Диана, Купидон и Командор, стр. 43

«В это мгновение, – продолжала Гера, – они уже заключают мир. Необходимо сейчас же прекратить это и снова начать сражение! Так что, дорогой Зевс, позволь Афине отправиться на поле боя и сделать так, чтобы троянцы не сдержали своего слова и нарушили перемирие».

Афине не пришлось повторять это дважды. Она мигом спустилась вниз, приняла облик одного из троянских воинов и приблизилась к лучнику Пандару.

«Хочешь, чтобы Парис всю оставшуюся жизнь был обязан тебе? – прошептала ему она. – Пусти стрелу в Менелая – он не ждет сейчас нападения – и убей его!»

И этот придурок Пандар (который не узнал богиню и таким образом не мог улизнуть от ответственности, оправдываясь, что это была воля богов), вместо того чтобы ответить: «Мы дали слово и сдержим его», берет лук, прячется за товарищами, чтобы греки его не увидели, натягивает тетиву и пускает стрелу в Менелая.

И Приска, и Диана были возмущены до глубины души. Они, играя в Троянскую войну, соблюдали правила – иначе какой во всем смысл? И вообще, слово нужно держать. А уж клятву тем более. И чего они тогда ноют, эти троянцы, что на них напали, что они всего лишь хотели защитить родной город и жить в мире? Вели бы себя по-честному!

Но Афина Паллада вела двойную игру и отвела стрелу так, чтобы Менелай был не убит, а только слегка ранен. Но все равно нанесенное грекам оскорбление было ужасным, и они немедленно вновь схватились за оружие.

Но у Мунафо? все равно хватило наглости утверждать, что правда на стороне Гектора, а Агамемнон был неправ! И что во всем виноваты боги.

Эти боги, заключила для себя Диана, они точно как взрослые. Претендуют на то, чтобы всегда быть правыми, даже когда совершают совершенно абсурдные вещи, решают все за других и никогда не снисходят до того, чтобы объяснить свои поступки.

– Ты только посмотри на Мунафо? или на мою маму. Или даже на Командора.

– Кстати, это не Командор так орет? – заметила тут Приска, поведя головой в сторону шума, доносившегося из других комнат.

Дверь в комнате Дианы была из массивного дерева, и две подруги, чтобы заниматься без помех, плотно прикрыли ее. Несмотря на это в квартире слышался необычный шум: мужские и женские голоса, грохот передвигаемой мебели, жалобные увещевания, потом заплакала Дзелия, послышался звон разбитого стекла…

– Опять он устроил сцену, – сгорая от стыда, прошептала Диана.

– Кому? – тоже шепотом спросила Приска. Это уж было слишком. Ее отец тоже часто сердился, но она никогда не видела, чтобы он доходил до такого.

Девочки приокрыли дверь.

– Астрид! Астрид! Я хочу позвонить моему адвокату! – орал старик.

«Значит, он разозлился на маму. Кто знает, что она ему сделала. Или сказала. Теперь он точно лишит нас наследства или, еще хуже, выгонит из дома, – в тревоге думала Диана. – Куда мы тогда пойдем?»

Она снова прикрыла дверь, ожидая с минуты на минуту услышать материнский плач, который так хорошо знала с того времени, как Манфреди оставил их в Лоссае. Но заплакала почему-то Форика. Мамин же голос звучал необычно спокойно во всей этой суматохе:

– Успокойся, папа. Не надо так волноваться. Все в порядке, ничего страшного. Вот увидишь, это быстро пройдет. Не пугай девочку, прошу тебя. Иди с этими господами.

Диана ушам своим не верила. «Папа»??? Когда это мама называла Командора «папа»? И кто такие «эти господа»? И вообще, с чего это вдруг Астрид Мартинец говорит со свекром таким нежным голосом, таким спокойным тоном, словно с испуганным ребенком? Даже нет, с умственно отсталым ребенком?

Командор продолжал кричать:

– Проклятые! Оставьте меня в покое! Лапы прочь! Где телефон? Я засажу вас всех за решетку!

Удар, стон, ругательство. Потом вдруг тишина. Слышался лишь плачь Дзелии. Незнакомые мужские голоса. И мамин голос:

– Осторожно, здесь угол. Вот покрывало. Да, конечно, я спущусь с вами. И позвоню по дороге моему шурину.

Ни Диана, ни Приска не осмеливались выйти из комнаты. Они подбежали к окну – прямо перед виллой стояла машина скорой помощи. Значит, Командору снова стало плохо. Почему же, вместо того чтобы отправиться в больницу, он ругался и требовал адвоката? Почему был так разъярен? Сердиться вредно для здоровья, особенно для сердца. Дали ли ему его таблетки?

Они увидели, как открылась дверь подъезда. Оттуда вышли дядя Туллио и мама, за ними два санитара в белом, несшие носилки. На носилках, укрытый покрывалом, лежал Командор, не двигаясь, с закрытыми глазами. Все скрылись в машине и та, под триумфальный рев сирены, рванула с места.

Глава пятая,

в которой взрослые обитатели виллы «Верблюд» ведут себя еще хуже, чем боги

Дзелия, всхлипывая, вбежала в комнату и бросилась сестре на шею:

– Они говорят, что он сумасшедший! Но это же неправда! Ты же тоже знаешь, что он, когда сердится, всегда себя так ведет. А они взяли и увезли его!

– Увезли? Куда? Разве они не из больницы?

– Нет, это санитары из сумасшедшего дома, – вместо Дзелии ответила ей Галинуча, входя в комнату. – Они повезли его в «Оливковый сад». – Галинуча выглядела совершенно растерянной. Она сама не знала, что и думать. Конечно же, следовало ожидать, что, когда двое одетых в белое санитаров вошли без стука в кабинет Командора и схватили его за руки, он выйдет из себя, будет кричать и ругаться. А уж тем более он разозлился, когда синьора Астрид показалась в дверях и, вздыхая, проговорила: «Обычный кризис… будьте внимательны, чтобы он не ударился».

Тогда санитары попытались надеть на Командора смирительную рубашку, но старик противился всеми силами: цеплялся за мебель, пинался, бросал в санитаров горшки с цветами и пепельницы; он даже врезал одному из них кулаком и разбил тому бровь. Тогда они оба налегли на него и сделали укол, от которого Командор немедленно заснул. После чего санитары унесли его на носилках.

– Но кто их вызвал? – спросила Диана, у которой от тревоги даже заболел живот.

– Тетя Лилиана! – захныкала Дзелия. – Это все она! Это санитары сказали. Она позвонила в сумасшедший дом со словами: «Скорее приезжайте, мой отец выкидывает номера!» Но это все неправда. И вообще, откуда ей было знать, ведь она находилась на другом этаже!

– А что он делал? Какие такие номера?

– Да говорю же тебе, ничего он не выкидывал! Просто лежал себе в кабинете на диване и спал. Уже где-то с час.

– А мама? Почему она их впустила?

– Да откуда мне знать! – Дзелия снова зарыдала. Потом высморкалась и продолжала: – Казалось, что мама заодно с ними. Она провела их к кабинету, говоря вполголоса: «Осторожно, он очень агрессивный. Необходимо застать его врасплох». А он-то их как раз и не ожидал. Бедняга, он испугался, стал защищаться и кричать. Я бы тоже так поступила. А я что, разве сумасшедшая?

– Приска, – смущаясь пуще прежнего, сказала Галинуча. – Тебе лучше пойти домой. Это семейные дела.

– И не болтай об этом на улице, – вмешалась Форика, нервно сминая в руках передник.

Приска ушла. Но она и не собиралась следовать совету Форики. Придя домой, она не стала подниматься на третий этаж, где находилась их квартира, а прямиком направилась в адвокатскую контору Пунтони на первом этаже того же самого дома, где рассказала отцу и деду все, что увидела и услышала на вилле «Верблюд».

– Нет, Приска. Этого не может быть. Наверное, ты что-то не так поняла. Ни один гражданин не может быть лишен свободы без веских на то причин. И то, что кто-то рассердился и устроил сцену, никак не является поводом отправлять его в сумасшедший дом. Так же, как и семейная ссора и звонок кого-то из родных, – сказал адвокат Пунтони-сын.

– Но я сама видела!

– Наверняка случилось что-то, чего вы, девочки, не знаете. Например, медицинское свидетельство, которое подтверждает, что Командор душевнобольной, что он опасен для себя и для окружающих… Это единственное, что требует срочного принудительного заключения в психбольнице, – добавил адвокат Пунтони-отец.