Удивительное путешествие Полисены Пороселло, стр. 35

Казильда стрелой метнулась вниз с люстры и приземлилась на спину поросенка, крепко обнимая его за шею и покрывая голову поцелуями, а тот продолжал носиться по кругу за преследователями принцессы.

Зрители были в смущении. Многим хотелось смеяться, но они не смели, потому что сходство актеров с правителем и его приспешниками было слишком очевидным.

Глава восьмая

Изабелла с большим интересом смотрела на эту сценку, такую необычную на фоне услужливого почтения, с которым все придворные относились к правителю и его именитым приспешникам и которое должно было проявляться не только в людях, но и в их изображении и даже в каждом произнесенном слове.

Несколько раз в глазах у нее зажигался мимолетный веселый огонек, но ему не удалось распространиться на лицо и тем более на губы.

А когда Лукреция закончила свою песенку, то и этот огонек потух.

Но на этом выступление Людвига и зверей не закончилось. «Придворные» продолжали носиться по кругу, спотыкаясь и ударяясь друг о друга, катаясь по земле и подскакивая совсем не подобающим положению образом, а Казильда следовала за ними верхом на Белоцветике с дикими воплями, забрасывая всех орехами из кармана своего платья.

И вот Лукреция провела по струнам мандолины. Поросенок вдруг вышел из круга своих друзей и забегал под ногами у настоящих придворных, вызывая визги дам и проклятия господ. Казильда уцепилась за полу одежды правителя и залезла к нему на руки, потом обвила вокруг шеи свои мохнатые лапки и стала покрывать его поцелуями. Ланселот вытащил из кармана яблоко и швырнул его в эрцгерцогиню Теодору.

Удивительное путешествие Полисены Пороселло - i_056.png

Изабелла, увидев летящую по воздуху пернатую чалму вместе с париком, открывшим абсолютно лысый выпуклый череп, вдруг почувствовала какое-то тепло во всем теле, в носу у нее защекотало, и она подумала: «Сейчас чихну».

Но, к своему великому удивлению, она начала смеяться, да так громко, что чуть не свалилась с трона. Она смеялась и смеялась без остановки. В конце концов она стала икать, глаза заслезились, от смеха пришлось схватиться за живот.

– Надо же, в каком странном месте находится у нашей принцессы душа! – заметил философ.

Правитель был разъярен.

– Не считается! – закричал он, красный как рак, пытаясь сорвать с шеи Казильду. – Не считается! Это оскорбление Величества! Стража, арестовать проходимцев!

Изабелла тут же перестала смеяться, приняла строгий вид и решительно заявила:

– Синьор дядя, вы же видите, что я выздоровела. Именно это было единственным требованием к участникам конкурса. А не безупречное поведение, которое нравится эрцгерцогине. Приказываю соблюсти уговор и даровать моим спасителям титул маркизов.

– Нет, они не победили, – упрямо настаивал на своем правитель. – Королева, провозглашая конкурс, говорила об улыбке, а не о неподобающем вашему положению вывихе челюсти. Какой стыд!

– Будет вам и улыбка, – не поддаваясь на провокацию, ответила принцесса. Она сделала глубокий вздох, чтобы успокоиться, высоко подняла голову, чтобы все ее видели, и неторопливо растянула губы в лучезарной улыбке, в которой принимали участие подбородок, нос, щеки, глаза, брови, лоб и даже корни волос.

– Вот! – сказала она. – Синьор дядя, пожалуйста, сдержите обещание.

– Ни-ко-гда! – отрезал правитель и, скрестив руки, смерил ее вызывающим взглядом.

Тогда Изабелла вынула из ножен свою шпагу, похожую на игрушку для парадов и не способную пронзить даже кусок масла.

– Лукреций и Людвиг, подойдите сюда вместе со своими зверями! – приказала она. Те преклонили перед ней колено и были наименованы маркизами.

Но разозленный правитель сказал:

– Ну хорошо! Они победили и заслужили обещанную награду. Но заслужили также тюрьму и конфискацию только что полученного имущества, потому что оскорбление Величества – это самое тяжкое из преступлений. Стража, арестовать их и бросить в тюрьму!

– Стража! Приказываю оставить их в покое! – закричала Изабелла.

– Молчи, соплячка! Что с тобой случилось сегодня утром? Здесь командую я, понятно? – рявкнул правитель, отвешивая ей пощечину.

– Хм… Ну, если это не оскорбление Величества… – смущенно прошептал философ повивальной бабке. Но никто не давал им права критиковать.

Страже удалось арестовать только Лукрецию, Полисену и поросенка. Остальные животные убежали.

– За обезьян не волнуйтесь. Я сама их разыщу и буду содержать в тепле. А как только вернется мама, я вас освобожу! – крикнула Изабелла вслед трем заключенным в цепи, которых вели в тюрьму.

– И не вздумай ныть, – предупредила Лукреция Полисену на лестнице, ведущей в подземелье. – Если в тебе на самом деле течет королевская кровь, то веди себя соответствующим образом.

Часть седьмая

В дворцовых подземельях

Удивительное путешествие Полисены Пороселло - i_057.png

Глава первая

– Вот мы и на месте! – прогремел стражник, по-видимому начальник, и вставил ключ в замок тяжелой, обитой железом двери, которая открылась, скрипя всеми петлями.

Лукреция ободряюще пожала руку подруге, но Полисена дрожала от страха и отвращения.

Малюсенькая камера была выбита в скале, на которой высился королевский дворец. Покрытые плесенью стены источали влагу. Вся обстановка состояла из мокрой соломы – она должна была служить им постелью – и ведра. Высоко-высоко из крошечного зарешеченного окна на утрамбованный грязный грунт, по которому преспокойно шастали пауки, мыши и тараканы, пробивался бледный лучик света.

Лукреции уже не раз приходилось сидеть в тюрьме – полицейские иногда арестовывали ее вместе с Жиральди за бродяжничество и попрошайничество – они ничего не смыслили в искусстве и таланте зверей-циркачей. Так что она могла бы совершенно спокойно отнестись к ситуации, если бы не тревога за состояние подружкиной души. Полисена, с тех пор как покинула Камнелун, еще ни разу не оказывалась в таком непростом положении. Самым тяжелым из всего пережитого была жизнь в доме у рыбака. Но нищета, грязь и даже жестокость мачехи были цветочками по сравнению с этой тюрьмой – ко всему прочему, в ней было ужасно холодно и стояла удушливая вонь.

– Ну, не стесняйтесь, заходите! – грубо пошутил стражник. – Как видите, я устроил вас в самой удобной камере. А все из почтения к принцессе. Хотя бы это, раз уж нельзя освободить вас по ее приказу…

– Самая удобная? – не сдержалась Полисена, вконец выведенная из себя. – Как же тогда в остальных?

Лукреция ущипнула ее, чтобы замолчала, и подтолкнула внутрь.

– Большое спасибо, – спокойно сказала она стражнику. – Надеюсь, что когда-нибудь мы сможем вас достойно отблагодарить!

– Очень надеюсь, – процедила сквозь зубы Полисена.

Когда тюремщики ушли восвояси, заперев за собой дверь, Полисена, по-прежнему сжимая в руках поросенка, обессиленно упала на солому и подобрала ноги – она покрывалась холодным потом от одной мысли, что ее коснется мышь.

– Ты что, с ума сошла? – обратилась она к Лукреции. – Нас запирают в вонючей яме, а ты еще благодаришь!

– В этой вонючей яме, между прочим, есть окно.

– Ну и что?

– А то, что ты совершенно ничего не понимаешь в тюрьмах. Пока мы спускались, я сосчитала ступеньки. До поверхности всего лишь несколько метров. А другие камеры намного глубже нашей, по меньшей мере на два этажа, в самых недрах земли. Там нет ни воздуха, ни света. А это все равно что быть погребенными заживо.

Полисену передернуло. Но мысль о том, что кому-то может быть еще хуже, не утешала.

– Мне холодно! – пожаловалась она. – И я хочу в туалет. Куда мне идти?

Лукреция осмотрелась вокруг. Тюремщик вышел.

– Боюсь, тебе придется присесть в уголочек, – ответила она.

– А если мыши укусят в зад? Нет, ни за что!