Наследница огня, стр. 38

– Она вернется? – тихо спросил Эдион.

Это был первый из великого множества вопросов, которые он хотел задать капитану, убедившись, что Шаол – отнюдь не безмозглый слуга короля.

Глаза капитана были полны боли. Эдион знал: Шаол любит ее. Это вызывало в нем не то зависть, не то ревность, но лишь потому, что капитан успел хорошо узнать взрослую Аэлину.

– Сам не представляю, – вздохнул Шаол.

Не будь капитан его врагом, Эдион, пожалуй, проникся бы к нему уважением за такое самопожертвование. Но Аэлина должна вернуться. И она вернется… даже зная, что в Эрилее ее ждет плаха.

Потом, наедине с собой, он разберется с вихрем своих мыслей. Эдион сильнее стиснул влажные перила, борясь с желанием задать новые вопросы.

Капитан очень внимательно смотрел на него, словно мог видеть сквозь все маски, какие имелись у Эдиона. Генерал едва удержался, чтобы не воткнуть меч Шаолу в сердце и сбросить тело в Авери… невзирая на все сведения, какие еще у него имелись. Капитан тоже смотрел на лезвие древнего меча. Возможно, в его голове бродили схожие мысли. Возможно, он уже жалел, что доверился Эдиону. А капитан должен об этом жалеть, проклиная себя за глупость.

– Зачем ты выслеживал мятежников? – спросил Эдион.

– Думал, что они располагают ценными сведениями.

Похоже, капитан не врал, иначе бы не пытался предать своего короля.

На Эдиона вновь нахлынуло желание хорошенько помучить капитана, а потом собственноручно убить. Были в его жизни и убийства, и пытки. Но если он убьет возлюбленного королевы и если она вернется… нет, когда она вернется… Нет, нельзя поддаваться таким порывам. Капитан был для него ценнейшим источником сведений. Эдиону хотелось побольше узнать об Аэлине, о ее замыслах. И вообще – какая она. Он хотел знать все. Абсолютно все. Особенно то, какое место на доске капитан занимал в этой игре и что знал о короле.

– Расскажи мне подробнее о черных кольцах.

Капитан покачал головой:

– Я хочу заключить с вами сделку.

Глава 20

Внушительный синяк постепенно рассасывался. Так и шло: по утрам Селена помогала на кухне, потом Рован уводил ее в лес или к развалинам храма. Все попытки совершить превращение оканчивались неудачей. Селена по-прежнему держалась обособленно. По вечерам в кухне было не протолкнуться, чему способствовали зачастившие весенние дожди. Селена предпочитала ужинать на ступенях лестницы, где было темно и ее никто не видел. Она старалась подгадать так, чтобы успеть наполнить тарелку едой и уйти в сумрак, откуда она и слушала истории Хранителя Сказаний.

Хранителем Сказаний был не кто иной, как Эмрис. Такого звания в Вендалине удостаивались немногие. Хранителей почитали. Когда Эмрис начинал повествование, всем остальным полагалось слушать и молчать. К тому же каждый Хранитель Сказаний был живой библиотекой, живым хранилищем мифов и легенд королевства.

Постепенно Селена узнала и запомнила, кого как зовут. Делала она это больше по привычке ассасина, изучая свое окружение и выявляя потенциальных врагов и прочие угрозы. Она знала, что и сама является предметом скрытого изучения. Иногда собственная замкнутость вызывала у нее легкую досаду. Но ведь и обитатели крепости не делали попыток познакомиться. Стоило ей вспомнить об этом, и досада сразу же исчезала.

Единственным, кто не оставлял попыток сблизиться с нею, был Лока. По утрам он забрасывал Селену вопросами. Она молчала. Парень не обижался и начинал болтать о своем обучении, о погоде или рассказывал последние сплетни крепости. Лишь однажды Лока оставил свою обычную болтливость и заговорил с Селеной всерьез. Помнится, в то утро Селене стоило неимоверных усилий проснуться, и только шрам на ладони заставил ее спустить ноги на стылый пол. После завтрака она мыла посуду, невидяще глядя в окно. Настроение было препаршивое. Лока подошел, опустил в чан грязную кастрюлю и вдруг сказал:

– Я когда здесь появился, очень долго не мог говорить о своем прошлом. Были дни, когда я вообще рта не мог открыть. И из постели не мог выбраться. Но если… когда-нибудь тебе захочется поговорить…

Селена одарила его долгим тяжелым взглядом. Лока замолк и больше подобных разговоров с нею не заводил.

Спасибо Эмрису, тот вообще не лез в душу. Говорил только по необходимости. Нередко просто забывал о ее присутствии, особенно когда в кухню спускался Малакай. Парный Эмриса приходил удостовериться, что Селена не наделала никаких бед. Ее не касались и совершенно не занимали связи между обитателями крепости, особенно однополые. Но здесь она была невольной свидетельницей нежностей Малакая. Она ненавидела их близость. Ей было противно смотреть, как вспыхивали глаза Малакая, стоило ему увидеть Эмриса. Временами Селена просто задыхалась от ненависти.

Ей было любопытно, почему и Рован прилетает (в птичьем облике) послушать истории Эмриса, но она не спрашивала. По негласной договоренности все разговоры между ними касались только обучения.

Правда, их занятия лишь с очень большой натяжкой можно было назвать обучением. Селена так ничего и не достигла. Ни одного превращения. Рован насмехался над нею, шипел от негодования, но у нее ничего не получалось. Когда он отлучался по нужде, Селена добросовестно пыталась совершить превращение, и опять ничего. Рован грозился снова повести ее к курганам. Селена ответила так, что угрозы сразу же прекратились. Она пообещала голыми руками разорвать себе горло, если только он потащит ее в то место. К ее удивлению, Рован пошел на попятную. И потому они продолжали сидеть на развалинах храма, переругиваясь или погружаясь в гнетущую тишину. Иногда их перебранки бывали мысленными. Порою Селене хотелось уничтожить весь мир, и тогда Рован заставлял ее колоть дрова. Чурбан за чурбаном, пока руки не покрывались волдырями и у нее уже не оставалось сил взмахнуть топором. Однажды, не выдержав, кусая губы, чтобы не зареветь, Селена спросила, зачем он так издевается над нею.

– Ты понапрасну растрачиваешь силы, злясь на весь мир, – невозмутимо ответил Рован. – Я впустую трачу на тебя силы и жду, когда ты соизволишь превратиться. А ты упорствуешь и тянешь время. Так пусть от тебя будет хоть какая-то польза.

Он по-прежнему ждал. Ждал, когда она совершит превращение. А Селена по-прежнему вздрагивала от одной только мысли об этом.

Наступил восьмой день ее жизни в крепости. Утром Эмрис поручил ей чистить кастрюли и сковородки. У Селены отчаянно ломило спину, однако Рован, как всегда, явился за нею после завтрака и повел к развалинам храма, ставшим для нее не менее привычным местом, чем крепость. Где-то на середине пути Селена остановилась:

– У меня есть предложение.

Обычно она без надобности не заговаривала с Рованом, да и то в основном чтобы огрызнуться или сказать колкость.

– Я хочу видеть, как ты сам превращаешься.

Зеленые глаза фэйца вспыхнули и тут же погасли.

– Ты не вправе предлагать мне что-либо и уж тем более – приказывать.

– А просить тоже нельзя? Я просто прошу: покажи, как ты это делаешь.

Ее воспоминания о террасенских фэйцах были туманными. Селена не могла вспомнить, видела ли в детстве, как кто-то из них превращался, насколько быстро это происходило и куда девалась их одежда.

Рован выразительно посмотрел на нее. «Только один раз». И потом…

Неяркая вспышка света, мелькание цветовых пятен, и вот уже на ветке соседнего дерева сидел, хлопая крыльями, белохвостый ястреб. Потом он щелкнул клювом. Селена обшарила глазами мшистый подлесок. Одежда Рована и его оружие нигде не валялись. Все произошло за пару мгновений.

Ястреб испустил боевой клекот и ринулся вниз. Когти его были нацелены Селене в глаза. Она спряталась за дерево. Новая вспышка. Опять мелькнули разноцветные пятна. Перед нею стоял Рован в полном облачении и с оружием. Вид у него был по-ястребиному свирепый.

«Твоя очередь», – говорили его глаза.

Селене не хотелось показывать свой испуг, хотя внутри все дрожало. Но само превращение. Это было что-то невероятное.