался спасти ее, короновав одного из претендентов… прямо на мне, — все еще не теряла чувства юмора повелительница.

— Что вам мешает короновать саму себя?

Зоя взглянула на викинга как на наивного простолюдина и снисходительно пожала плечами.

— Теперь уже поздно думать даже об этом. Впрочем, все еще может случиться. Возможно, на какое-то время мне и придется, как ты выразился, короновать саму себя. Хотя с куда большим желанием подвела бы под корону такого юного наследника, как ты.

— Но я не из рода Македонцев.

— А разве мои мужья из этого рода? — тут же парировала Зоя.

Викинг растерянно помолчал и, чувствуя, что разговор заходит в тупик, поинтересовался:

— Не боитесь, что эти ваши слова достигнут ушей императора? Не от меня, конечно.

— Они давно достигли его августейших ушей. Причем не только эти.

— Вы сказали, что со временем я смогу возглавить все норманнские отряды империи.

— Я сказала, что не исключаю этого, — уточнила Зоя.

— Значит, в один прекрасный день я могу превратиться в командующего небольшой, но вполне боеспособной, опытной армии. Правда, армии, пока еще не имеющей страны.

— Зато вовремя получившей своего «конунга конунгов».

— Не знаю, чем смогу отблагодарить вас за столь щедрый жест.

— За щедрое обещание. Пока всего лишь обещание, но, как ты понимаешь… Отблагодарить сможешь. У тебя крепкое молодое тело. До поры до времени оно будет восприниматься женщинами как самое большое, неоценимое сокровище. А пока что ты назначаешься начальником прибрежной стражи империи.

— Как прикажете, повелительница. Стражи — так стражи.

15

Человек, который передал голубиной почтой сообщение о трех пиратских галерах, нашедших приют в безлюдной бухте столь же безлюдного островка, затерянного в архипелаге небольших прибрежных осколков суши, не обманул и не ошибся. Этот агент Визария был потомственным рыбаком, предводителем артели, а значит, прекрасно знал многие шхеры Эгейского моря. К тому же не раз сталкивался с пиратами, которые на рыбацкие суда не нападали. Иное дело, что пытались вербовать молодых рыбаков. Но самое важное, что он указал бухту, в которой эти грабители укрываются и до поры до времени прячут в пещерах и гротах награбленное.

Подойдя лунной ночью к соседнему островку, викинги укрылись в одном из проливов и, выставив на вершинах двух прибрежных гор дозорных, дождались, когда пираты ограбили два корабля еще одного богатого арабского купца. Команды эти сорвиголовы почти полностью истребили, а корабли увели с собой, в Пиратскую бухту.

Абордажный бой этот разразился буквально в двух милях от места засады викингов, однако Гаральд предпочел не ввязываться в него. Приближаться к пиратам следовало по открытому морю, но стоило бы этим грабителям заметить византийскую флотилию, как купеческие суда они тут же пожгли бы, а сами спрятались бы в узком заливе, расставив своих лучников по окрестным скалам.

Поздней ночью викинги подошли к острову корсаров, и часть из них, под командой Гуннара, высадилась на противоположный от Пиратской бухты берег, куда доносилась громкая дробь барабанов — грабители праздновали победу. Сам Гаральд подождал, пока воины конунга преодолеют холмистую косу и, бесшумно зайдя в тыл пиратам, охватят их лагерь полукольцом. Только после этого отряд принца обогнул мыс и косу и, перекрыв выход из бухты, высадил на берег еще одну часть отряда, в основном лучников. Морские разбойники так увлеклись своим победным пиршеством, что опомнились, когда на их суда и на прибрежный лагерь полетели кувшины с «греческим огнем» [86] и сотни стрел, после чего островные норманны бросились в атаку.

Последних защитников лагеря викинги блокировали в пещере, и, чтобы не терять своих людей, Гаральд приказал выкурить их дымом костров.

Когда на рассвете к Гаральду подвели десятерых уцелевших пиратов, он спросил, кто из них предводитель. Вперед вышел рослый худощавый грек, левая щека которого была изувечена шрамом.

— Даю слово викинга, — произнес Гаральд, — что если ты укажешь места, в которых спрятаны награбленные вещи и сокровища, я подарю тебе жизнь, позволив уйти в глубь острова.

— Твои люди уже захватили арабские и наши суда с товарами и со всем, что на них было; только что они забрали все, что находилось в пещере и в наших хижинах, — угрюмо пробасил пират на греческом. — Что тебе еще нужно, норманн?

— Все то, что мы еще не сумели найти. В обмен на жизнь.

— Больше у нас ничего нет.

Гаральд подошел к ближайшему пирату и, разрубив его чуть ли не до пояса, вновь, теперь уже обращаясь ко всем, дал слово викинга, что подарит жизнь всякому, кто укажет пиратские тайники.