Невеста каторжника, или Тайны Бастилии, стр. 68

Герцог с усмешкой смотрел ему вслед.

«Такого человека мне только и надо было, — сказал он себе. — Этот приготовит маркизе отличный лимонад и приправит его своей ненавистью… Успеха тебе, виконт! Ты получишь хорошую награду, если твой план удастся…»

XVII. ПРИГОВОР

В то время как солдаты запирали Марселя в клетку, в которой провел свои последние дни креол Диего, дежурный офицер провел Виктора Делаборда в маленькую комнату, где мушкетер должен был ожидать дальнейших указаний коменданта.

Когда Виктор остался один, он еще раз перебрал в уме все происшествия минувшей ночи и содрогнулся от мысли — что же теперь ждет Марселя?.. Он отчетливо понимал, что все пропало, и эта мысль не давала ему покоя. Сон никак не шел к нему. Наконец, с наступлением утра, он встал и подошел к окну. Что?то принесет наступающий день ему и его несчастному другу?

Спустя час явился один из писарей коменданта и принес мушкетеру завтрак, объявив при этом, что за ним придут, чтобы отвести к коменданту. Виктор проголодался и с аппетитом съел завтрак, состоявший из супа, белого хлеба и маленькой порции вина.

Вскоре пришел офицер и попросил мушкетера следовать за ним в кабинет коменданта. Кроме коменданта, там были писарь и офицер.

— Подойдите ближе, господин мушкетер, — суровым тоном сказал генерал Миренон. — Скажите ваше имя, место рождения, род занятий… Вы ведь друг каторжника Марселя Сорбона?

— Быть другом каторжника, в обычном понимании этого слова, нелестно, господин генерал, — ответил Виктор. — Но данный случай — исключение. Каторжник Марсель Сорбон невиновен. Он — сын благородной женщины. Он — жертва незаслуженной ненависти. Марсель Сорбон, которого я имею честь называть своим другом, не сделал ничего преступного.

— Не наше дело решать это, господин мушкетер, — прервал Виктора комендант. — Я хочу только узнать от вас, помогали ли вы преступнику бежать в прошлую ночь и поддерживали ли его в прежних попытках?

— Да, господин генерал, я вместе с Адриенной Вильмон, невестой каторжника, поставил себе задачей спасти его.

— И при этом вы знали, какое преступление совершаете, господин мушкетер? — строго спросил комендант.

— Моя совесть оправдывает меня.

— Но закон не оправдывает вас, — возразил комендант, который хотя и говорил строгим тоном, но сожалел не только о судьбе Марселя, но и о Викторе, который, ни минуты не колеблясь, признался, что с радостью пожертвовал бы своей свободой и карьерой ради невинно осужденного друга.

— Закон не оправдывает… Хорошо, господин генерал, я готов понести наказание, — сказал мушкетер. — Но то, что я сделал, не может меня обесчестить, не может унизить в ваших глазах, и это меня утешает. Я исполнил священный долг дружбы. Если я преступил закон государственный, то я все же не преступил человеческого закона. Я и впредь не оставлю моего друга без помощи.

— Ваш поступок не останется без последствий, господин мушкетер, — со вздохом сказал комендант. — Я должен отправить вас в Париж. Господин лейтенант д'Азимон проводит вас туда и передаст парижскому коменданту.

При этом генерал указал на офицера, присутствовавшего на допросе. Виктор поклонился офицеру.

— Я рассчитываю на вашу честность, господин мушкетер, и надеюсь, что вы не будете пытаться убежать от господина лейтенанта, не употребите во зло то снисхождение, которое я вам оказываю, принимая во внимание ваше военное звание.

— Нет, этого я никогда не сделаю, господин генерал.

— В таком случае я не ошибся в вас.

— Только у меня к вам просьба, господин генерал.

— Говорите откровенно, господин мушкетер. Если это будет зависеть от меня, ваша просьба будет исполнена.

— Та бедная девушка, которая вместе со мной старалась освободить Марселя Сорбона, теперь совершенно одинока. Она осталась без всякой помощи. Позвольте мне господин генерал, отыскать Адриенну Вильмон и как?то поддержать ее.

— Этого разрешить я не могу, как мне ни жаль. Не могу дать вам свободу вне крепости. Я могу поверить, что вы вернетесь, но есть правила, которым я должен подчиняться. Иначе мне поставят в вину, что я позволяю вам свидание с вашей соучастницей.

— Я вас понимаю и отказываюсь от своей просьбы. Мне было бы очень неприятно, если бы я заставил вас опасаться, что я употребляю во зло ваше великодушие. Для себя же мне не о чем просить. Думаю, что бесполезно просить вас и за узника. Марсель Сорбон в ваших руках, в вашей власти. Он предоставлен вашему состраданию, и вы не отдадите несчастного в руки грубых надзирателей.

— Каторжник будет предан суду и будет судим по законам страны, господин мушкетер.

— Клетка, ужасная клетка… — тяжело вздохнул Виктор.

— Закон предписывает ее, и на этот раз я уже не смею поступать с ним снисходительно. За каждую попытку бежать пойманному беглецу угрожает клетка. Когда каторжник номер пятьдесят семь бежал в первый раз, его раны позволили мне отправить его в лазарет, а не в клетку. Но он злоупотребил этим снисхождением, воспользовался им для нового побега. И на этот раз его ничто не может спасти от клетки.

Виктор молчал. Он понимал и чувствовал, что комендант не мог поступить иначе. Если бы он сделал исключение, то на него легко могли донести и он был бы привлечен к ответственности.

— Марсель, Марсель, бедный Марсель… — тихим голосом печально произнес Виктор.

— Вы сделали больше, чем вам предписывает долг дружбы, господин мушкетер, — сказал комендант, передавая сопроводительное письмо лейтенанту д'Азимону. — Отправляйтесь в Париж. Желаю вам, чтобы вас не так строго судили за ваш поступок.

Генерал Миренон подал мушкетеру руку.

— Благодарю вас за ваше великодушие, господин генерал, — сказал Виктор, пожимая поданную руку. И повернувшись к офицеру, он сказал: — Я ваш арестант, господин лейтенант д'Азимон.

Виктор и офицер вышли от коменданта, а затем и из крепости. Они отправились в город и сели в почтовый дилижанс, который отправлялся в Париж.

С тяжелым сердцем оставлял Виктор своего друга. Правда, у него была надежда на великодушие генерала Миренона. Но Виктор преувеличивал власть коменданта. Генерал Миренон был служака, который ни на йоту не отступал от закона. А закон присуждал преступника, бежавшего вторично, к смертной казни, если это подтверждалось большинством судей.

Таким образом, участь Марселя была не в руках коменданта. Все офицеры и надзиратели были настроены против Марселя, а это не предвещало ничего хорошего.

Марсель покорился своей участи. Он не сказал ни слова надзирателям, которые вели его, связанного, в клетку и потом ударами кулаков втолкнули туда. Дверь клетки замкнули, и он оказался там, где недавно прощался с Диего. Но думал Марсель не о себе, он думал об Адриенне, о Викторе, который был схвачен вместе с ним и теперь должен был пострадать из?за него.

Все рухнуло! Последняя надежда была уничтожена.

«Так было угодно Небу, — думал Марсель. — Пусть теперь делают со мной что хотят… Только бы Адриенна не лишилась покровительства! Только бы она не пришла в отчаяние!.. Святая Дева, сжалься над Адриенной!.. Герцог Бофор победил, достиг своего. Теперь?то незаконнорожденный исчезнет навсегда».

Клетка представляла собой каморку такой величины, что заключенный не мог даже лечь как следует. В клетке не было ни одеяла, ни свежей соломы — в углу валялась лишь охапка сгнившей и сырой. Решетки давили узника, какое бы он ни принял положение, — лежал ли он, сидел ли, стоял ли.

Единственное снисхождение, которое сделал для него комендант, заключалось в том, что на Марселя не надели цепей, и он мог свободно двигать руками и ногами. Зато часовых поставили и возле дверей, и возле окна, которое выходило на реку.

Надежда на спасение совершенно покинула Марселя. Рана на плече после перипетий прошлой ночи разболелась не на шутку. Осмотревший ее доктор прописал примочки. Чтобы каторжник не совсем обессилел, ему, по приказанию коменданта, давали неплохую пищу и немного вина с водой.