В когтях тигра, стр. 28

Почерк у преподавателя был на редкость неуверенным и кривоватым. Или, может быть, это у него рука дрожала после вчерашнего вечера?

«Лика, сегодня нас ожидает тяжелый день, — прочитала я убористый текст на сложенном вчетверо листке. — Не думаю, что вам стоит появляться в университете. Во-первых, подозреваю, будет не очень хорошо физически и, возможно, морально. Во-вторых, пусть улягутся слухи. В-третьих, я попытаюсь разобраться с теми, кто требует пинё. Вам вовсе не обязательно в этом участвовать, лучше просто отдохните.

Ничего не бойтесь. Мой дом — это не маленькая самая обычная квартирка. Я хорошо себя обезопасил. Мало кто способен проникнуть сюда без моего ведома. Не глупите и ждите меня».

Я перечитала записку два раза, а потом забралась с ногами на кровать и решила, что раз уж все равно прогуляла учебу и предоставлена сама себе, то лучшее дневное времяпрепровождение — сон. Можно, конечно, заняться самоедством и повспоминать в деталях вчерашний веселый вечер, но я не хотела. Чувствовала себя слишком уставшей и разбитой для того, чтобы ковыряться в мелочах. Я стащила топик и джинсы, печально вспомнила, что выданную вчера майку оставила у себя дома, и улеглась спать дальше в лифчике и трусиках, накрывшись с головой мягким одеялом.

Но сон, как ни странно, не шел, я все же начала перебирать в голове события минувшей ночи, и историю про пинё, рассказанную Павлом Федоровичем, и свое странное состояние. Вчера я мало чему придавала значение, а сегодня стало интересно, зачем Добрый фей сотворил с нами такую странную шутку. Чего он добивался?

От мыслей о коварном бармене и его «чудесных» напитках я перешла к событиям, которые произошли позже. У меня руки начали дрожать при воспоминании о чувственном танце. Ком Хен притягивал и интриговал. Его прошлое таило сотни загадок, а еще он умел терять контроль над собой. Пусть не полностью, но все же. Я видела, как горели его глаза, чувствовала, что он хочет меня поцеловать, там, на улице у клуба, и от этих мыслей становилось и сладко и боязно. Это были совершенно не изведанные ощущения. На горизонте маячило приключение, в которое хотелось окунуться с головой. Беда в том, что даже сейчас я была твердо уверена — обратно не вынырну.

А еще я подозревала, когда Ком Хен вернется, то сделает вид, будто вчера ничего не произошло, и снова будет называть меня мерзким именем Анжелика и обязательно на «вы», чтобы подчеркнуть то, что мы почти не знакомы и лишь случайно судьба свела нас вместе и обязательно разведет, как только все закончится. А мне этого очень и очень не хотелось. Он находился слишком близко ко мне, чтобы вот так просто его отпустить. Я на это была не согласна.

ГЛАВА 10

В девять утра Питер прочно стоял в пробках, которые, словно многокилометровые змеи, сползались с окраин города к его центру. На радио хохмили диджеи, за стеклами машины постоянно кто-то сигналил и пытался подрезать, а Ком Хен игнорировал внешние раздражители, мрачно изучал руль и лишь иногда ненадолго отпускал педаль тормоза, чтобы продвинуться на очередные два или три метра вперед. Это было время размышлений и самоедства. Как бы хотелось отрешиться от всего происходящего, но сегодня это сделать не получалось. Мысли постоянно возвращались к двум минувшим дням и девушке, которая мирно спала в его кровати.

Утро началось с головной боли, очень крепкого кофе, сигареты и воспоминаний о сумасшедшей ночи и бредовом утреннем сне. Ком Хен не любил фейри за их непосредственность, попытку влезть в чужие дела и абсолютную неуправляемость. Дарк — бармен из клуба «Грань» прекрасно знал, что за его шуточки обязательно последует расплата, и все же щедро отсыпал Лике в бокал веселья и непосредственности, а ему в кофе — лошадиную, а вернее, медвежью дозу раскованности. Причем паршивец ведь не преследовал никакой коварной цели — просто развлекался. У него, как и у любого фейри, шутки составляли смысл жизни.

Хорошо хоть выработанный годами самоконтроль не подвел. Точнее, почти не подвел. Ком Хен с тоской вспомнил, как именно нес Лику до кровати. К счастью, девчонка отключилась на пороге квартиры. «А если бы нет? Как бы долго получилось продержаться, если бы она снова повисла на шее и прильнула всем телом — горячим, податливым… Нет, думать об этом нельзя».

Анжелика была несносна. И хоть ее вины во всем случившемся не было, Ком Хен все равно злился. На нее, на себя, на ситуацию в целом и на то, что вновь вынужден вспоминать о своем происхождении и особенностях крови. Он понимал, как бы ни хотелось, но совсем исчезнуть не получится, правда, надеялся в этот раз чуть дольше пожить как обыкновенный человек. Но нет. Одна нелепая случайность — и круг замкнулся. Приходится выпускать комсина, а значит, прощай спокойная жизнь.

Ком Хен слишком долго бежал от того, кем является, — скрывался, хитрил, притворялся обычным. Сейчас настало время снять привычную маску, а делать этого не хотелось. Магия фейри не навредила, а лишь чуть подтолкнула, пробуждая первобытную сущность и забытые желания.

Если ночь прошла без особых эксцессов, сложно было только игнорировать откровенный призыв, читающийся в огромных глазах Лики Романовой, которая младше его на тысячу лет. В ее сторону даже смотреть неправильно. Ком Хен и не смотрел. В реальности у него это получалось неплохо. Он мог делать то, что нужно, а не потакать сиюминутным желаниями и низменным инстинктам. Его так воспитывали. Он всегда жил, ограничивая себя. Обладая той силой, которая у него имелась, слишком просто брать все, что хочется, не обращая внимания на обстоятельства и не задумываясь о последствиях. Чтобы не превратиться в эгоистичное чудовище, нужно себя контролировать. Ежедневно, ежечасно и ежеминутно. Только так можно сохранить подобие человечности.

Ком Хен слишком долго учился поступать как надо, чтобы сорваться из-за самой обычной маленькой девчонки. Если бы не глупая шутка фейри, если бы не раскиданное по полу нижнее белье в квартире Лики, если бы не напряжение последних двух дней, когда сила вырвалась на свободу таким причудливым образом, то, наверное, не было бы и непонятно-бредовых волнующих снов, в которых клубящиеся, подобно дыму, вонгви с оскаленными мордами превращались в фривольные алые стринги с бантиками, парящие в темном мареве. Они кружили, и от их вида перехватывало дыхание, а уж когда во сне появилась Анжелика, материализовавшись из черного тумана, Ком Хен вообще постарался проснуться как можно быстрее, так как, кроме пресловутых кружевных трусиков, на девушке были только высокие сапоги на шпильках. Вынести такое даже во сне было невозможно, и Ком Хен заставил себя вынырнуть в реальность. Потом долго лежал на кровати, пытаясь прийти в себя, но так и отправился пить невкусный, несладкий кофе в смешанных чувствах. Ко всему прочему голова звенела, словно колокол, а снять боль сам у себя он не мог.

Выпил несколько таблеток обезболивающего и на автомате приготовил особый травяной отвар. Часть выпил сам, а часть перелил в высокую кружку для Лики. Ей тоже придется несладко, когда она проснется, — магия фейри безжалостна, и простым аспирином от нее не избавишься.

Сегодня предстоял тяжелый день. Лекции. Сплетни в спину, которые, Ком Хен был уверен, обязательно последуют после показательного выступления, которое вчера Лика устроила в деканате, а в завершение — попытка вывести на чистую воду тех, кто напугал девчонку до дрожи в коленях. Такое спускать на тормозах нельзя. Стоило раз и навсегда показать нахалам, что вести себя подобным образом на его территории недопустимо.

Павел Федорович, вероятнее всего, прав. Мальчишки — пешки, которые пытаются выслужиться перед господином. Они — те же вонгви, только из плоти и крови. Слуги. Не очень умные, слабые, но не лишенные наглости. Поставить их на место будет просто, только вот других проблем это не решит.

Еще стоило позвонить Наташе и договориться о встрече вечером. Этого делать не хотелось. Ехать к ней с Ликой неправильно и слишком опасно. Наташа… она была сильной ведьмой, единственным стоящим мастером-артефактором на весь Питер. Она брала бешеные деньги даже со своих, но зато и выкладывалась всегда на сто процентов, а еще она не терпела конкурентов и обладала превосходной интуицией, граничащей с умением читать мысли.