Кружево, стр. 36
Вышел он к мужикам из правления, остальные деньги, что оставались от клада, раздал и в назиданье напомнил пословицу:
— Богом клянись, но сам не ленись умом пораскинуть!
Царев крючок на Сорном болоте не задержался. Звал-звал образину, дозваться не мог. Попробовал в топь нырнуть, поднять клад со дна, вывалялся в грязи — ничего не нашел. Принялся было из болота ковшиком воду вычерпывать — не сдюжил! Сговорился с обоими стражниками и вместе с ними куда-то утек, лишь бы солдат не сыскал.
ЖЕНИХ ДЛЯ ДВОИХ
Когда ум за разум запнется, то и на ровном месте заблудишься. И почнешь кружить: в кою же сторону надо податься?
Уж сколь умен и толков был Петро, вдовой Аксиньи сын, а не мог порешить: Федору или Милодору посватать?
Две сестры были до последней черточки схожие, будто одна из них стояла перед зеркалом и смотрела сама на себя.
Родились они в один год, в один час, в одной зыбке качались, вместе взросли, и даже мать родная не умела их различить.
Девки справные, хороши собой. В одинаковые сарафаны нарядятся, одинаково косы заплетут да как запоют в один голос — у любого парня душа замирает.
И вот случилась же такая оказия — они обе Петра полюбили!
Федора замуж за него собиралась, и Милодора от него же сватов ждала.
Прежде, бывало, делили они пополам всякую всячину, а уступить жениха ни у той, ни у другой не хватило желанья. Милодора потребовала: «Откажись от Петюшки, я его пуще люблю, чем ты!» А Федора в ответ: «Это ты отстань!»
Летом на игрище, куда молодяжник по вечерам собирался попеть-поплясать, обе не отходили от него, как пришитые. Федора справа, Милодора слева, а он посередке.
Покуда шел меж ними спор и раздор, а Петро решиться не мог, — зима наступила. В соседних дворах свадьба за свадьбой, у сестер в избе хоть бы петух скукарекал.
Спрашивать у Петра, скоро ли от него сваты пожалуют, той и другой казалось зазорно.
Он каждый день по улице проходил, в окошко к сестрам заглядывал, но лишь раздор добавлял.
— Это ты мне мешаешь! — злилась Федора на Милодору.
— Нет, ты ко мне путь загораживаешь! — отвечала та.
Пора свадеб уж к концу приближалась, после масленой недели справлять свадьбы было не принято. Вот тогда и надумала Милодора:
— Давай кинем бобы наудачу. Тебе достанется — за Петьшу замуж иди, мне выпадет — дале ни во что не встревай! А ему-то ведь одинаково: что ты, что я!
— Нет и нет! — отказалась Федора. — Может, он сам меж нами сделает выбор.
Наладилась она перехитрить сестру.
Вечером, покуда Милодора коров доила и по домашности управлялась, Федора успела побывать у старухи Клещихи.
Нелюдимая эта карга славилась в деревне худом и злом. Бабы поговаривали про нее, будто в молодости была она замужем за чертом лесным. Черт сам пакостливый страхилат, а и то с ней ужиться не мог, облысел и рога об нее обломал, покуда из лесу спровадил.
Проживала Клещиха в проулке, в избешке-развалюшке, без догляду-без пригляду, кругом одна. От старости не согнулась, а высохла, отощала — точь-в-точь, как прошлогодний клещ.
Уставила она на Федору кривой глаз, об пол стукнула осиновой клюшкой.
— Какая неминя пристигла? Мужа отравить или миленка отбить?
— Надо сестру от моего жениха оттолкнуть, — открылась Федора.
— А пошто?
— Мы с ней на одно лицо...
— Оговори ее, осрами перед ним! Хорошо поет петух поутру, да не всякому понутру. Поняла?..
— Поняла, баушка, спасибо тебе!
За совет отдала Клещихе холстяной рукотерт, а по дороге домой забежала к подружке. Эта подружка, Настя Балаболка, минуты ничего на языке не держала.
На ходу придумала Федора, чего ей на него положить:
— Ой, Настюшка, кабы ты знала, какую я новость проведала...
— А ты коя из сестер? — прежде спросила та.
— Я Милодора, — схитрила Федора.
— А новость об ком?
— Про Петьшу Аксиньина. Он, кажись, не в своем уме или же хворь у него. Всякую ночь, когда мисячно, в одном исподнем блудит по крышам...
— Как же ты за него замуж пойдешь?
— Не пойду! Жить с таким страмота и страх! Это сестре Федоре все нипочем, она не пужливая...
Вскоре с языка Насти Балаболки понапраслина донеслась до Петра.
Встретил он обеих сестер на вечерке и стал дознаваться:
— Коя из вас Милодора?
— Я, — отозвалась та и даже обрадовалась: неужто, мол, он захотел ее своей невестой назвать.
А Петро брови нахмурил.
— Ты пошто меня оконфузила? Когда и где я по крышам ходил?
— Да сроду, Петя, я про тебя худого слова не молвила, — сразу девка ударилась в слезы. — Не верь никому! Это какой-то оговор на меня.
Посмотрела на Федору, но у той хоть бы губы скривились. Молчком обошлась, за сестру не вступилась.
Тут-то и приметил Петро, что меж ними неладно. У Милодоры глаза добрые, непритворные, а у Федоры колючие.
Дома, после вечерки, не мог уснуть, на полатях с боку на бок ворочался. Аксинья из-за него пробудилась.
— Чего у тебя, Петя, стряслось?
— Найтись не могу: то ли на Федоре, то ли на Милодоре жениться? Они лицами схожие, а по душевности разные. Коя из них будет верной и доброй женой, а коя, как на шее хомут?
— Трудненько узнать! Покуда в девках, так мы все лучше некуда. Но делу можно помочь. Сплети, Петя, веревочку-разгадалочку из трех прядей. Ведь трое вас: жених да две девушки, обе невестушки. Свою прядь ты свей из конопляной кудели, а Федора и Милодора пусть совьют из волос. Косы у них длинные. Каждая из своей косы пусть отрежет десять волосин. Да на их-то прядях сделай пометки: вот эта от Федоры, эта от Милодоры. Чтобы спору потом не случилось. Когда веревочка-разгадалочка будет готова, позови обеих сестер и при них веревочку постарайся порвать. Чья прядь первой порвется — той невестой не быть. Не станет довеку любить. Ни доброй женой, ни заботливой хозяйкой не будет. Бери вторую сестру, прядка которой целой останется. Значит, и любовь ее нерушимая. Но может случиться и так, что первой порвется твоя, конопляная прядь. Тогда ни на той, ни на другой сестре тебе жениться нельзя.
Послушался Петро ее наставлений. В тот же день свил свою прядь из конопляной кудели и обеих девок уговорил пряди из волос приготовить.
Милодора сразу выдернула из косы десять волосин, а Федора помедлила. Почуяла умысел. И, будто по ошибке, отстригла из косы двенадцать волосин, так-де надежнее.
Петро уж не спрашивал их: которая Федора, которая Милодора? По глазам узнавал: у Милодоры — добрые, у Федоры — колючие.
Сплел веревочку-разгадалочку из трех прядей и обеими руками рванул ее во всю силу.
Порвалась Федорина прядь.
— Так тому и быть! — молвил он Милодоре. — Замуж за меня собирайся!
У той от радости слезы ручьем: все же дождалась, ей счастье досталось! А Федора по избе заметалась, ничего в толк не пошло — ни хитрости, ни уловки! Хлопнула дверью, убежала.
Покуда перед свадьбой девичник справляли, подружки в песнях Милодору и Петра величали, Федора помогала сестре готовить приданое, так-сяк угождала, Петра встречала и провожала приветно. А в день свадьбы принялась Милодору в подвенечное платье наряжать, всяко ее охорашивать, ублажать и добрые слова говорить.
В иную пору та еще рассудила бы, с чего-де Федора удобрилась, а перед самым-то венцом да в веселом настроении ни о чем плохом не подумала.
Под вечер, когда «глухой воз» с приданым уже к жениху в дом увезли, прибыла и за невестой подвода, чтобы ее в церкву доставить.
Одетая, обутая Милодора вышла на крылечко, родному двору на прощанье поклон отдать, а следом за ней выбежала из избы Федора, за руку крепко схватила:
— Обожди-ко, сестричка! Давай сходим в амбар, там у меня для тебя что-то припасено...
Увлекла ее туда, на Милодору накинулась, сорвала с нее подвенечное платье, а саму-то в погреб столкнула.
— Погибай там! Всяк подумает, это-де Федора с горести себя порешила...
Вышла из амбара в подвенечном наряде, живехонько на подводу взмостилась и прямо в церкву; там Петро уж дожидался невесту.