Эволюция Кэлпурнии Тейт, стр. 10

Я чувствовала себя как-то странно. Очень хотелось спать, даже по лестнице поднялась с трудом. Папа в столовой начал молитву сначала. Я закрылась в комнате, вскарабкалась на свою высокую медную кровать.

Наверно, я сразу уснула. Разбудил меня собственный громкий храп. Солнце село, я слышала, как младшие братья укладываются спать. Было, наверно, часов восемь. Пожар в желудке утих. Я спустила ноги с кровати и вдруг поняла, что ужасно хочу есть. Обычно я ложусь в девять, значит оставался ещё целый час. Как бы пробраться в кладовую, чтобы мама не застукала? Это будет нелегко. Если увидит кто-нибудь из братьев, это ещё ничего, они не выдадут. Сами знают, я им пригожусь. Сейчас они не наябедничают на меня – в следующий раз я промолчу про их проделки.

Тихий стук в дверь прервал мои размышления. Мама пришла меня ругать? Или Гарри решил меня спасти? Ни то ни другое. Это оказался десятилетний Тревис с котёнком из нового помёта. Всем котятам мой братец давал имена гангстеров, преступников и других отбросов общества.

– Гляди! – он сунул мне в руки меховой комок. – Это Джесси Джеймс. Он составит тебе компанию.

С этими словами он удрал вниз по лестнице, пока не застукали с осуждённым узником.

С Джесси Джеймсом стало как-то уютнее. Я снова улеглась, а котёнок замурлыкал у меня на груди и стал тереться о плечо. Только я начала снова задрёмывать, как в дверь опять постучали. Это дедушка принёс две толстые книги.

– Будет что почитать, пока длится ссылка, – произнёс он торжественно.

– Спасибо!

Я закрыла за дедом дверь. Зачем мне среди ночи книги? Есть хочется ужасно, настроение – хуже некуда, в общем, не до чтения. Хотя название одной из книг – «Большие надежды» – звучит заманчиво. Вторая называется «Основы сельского хозяйства на Юге». Скучища! Почему она такая странная на ощупь? Да это же вовсе не книга! Это деревянная коробочка, искусно сделанная и раскрашенная, не отличишь от книги в кожаном переплёте. Повозившись немного, я нашла защёлку, и коробка открылась. Внутри обнаружился толстенный сэндвич с мясом, завёрнутый в вощёную бумагу. Я роскошно устроилась на кровати с книжкой и сэндвичем. Ах! Постель, книга, котёнок, еда – что ещё нужно человеку для счастья?

Примерно через полчаса в дверь постучался папа и тихонько позвал:

– Кэлли!

Я не хотела расставаться с Пипом, поэтому сунула книжку под одеяло – Джесси Джеймс протестующе замяукал, – отвернулась к стенке и притворилась спящей. Мне показалось, он хочет что-то сказать, может быть, что-нибудь важное. Странное ощущение! Но папа молча вышел, предварительно погасив лампу. Вот тут я действительно разозлилась – никому, кроме Гарри, не разрешалось держать спички в спальнях. Нечего делать, придётся спать. Оно и к лучшему: завтра – урок музыки. Буду в хорошей форме – не дам мисс Браун повода на меня сердиться.

Засыпая, я вспоминала сегодняшний день. Горло ещё саднило, но я была полна гордости. Столько сыновей в семье, а я первая попробовала спиртное. Так я тогда думала. Позже обнаружилось, что в маминой «Растительной микстуре Лидии Пинхем» было почти сорок градусов.

Глава 6

Уроки музыки

Лето тянулось бесконечно. О жаре помогали забыть только прохлада реки и полумрак дедушкиной лаборатории. Дневник пополнялся всё новыми и новыми записями. На каждой странице – множество вопросов, изредка ответы да неумелые зарисовки растений и животных. Несмотря на новые интересы, уроков музыки тоже никто не отменял.

Наша учительница мисс Браун – тощая высохшая жердь, а линейкой по пальцам может стукнуть от души. Иногда так ударит, что пальцы срываются, клавиши грохочут и резкий некрасивый аккорд взрывает плавное течение музыки. Странно, что мама никак не реагирует на этот страшный шум. А ведь она сидит с шитьём прямо за дверью. Почему-то, сама не знаю почему, я никогда не жаловалась маме на атаки мисс Браун. Наверно, думала: что-то постыдное в моём собственном поведении провоцирует мисс Браун на такие дикие воспитательные меры. Сказать по правде, сердилась она всегда по делу. Она кипела от ярости, если я путалась в нотах и не могла сыграть то, что без ошибок играла всю неделю. (К сожалению, угрожающе поднятая линейка совершенно не помогала.) В одном отношении я была трусихой – переживала всё в себе, никому ничего не говорила. За что нам с Гарри эта еженедельная мука? Чем мы заслужили дополнительную культурную нагрузку? Другие-то братья свободны как ветер.

Для папы я разучивала мистера Стивена Фостера, а для дедушки – Вивальди, хотя Моцарта он тоже любил. Обычно дедушка устраивался в гостиной. Иногда с книгой, иногда просто сидел, прикрыв глаза, пока я играла. Мама предпочитала Шопена, а мисс Браун – гаммы. Потом я выучила то, что нравилось мне самой, – регтаймы мистера Скотта Джоплина. Маме регтайм действовал на нервы, но мне было всё равно. Лучше музыки мы в жизни не слышали – эффектный каскад аккордов, наэлектризованный, рваный ритм, заставляющий слушателей вскакивать с места и пускаться в пляс. Все братья сбегались, заслышав начальные такты «Регтайма кленового листа». Они дико скакали по гостиной, мама даже опасалась за картины на стенах. Когда у нас появился граммофон, и я смогла танцевать вместе со всеми. Младшие братья обожали граммофон и дрались за право его завести. Но за ними надо было приглядывать, а то перестараются и сломают завод.

Джим Боуи изображал то, что у него называлось «Котёнок на клавишах». Он сажал первого подвернувшегося котёнка на клавиатуру, махал у него перед носом кусочком ветчины и так заставлял двигаться взад и вперёд. Джей Би считал это страшно остроумным. Для пяти лет – пожалуй. Главное удовольствие – мама, как и следовало ожидать, просто на стенку лезла (да и я тоже, просто виду не подавала). Часто даже приходилось прибегать к патентованной микстуре. Пары столовых ложек обычно хватало. Сал Росс однажды спросил, буду ли я тоже принимать микстуру, когда вырасту и стану леди. Мама ответила загадочно: «Быть может, Кэлли это не понадобится».

Виола с кухни приятным контральто подпевала «Тяжёлые времена больше не наступят» Стивена Фостера, но Скотта Джоплина слушать наотрез отказывалась.

– Дикарская музыка, – фыркала Виола, чем ставила меня в тупик.

Раз в году мисс Браун представляла своих учеников на концерте в Зале героев-конфедератов в Локхарте. Этим летом она впервые включила меня в программу. Сказать по правде, в этом году у меня просто кончились отговорки. Гарри участвовал уже шесть лет подряд и говорил, что это проще простого. Главное – не глядеть на огни рампы: газовый свет ослепляет, можно даже со сцены свалиться. Ещё пришлось учить наизусть музыкальный отрывок. Мисс Браун выбрала для меня экосезы Бетховена. Удивительно: аккорды немножко похожи на регтайм. Мисс Браун в гневе то и дело пускала в ход линейку. «Запястье ниже! Пальцы выше! Держи ритм!» И по рукам! Я разучила отрывок за рекордное время, скоро могла во и сне сыграть. Как же я ненавидела Бетховена! Моя подруга Лула Гейтс управилась бы в два раза быстрее, но она играет в десять раз лучше меня.

По такому торжественному случаю я получила новое белое платье с вышивкой ришелье и с кучей кусачих, негнущихся нижних юбок. Корсет не предполагался, но всё равно это было орудие пытки. Да ещё и слишком длинное, в ногах путается. Мне купили новёхонькие светло-жёлтые кожаные ботиночки на крючках. Застёгивать – умаешься, но очень уж они были красивые, я ими втайне гордилась.

Мисс Браун научила меня, как делать реверанс, как приподнимать края платья и сгибать ноги в коленях.

– Нет, нет, – ворчала она. – Не задирай юбку, как деревенщина. Вообрази, что это крылья ангела. Вот так. Теперь опускайся в реверансе. Медленнее! Не так быстро, детка. И не шатайся!

Она долго меня натаскивала, пока наконец не осталась довольна результатом.