Начало, стр. 15

– И еще шторки, – добавил Джим. – Во время приземления пассажиры всегда смотрят в иллюминаторы. Кто их опустил?

Эф кивнул. Все утро он пристально вглядывался в каждую мелочь, теперь же имело смысл сделать несколько шагов назад и взглянуть на эти странные события в более широком ракурсе.

– Вот почему четверо выживших могут быть ключом к разгадке. Если они что-то видели.

– Или хоть что-то поняли, – добавила Нора.

– Состояние всех четверых тяжелое, но стабильное, – сообщил Джим. – Они находятся в инфекционном отделении Медицинского центра Джамейки [20]. Капитан Редферн, третий пилот, тридцать два года. Адвокат из округа Уэстчестер, женщина, сорок один год. Программист из Бруклина, сорок четыре года. И музыкант, знаменитость Манхэттена и Майами-Бич, тридцать шесть лет. Его зовут Дуайт Муршейн.

Эф пожал плечами:

– Никогда о нем не слышал.

– Он выступает под псевдонимом Габриэль Боливар.

– Ого! – вырвалось у Эфа.

– Ну и ну! – удивилась Нора.

– Он летел инкогнито первым классом. Никакого жуткого грима, никаких идиотских контактных линз. Когда пресса прознает, будет жарко.

– Выжившие как-либо связаны между собой?

– Пока мы ничего не усмотрели. Возможно, медицинская экспертиза что-нибудь да выявит. Они были в разных салонах. Программист летел экономклассом, адвокатша – в бизнес-классе, певец – в первом. Капитан Редферн, само собой, – в кабине экипажа.

– Да, задачка, – произнес Эф. – Но уже кое-что. Если, конечно, они очнутся. И проживут достаточно долго, чтобы ответить на наши вопросы.

К ним подошел офицер управления.

– Доктор Гудвезер, вам лучше вернуться, – сказал он. – Они что-то нашли. В грузовом отсеке.

Через грузовой люк, расположенный в самом низу фюзеляжа 777-го, выкатывали металлические контейнеры с багажом, чтобы в ангаре их открыла и проверила служба биозащиты. Зайдя в грузовой отсек, Эф и Нора обогнули оставшиеся контейнеры – из них составился целый поезд, но колеса были пока застопорены – и прошли дальше.

В дальнем конце грузового отсека размещался длинный прямоугольный ящик – деревянный черный, очень тяжелый на вид, похожий на огромный шкаф из нелакированного эбенового дерева, лежащий лицевой частью вверх. Размеры впечатляли: примерно два с половиной метра в длину, чуть ли не полтора в ширину и метр в высоту. Побольше, чем солидный холодильник. По краям верхней крышки шла замысловатая резьба: лабиринт завитушек, сопровождаемый письменами на каком-то древнем или стилизованном под древний языке. Многие завитушки напоминали фигурки людей, эдакие плавные текучие человеческие формы… или же, если напрячь воображение, кричащие лица.

– Его еще никто не открывал? – спросил Эф.

Офицеры управления покачали головой:

– Мы к нему не прикасались.

Эф заглянул за ящик: на полу лежали три оранжевые стяжные ленты; стальные крючья на их концах, как и положено, были зацеплены за петли в полу.

– А ленты?

– Когда мы пришли, они уже были расстроплены.

Эф оглядел грузовой отсек.

– Это невозможно, – сказал он. – Не будь эта штука закреплена во время полета, она повредила бы багажные контейнеры, а может, и внутреннюю обшивку отсека. Где бирка? Что значится в списке грузов?

Один из офицеров держал в руке, облаченной в перчатку, несколько ламинированных листов бумаги, схваченных скрепкой:

– В списке его нет.

Эф подошел, чтобы взглянуть самому:

– Быть такого не может.

– Единственный нестандартный груз, указанный здесь, если не считать трех комплектов клюшек для гольфа, – это каяк.

Мужчина указал на боковую стену, у которой, закрепленный такими же оранжевыми лентами, лежал каяк, весь в багажных наклейках разных авиакомпаний.

– Позвоните в Берлин, – велел Эф. – Должна ведь у них быть какая-нибудь запись. Кто-то наверняка помнит этот ящик. Он весит самое малое килограммов двести.

– Уже позвонили. Никаких записей. Они собираются вызвать бригаду грузчиков и допросить всех, одного за другим.

Эф вновь повернулся к черному шкафу. Он не стал разглядывать гротескные резные фигурки, но зато, наклонившись, внимательно изучил боковины и обнаружил петли – по три штуки с каждой стороны. Таким образом, верхняя крышка была вовсе не крышкой ящика, а именно дверью шкафа, состоявшей из двух откидывающихся половинок. Рукой в перчатке Эф провел по резьбе, затем подсунул пальцы под одну из створок, пытаясь ее открыть. Створка была тяжелая.

– Никто не хочет мне помочь?

Один из офицеров выступил вперед и подсунул пальцы под вторую створку. На счет «три» они одновременно потянули.

Створки, укрепленные на прочных широких петлях, распахнулись. Из ящика потянуло трупным запахом, будто его не открывали добрую сотню лет. Он казался пустым, пока кто-то из офицеров не включил фонарь и не направил луч внутрь.

Эф протянул руку, и его затянутые в несколько слоев материи пальцы ушли в черную жирную землю. Земля была приятно мягкая, словно порошок для кекса, она даже как-то льнула к пальцам. Ящик был заполнен ею на две трети.

Нора отступила на шаг.

– Похоже на гроб, – сказала она.

Эф вытащил пальцы, стряхнул с них землю и повернулся к Норе, надеясь, что она улыбнется, но улыбка так и не появилась.

– Несколько великоват для гроба.

– Зачем кому-то везти через океан ящик с землей? – спросила она.

– Везли не землю, – ответил Эф. – В ней что-то лежало.

– И как же ты все это объяснишь? Куда это «что-то» делось? Здесь ведь тотальный карантин.

Эф пожал плечами:

– Так же, как мы объясняем все, что произошло на этом самолете. То есть никак. Доподлинно известно лишь следующее: в грузовом отсеке стоит незакрепленный и незапертый контейнер, грузовая накладная на который отсутствует. – Он повернулся к остальным. – Нужно взять образцы грунта. В земле хорошо сохраняются разные следы. Например, следы радиации.

– Вы думаете, – подал голос один из офицеров, – что смертоносный агент, который был применен против пассажиров…

– Находился в этом ящике? Лучшая версия из всех, которые мне доводилось сегодня слышать.

– Эф? Нора? – послышался в наушниках голос Джима, находившегося снаружи.

– Что такое, Джим? – отозвался Эф.

– Мне только что позвонили из инфекционного отделения Медицинского центра Джамейки. Уверен, вы сразу помчитесь туда.

Медицинский центр Джамейки

Больничный комплекс Джамейки находился всего в десяти минутах от аэропорта имени Джона Кеннеди, если ехать по скоростному шоссе Ван-Вик. Он был одним из четырех нью-йоркских медицинских центров, включенных в Программу планирования готовности к биотеррористическим действиям, и служил важным звеном системы синдромного мониторинга. Всего несколько месяцев назад Эф вел здесь семинар в рамках проекта «Канарейка», поэтому хорошо знал, как пройти в изолятор воздушной инфекции на пятом этаже.

На двустворчатой металлической двери красовался большой рельефный ярко-оранжевый трилистник – знак биологической опасности, указывавший на реальную или потенциальную угрозу для клеточных материалов и живых организмов. Предупредительная надпись гласила:

За столом возле двери сидела дежурная. Гудвезер предъявил удостоверение ЦКПЗ, но женщина и так узнала Эфа: она хорошо помнила учения по биозащите, которые проводила здесь «Канарейка». Дежурная встала, чтобы провести Эфа в отделение.

– Что случилось? – спросил он.

– Хотела бы я обойтись без театральных эффектов. – Женщина приложила свой пропуск к сканеру, отпирая металлические двери. – Но вы должны все увидеть сами.

Им открылся довольно узкий проход, бо?льшую часть которого занимал сестринский пост. Отодвинув синюю занавеску, дежурная пропустила Эфа в просторный вестибюль, где на больших подносах лежали контактные принадлежности: халаты, защитные очки, перчатки, бахилы и одноразовые респираторы N95. Здесь же стоял большой круглый бак для мусора, на который тоже был нанесен красный знак биологической опасности. Респираторы N95 отфильтровывают 95 процентов частиц размером от 0,3 микрона и выше. Это означает, что они защищают человека от большинства воздушных вирусных и бактериальных патогенов, однако против смертоносных химических соединений и ядовитых газов эти средства бессильны.