Невеста каторжника, или Тайны Бастилии, стр. 188
Стук колес стал явственней. И вскоре из?за поворота выехала крестьянская повозка. Манон тут же узнала в возчике того доброго человека, что помог ей прошлой ночью.
Заметив стоявших у обочины Манон и Адриенну, крестьянин натянул вожжи и остановил лошадь прямо рядом с ними. Вежливо поздоровавшись, он сказал:
— Я распродал весь товар и еду назад. Так что, если хотите, полезайте в повозку, я подвезу вас. Мне ведь все равно придется проехать мимо дворца.
Манон и Адриенна, радостно поблагодарив доброго человека, быстро забрались в повозку, усевшись на мягкое‚ душистое сено. А возчик, гикнув, хлестнул лошадь, и повозка, скрипя колесами, покатила вперед со скоростью, которая обещала, что дорога займет не более часа.
А там и Сорбон!
XXIII. ВОСКРЕСШАЯ
Серафи протомилась целый день в ожидании Манон. Она никак не могла найти объяснения тому, что старушка до сих пор не вернулась. Теряясь в догадках, она все больше и больше беспокоилась. А тут еще во дворце вдруг стало необычно шумно. Серафи решила, что понаехали гости.
Чуточку отодвинув занавеску, она разглядела сначала пажа, а потом и маркизу Помпадур, вышедшую погулять в парке.
Потом, после недолгой прогулки, маркизе подали ее раззолоченную карету. Она поднялась в карету, выглянула в окошко и что?то проговорила. Кучер взмахнул кнутом. Карета покатила к Парижской дороге.
К вечеру Серафи ощутила, что силы быстро оставляют ее, а беспокойство и тревога все сильнее стискивают и без того исстрадавшееся сердце.
Она тревожилась и о Манон с Адриенной, и еще больше о Марселе, который, как она была уверена, оставался в Париже. Нетерпение ее росло, ожидание становилось мучительным, на ум то и дело приходили мысли о коварном брате, который способен на все, чтобы погубить племянника.
Вечерние сумерки мягко опускались на окрестности, вползая во двор дворца и пробираясь в его окна. Скоро станет совсем темно. Эта мысль заставила Серафи решиться выйти из комнаты, чтобы встретить Манон, если она появится. Она осторожно отодвинула засов и, пройдя на цыпочках через комнатку кастелянши, прокралась по безлюдному темному коридору к выходу из дворца и выскользнула во двор.
Лицо ее закрывала низко опущенная темная вуаль.
Поблизости никого не было видно. Серафи, держась в тени дворцовой стены, пошла к дороге, убегавшей в лес, и прошла по ней несколько шагов, надеясь, что вот–вот навстречу ей появятся Манон и Адриенна. Но надежда ее оказалась напрасной. Однако на свежем воздухе больная почувствовала себя немного лучше и вздохнула свободнее.
Король и Марсель весь этот день провели вместе. Камердинер Бине, подслушивавший под дверью, к своему изумлению, услышал, как король, горячо обнимая маркиза, называл его своим сыном. Это было совершенно невероятно, и Бине порадовался, что оказался первым свидетелем того, о чем при дворе еще даже не подозревали.
Маркиза, собираясь уезжать, приняла у себя короля и Марселя, выразив свою радость, что ей все?таки удалось возвратить сына в объятия отца. Разумеется, она рассчитывала на бесспорную поддержку Марселя в трудной борьбе с герцогом, однако сочла из осторожности, что карты пока открывать рано — время еще есть.
Уведомив короля и Марселя, что неотложные дела требуют ее присутствия в Версале, она обратилась к молодому человеку со всей любезностью, на которую была способна:
— Надеюсь в самом скором времени увидеть вас в Версале, господин маркиз. Уверяю, что весь двор примет вас с распростертыми объятиями. Хотя я понимаю, что его величеству нелегко так быстро оставить это идиллическое место, я все же надеюсь, что он не станет томить нас ожиданием, оставаясь здесь надолго, и вернется вместе с вами.
— Да, да, маркиза, — рассеянно проговорил король. — Дни, проведенные здесь, незабываемы.
— Но не забывайте и нас, ваше величество, — улыбнулась маркиза. — Мы с нетерпением будем ждать вас и маркиза.
Но король, словно что?то вдруг вспомнив, твердо сказал:
— Я хочу, мой друг, чтобы при дворе пока ничего не знали о том, что здесь произошло. Я намерен по возвращении дать в Версале большой праздничный прием, на котором все и прояснится.
— Я уже и так счастлив сверх всякой меры, ваше величество, — с благодарностью проговорил Марсель. — Вы и дофин так щедро осыпали меня милостями, да и госпожа маркиза так благосклонна ко мне, что мне просто больше нечего желать.
— Такова моя воля — оказать маркизу высшие почести в присутствии всего двора, — твердо сказал король. — Генуэзский дож подтвердил, что Марсель получил свой высокий титул за собственные заслуги. Это высочайшая честь и награда. И тем не менее моя воля непоколебима. Я хочу на празднике перед лицом всего двора оказать моему сыну достойные его почести. А вам, госпожа маркиза, я обязан до гробовой доски! Вы снова доказали мне, какое благодетельное участие вы принимаете во всех делах, касающихся меня. Если бы не вы — я до сих пор не мог бы и предположить, что, принимая маркиза Спартиненто, на самом деле принимаю собственного сына. Еще раз благодарю вас!
— Помочь вашему свиданию состояться — было для меня великой радостью, — ответила маркиза. — У меня теперь только одно желание — чтобы это стало радостью для всех. Я желаю вам обоим истинного счастья и горячо надеюсь, что долгая череда ударов и превратностей судьбы теперь для господина маркиза окончилась раз и навсегда.
Простившись, маркиза уехала в Версаль, где все уже терялись в догадках, не понимая, по какой причине король мог так долго задержаться в каком?то маленьком уединенном дворце.
Рана Марселя совсем затянулась и почти не беспокоила. Король радовался этому и подолгу не отпускал Марселя от себя, находя удовольствие в долгих беседах с сыном. Кротость Марселя и одновременно благородное достоинство, мужественные‚ красивые черты лица, высокий рост, гордая поступь, а более всего — твердость убеждений‚ производили на короля огромное впечатление.
Но еще более глубокое впечатление все эти совершенно неожиданные события произвели на самого Марселя.
Как могло прийти ему в голову, кто его отец? Он ведь знал только собственную несчастную мать, сведенную в раннюю могилу кознями и происками ее коварного брата. Мог ли он надеяться, что когда?нибудь эта тайна откроется ему?
И вот она открылась. Его отец — сам король!
Марсель был так потрясен этим невероятным поворотом своей судьбы, что провел памятную ночь, не сомкнув глаз. А последующие дни, наполненные беседами и прогулками в полном уединении, без назойливых свидетелей и придворных соглядатаев, на тихих аллеях парка и живописных лесных полянках, поселили в душе Марселя ясное и непривычное спокойствие. Временами же он испытывал истинное блаженство.
Из слуг при короле оставался только Бине. Этот любопытный и пронырливый лакей наблюдал за всем исподтишка, подмечая каждую мелочь и не упуская ничего. Он внутренне ликовал от того, что первым узнал ошеломляющую новость и заранее предвкушал, какой фурор произведет она при дворе.
Марсель, часами беседуя с королем, тем не менее ни разу не обмолвился и словечком о своем коварном враге. План отмщения герцогу оставался его тайной. Он не хотел как сын обращаться за помощью ко всесильному отцу. Он хотел сам справиться с этой опаснейшей задачей, добиться цели, которую поставил перед собой, — отомстить подлому врагу за все унижения, оскорбления и преследования. В этом Марсель был тверд и непоколебим.
— Меня привело сюда воспоминание о твоей незабвенной матери, — сказал как?то Людовик. — Я не хочу сейчас расспрашивать о тех тяжелых испытаниях, которые выпали на твою долю. Я не хочу омрачать эти первые дни нашего долгожданного свидания мрачными воспоминаниями. У нас еще будет время поговорить обо всем. А сейчас расскажи мне, Марсель, только то, что ты знаешь и помнишь о своей матери.
— К сожалению, ваше величество, мой рассказ будет краток, — грустно проговорил Марсель. — Прошлое представляется мне сном. Отчетливо я помню только то, что ребенком играл во дворце, что моя мать часами просиживала в уединенной жасминной беседке и часто плакала.