Русская весна, стр. 98
XXIII
Тупая пульсирующая боль, зуд, ощущение, будто на него навалилась огромная тяжесть – вот первое, что он почувствовал, вынырнув из небытия. Мало-помалу боль сосредоточилась в затылке. Зудело в пересохшем горле. И к нему вернулось наконец ощущение веса собственного тела, распростертого на кровати. Перед сознанием поплыли картинки: ваза с мороженым, политым шоколадным сиропом; гостиная в квартире на авеню Трюден; некто в старинном массивном скафандре очень медленно шагает по серой поверхности Луны; белый-пребелый след инверсии уходящего ввысь «Конкордски»; ракетные двигатели скачут в такт музыке; час пик в вагоне электрички; его собственные пальцы на рукоятке управления, Альбрехт, протягивающий ему крышку обтекателя, стремительное приближение пола, свист взрыва, темнота, темнота...
С трудом он поднял веки и зажмурился от нестерпимого света. Поморгал, каждый раз пропуская под веки узенькую полосу света, открыл глаза.
Он лежал в небольшой комнате с белыми стенами. От света на глазах выступили слезы, он хотел смахнуть их, но что-то мешало шевельнуть руками. Он скосил глаза и увидел, что кисти привязаны к раме кровати, у локтевых сгибов торчат иглы капельниц, а на заголенной груди укреплены электроды.
Стало быть, больница. Чертова уйма электроники вокруг кровати. Он пошевелил ступнями. В порядке. Усиленно замигал, чтобы избавиться от пелены, которая мешала ему осмотреться.
В изножье кровати сидели двое. В зеленых халатах. Женщины. Одна смотрела на что-то, чего он не видел за электронными ящиками. Другая читала газету.
Та, что с газетой, была, несомненно...
– Соня? – не то спросил, не то позвал он чуть слышно. Голос не желал ему подчиняться.
Женщина вздрогнула, уронила газету и шагнула к изголовью.
– Джерри! Очнулся! – вскрикнула она.
Конечно, Соня. Бледная, осунувшаяся – улыбается...
– Похоже, что так, – с трудом выговорил Джерри. Слова словно застревали в горле; он словно боролся с собственным дыханием.
– Я позову доктора Кордрей, – сказала вторая женщина. – Вам надо побыть наедине... хоть немного.
– Соня... Со мной что-то странное...
– Произошла авария, и тебе здорово досталось, – сказала она. Глаза ее были полны слез. Она молчала, не зная, как продолжать, потом наклонилась и чмокнула Джерри в щеку. – Но я здесь, я позабочусь о тебе. Все будет хорошо.
– Позаботишься обо мне?
– Тебя выпишут через несколько дней, и я заберу тебя домой.
– Куда?
– Домой, на авеню Трюден. Ты помнишь, Джерри?
– Но мы... но мы...
Соня тыльной стороной ладони вытерла слезы.
– Кто-то должен заботиться о тебе, пока... пока ты не выздоровеешь, – сказала она. – А кто это сделает лучше меня? Или ты хочешь лежать в больничной палате?
– Но мы с тобой... столько лет...
Соня приложила палец к его губам.
– Не сейчас, ладно? – сказала она ласково. – У нас будет полным-полно времени.
Сознание Джерри прояснилось еще не до конца, но и без того он понял, что произошло нечто страшное, иначе Соня не стояла бы у его кровати, заплаканная, не целовала бы его, не обещала забрать домой и ухаживать за ним – после всего, что произошло.
– Что со мной случилось, Соня? – спросил он. – Что именно?
– Осколок ударил тебя в голову, при взрыве, – сказала Соня. – И... и...
Она не могла договорить до конца. Он догадался сам.
– Поврежден мозг?
Соня встретилась с ним глазами и кивнула.
Джерри судорожно сжал пальцы правой руки, потом левой. Подвигал ступнями. Попробовал, действуют ли руки, хотя кисти были привязаны. Согнул ноги под одеялом. Ни зрение, ни слух не подсказывали ему, в чем несчастье. В голове окончательно прояснилось. Он обонял острый больничный запах, и слабый запах озона, плывущий от аппаратов, окружавших его постель, и жасминовые духи Сони.
– Похоже, у меня все цело... – пробормотал он.
– Да, Джерри, все цело.
– Но в таком случае...
На пороге появилась сиделка вместе с седовласой женщиной в зеленом халате.
– Джерри, это доктор Кордрей, – сказала Соня. – Она объяснит тебе лучше, чем я.
Соня искоса посмотрела на Элен Кордрей, словно напоминая об их уговоре: не говорить Джерри всей правды. Было бы слишком жестоко сказать ему, что у него впереди два-три года медленного угасания и смерть. Нельзя лишить его надежды – на этом настаивала Соня после операции.
– Я не привыкла лгать своим пациентам, – возражала доктор Кордрей.
– И не надо лгать, доктор. Расскажите ему о травме со всеми подробностями. Опишите устройство, которое поддерживает его жизнь, – поверьте, он этим заинтересуется, он в таких вещах разбирается хорошо. Вы не говорите только о том, что его ожидает. И это не будет ложью, потому что ничего нельзя сказать наверняка. За два года многое может произойти в науке. Вы сами говорили, что еще год назад не смогли бы его спасти.
– Но при его технических знаниях...
– Ах, доктор, он же мечтатель. Он напичкан научной фантастикой. Он только что построил космический аппарат, который спроектировал пятнадцать лет назад. Настоящее и будущее в его сознании сцеплены невероятным образом – до сих пор не понимаю как. Вам достаточно сказать, что он может выздороветь, а остальное Джерри Рид дофантазирует самостоятельно.
Доктор Кордрей колебалась.
– Хорошо, мадам Рид, я попытаюсь, – сказала она наконец. Потом заглянула Соне в глаза. – Разведены вы или нет, но вы любите этого человека. Я не ошибаюсь?
Соня промолчала.
– ...Добрый день, господин Рид, как самочувствие? – спросила Элен Кордрей.
– Все нормально, по-моему, – ответил Джерри. – Сколько я был в отключке?
– Около семидесяти часов. В основном из-за повторной операции.
– Что вы имеете в виду?
– Кусок металла повредил мозг, и нам пришлось держать вас под наркозом до тех пор, пока вам не вживили электроды.
– Какие электроды? Что со мной сделали? – с ужасом спросил Джерри.
– Ваша... э-э... супруга, – с профессиональной улыбкой сказала доктор Кордрей, – сообщила мне, что вы хорошо разбираетесь в технике. Если у вас хватит терпения выслушать, я введу вас в курс дела – со всеми подробностями.
И, памятуя о договоренности с Соней, она начала рассказ. Когда Джерри узнал, что участки его мозга, ответственные за сокращение сердечной мышцы и за дыхание, разрушены навсегда, у него внутри все оборвалось. Потом доктор Кордрей объяснила, что это за установка, провода от которой тянутся к его затылку, и Джерри совершенно растерялся – он ощутил отвращение к самому себе. Но по мере того как она излагала устройство этого монстра на колесиках, в нем пробуждалось любопытство.
В свое время он читал об этом, и его знаний хватило, чтобы понять новизну замысла – при том, что установка еще далека от совершенства. Когда аппарат будет доработан, он сможет контролировать все функции мозга и вводить человеческий организм в состояние, подобное зимней спячке животных. И это – пока теоретически – открывает возможность долгих межзвездных путешествий на околосветовых скоростях.
Он не подозревал, что русские продвинулись в этой области так далеко. Компактность установки производила впечатление, и было что-то умиротворяющее в том, что его жизнь поддерживается благодаря космической технологии, пусть и далекой еще от идеала. Ну а то, что аппарат сделан в Советском Союзе, – с такими вещами он успел свыкнуться, это не вызывало у него протеста.
– Что еще может делать установка? – спросил он у доктора.
– Не понимаю вашего вопроса.
Джерри внимательно рассматривал полированный алюминиевый ящик размером с небольшой телевизор. Две кнопки, две мигающие шкалы на жидких кристаллах – и никакой клавиатуры.
– То, о чем вы рассказали, – сказал Джерри, – лишь небольшая часть возможностей этого прибора. После доработки он будет способен на большее. Контроль над альфа-ритмом. Замедление жизнедеятельности. Избирательная стимуляция мускулатуры. Могу я настроить его на эти программы?