Начало, стр. 73
Нора вновь посмотрела на длиннющую трость Сетракяна с серебряной насадкой. Ее глаза широко раскрылись.
– Головы волка?
– Останки других мужчин рода Сарду обнаружили много лет спустя вместе с дневником юного Юзефа. Он детально описал, как они выслеживали какого-то неведомого хищника, который выкрадывал и убивал охотников одного за другим. В последней записи указывалось, что Юзеф нашел тела у входа в пещеру. Он похоронил всех и собирался вернуться к пещере, чтобы встретиться с чудовищем лицом к лицу и отомстить за убитых родственников.
Нора не могла отвести глаз от набалдашника трости – серебряной головы волка:
– Как вы ее добыли?
– Я проследил путь этой трости до одного антиквара в Антверпене и купил летом тысяча девятьсот шестьдесят седьмого года. Сарду вернулся домой, в семейное поместье в Польше, много недель спустя. Он сильно изменился. Ходил с тростью, но больше не опирался на нее, а потом перестал ее носить. Он не только излечился от болей, вызываемых гигантизмом, но и налился невероятной силой. Вскоре крестьяне стали пропадать, деревню объявили про?клятой, оставшиеся в живых разбежались. Замок Сарду пришел в полный упадок. Молодого хозяина больше никто не видел.
Нора взяла трость:
– В пятнадцать лет он был таким высоким?
– И продолжал расти.
– Гроб… два с половиной метра на полтора.
– Я знаю, – мрачно кивнул Сетракян.
На лице Норы отразилось недоумение.
– Подождите… а откуда вы знаете?
– Я видел… однажды… во всяком случае, видел след, оставленный им на земле. Давным-давно.
Келли и Эф стояли друг против друга на скромной кухне. Келли чуть осветлила и укоротила волосы. Их цвет и прическа придавали ей деловой вид. Она держалась пальцами за край столика, и Эф заметил порезы от бумаги на костяшках: вот они, опасности учительской профессии.
Келли уже предложила ему полулитровый пакет молока, который достала из холодильника.
– По-прежнему покупаешь цельное молоко? – спросил он.
– Зи его любит. Хочет быть как отец.
Эф открутил крышку, отпил из пакета. Молоко охладило его, но не успокоило, как обычно бывало. Сквозь проем в стене он увидел Мэтта – тот сидел на стуле и делал вид, будто и не смотрит на них.
– Он очень похож на тебя, – добавила Келли.
Она имела в виду Зака.
– Я знаю.
– Чем он становится старше, тем больше сходства. Целеустремленный. Упрямый. Требовательный. Умный.
– И все это в одиннадцать лет. С таким жить трудно.
Ее лицо расплылось в широкой улыбке.
– Боюсь, нести мне этот крест всю жизнь.
Улыбнулся и Эф. Он не знал, что получилось, улыбка или гримаса: за последние дни Эф отвык улыбаться.
– Послушай, у меня очень мало времени. Я просто хочу… хочу, чтобы все было хорошо. Во всяком случае, между нами. Кутерьма с попечением, все такое… я знаю, это не могло не сказаться на наших отношениях. Я рад, что все закончилось. И пришел не для того, чтобы произносить речи. Просто… сейчас самое время разрядить обстановку.
Келли стояла как громом пораженная. Она не находила слов.
– Можешь ничего не говорить, я…
– Нет, я хочу сказать. Я сожалею. Очень сожалею, что все так вышло. Правда. Я знаю, ты этого не хотел. Я знаю, ты хотел, чтобы мы оставались вместе. Ради Зака.
– Естественно.
– Видишь ли, я не смогла на это пойти… Не смогла! Ты высасывал из меня жизнь, Эф. Это и повлекло за собой то, что… В общем, мне хотелось причинить тебе боль. Хотелось. Признаю. И это был единственный способ, который я смогла придумать.
Эф глубоко вздохнул. Келли наконец-то призналась в том, что он и так знал. Но радости победы не ощутил.
– Мне нужен Зак, ты это знаешь, – снова заговорила Келли. – Зак… это Зак. Думаю, без него нет и меня. Не знаю, хорошо это или плохо, но со мной так. Он для меня все… как когда-то был ты.
Она выдержала паузу, чтобы последняя фраза дошла до обоих.
– Без него я буду совсем потерянной, буду неполноценной, я…
Келли замолчала.
– Будешь такой же, как я, – вставил Эф.
Она вздрогнула. Их взгляды встретились.
– Послушай, часть вины я беру на себя. Я знаю, что не был… парнем, с которым легко поладить, идеальным мужем. Я очень уж много отдавал работе. А Мэтт… знаю, раньше я говорил…
– Однажды ты назвал его моей «утехой».
Эф поморщился:
– Знаешь, что я тебе скажу? Если бы я работал в «Сирс», если бы у меня была обычная работа, а не… ну, не знаю, работа как вторая жена, ты бы не чувствовала себя такой брошенной. Такой обманутой. Такой… отодвинутой на задний план.
Они некоторое время молчали. Эф подумал, с какой легкостью большие проблемы оттирают малые. С какой живостью личные неурядицы отступают перед борьбой с настоящей бедой.
– Я знаю, что ты собираешься сказать, – прервала паузу Келли. – Ты собираешься сказать, что нам давно следовало поговорить об этом.
– Следовало, – кивнул он, – но мы бы не смогли. Не получилось бы. Сначала нужно было пройти через все это дерьмо. Поверь, я бы все отдал, чтобы этого избежать, но… мы имеем то, что имеем. Вот сидим разговариваем… Как давние знакомые.
– Жизнь складывается не так, как мы загадываем.
Эф кивнул:
– После всего, через что прошли мои родители, через что протащили меня, я всегда говорил себе: никогда, никогда, никогда, никогда.
– Знаю.
Эф закрыл пакет молока.
– Тогда забудем, кто прав, кто виноват. Что нам теперь нужно сделать, так это уберечь Зака от лишних переживаний и волнений.
– Согласна.
Келли кивнула. Эф кивнул. Он потряс пакет, чувствуя ладонью холод молока.
– Господи, ну и денек.
Он вновь подумал о маленькой девочке из Фрибурга, той самой, что держала за руку мать в салоне самолета, прилетевшего в Нью-Йорк рейсом 753. А ведь она примерно одного возраста с Заком.
– Помнишь, ты всегда говорила, если возникнет какая-то биологическая угроза и я не скажу тебе первой, ты со мной разведешься? Теперь, конечно, поезд ушел.
Она нахмурилась, вглядываясь в его лицо:
– Я знаю, у тебя неприятности.
– Дело не во мне. Я хочу, чтобы ты выслушала и не теряла самообладание. По городу распространяется вирус. Это что-то… невероятное… худшее из всего, с чем мне приходилось сталкиваться.
– Худшее? – Келли побледнела. – Атипичная пневмония?
Эф чуть не улыбнулся. Какой абсурд.
– Я хочу, чтобы ты взяла Зака и уехала из города. Мэтта тоже. Как можно скорее, прямо сейчас… и как можно дальше. Я хочу сказать, подальше от населенных мест. Твои родители… Я знаю, ты не любишь у них одалживаться, но они ведь до сих пор живут в Вермонте? На вершине холма?
– Что ты говоришь?!
– Поезжай туда. Хотя бы на несколько дней. Смотри новости, жди моего звонка.
– Постой, это ведь у меня паранойя, а не у тебя. Это я готова чуть что – бежать сломя голову. Но… как насчет школы? Как насчет моей работы? Учебы Зака? – Она сощурилась. – Почему ты не скажешь мне, что происходит?
– Потому что тогда ты не уедешь. Просто доверься мне. Уезжай и надейся, что нам удастся каким-то образом остановить эту заразу и все скоро закончится.
– Надейся? – переспросила Келли. – Вот теперь ты меня действительно пугаешь. А если вы не сможете это остановить? И… если что-то случится с тобой?
Он не мог стоять перед ней и выслушивать те самые сомнения, что терзали его:
– Келли… мне пора.
Он попытался уйти, но она схватила его за руку, заглянула в глаза, чтобы убедиться, что возражений не будет, потом обняла. То, что началось с символического объятия, переросло в нечто большее, она крепко прижалась к Эфу.
– Мне очень жаль, – прошептала Келли ему в ухо, а потом поцеловала в небритую щеку.
Вестри-стрит, Трайбека
Окутанный ночью, Элдрич Палмер сидел на жестком деревянном стуле в патио, расположенном на крыше нижнего из двух прилегающих друг к другу домов, и ждал. Темноту разгонял лишь газовый фонарь в углу. Пол был вымощен квадратными керамическими плитками – старинными, давно выбеленными солнцем. Низкая ступенька вела к высокой кирпичной северной стене. Рифленая терракотовая черепица покрывала верх арки и навесы с обеих сторон широких дверей под арками, которые вели в дом. Позади Палмера у оштукатуренной белой бетонной стены стояла безголовая статуя женщины в развевающихся одеждах, ее плечи и руки потемнели от времени. Каменное основание увивал плющ. Хотя на севере и востоке виднелись здания повыше, патио оставалось укрытым от посторонних взглядов, насколько это возможно на крыше дома в центре Манхэттена.