Я умру завтра, стр. 34

Бам (у него перехватило дыхание). Майк... Майк! (Скороговоркой.) Они приближаются. Копы перекрыли все вокруг. Этому маньяку-убийце никуда не деться. Его возьмут, Майк. (Пауза.) Майк... он где-то тут, рядом. Он уже успел пристрелить еще двоих. Как ты и говорил, он прочесывает улицу, квартал за кварталом.

Майк смотрит на него в упор: оскал зубов, вздернутая верхняя губа изогнулась в холодной улыбке.

Майк (мягко). – Плевать. (Затягивается.)

Бам. Ну да... Великий Майк Хаммер. Его ничто не волнует. Даже маньяк с пистолетом, заливший кровью те улицы, на которых он вырос. (Пауза.) Но, может, другое тебя заинтересует. Может, теперь ты оживишься. Может, в твоих мертвенно-спокойных глазах мелькнет искорка жизни. (Пауза.) Они сделали приманкой твою девушку!

Майк неторопливо переводит на него ледяной взгляд, словно и это его не волнует.

Бам. Твою девушку, Майк. Твою мисс Красавицу Малышку, которая, как и мы, выросла на этих же улицах. Кармен ненавидит ее всеми силами души, потому что она добилась успеха, и теперь копы используют ее как наживку. Они толково все рассчитали. Они ведут ее всю дорогу от Парк-авеню, потому что знают, как Кармен ненавидит ее. Приятель, да ты понимаешь, что из нее сделали живца? На покойниках не женятся. Ну, так какими глазами ты на это смотришь, герой?

Майк (пристально смотрит на него). Проваливай.

Издалека доносятся звуки сирен и полицейских свистков.

Бам. Сегодня вечером они возьмут Кармена. Но сначала он доберется до нее. Может, и до тебя!

Майк молча влепил ему затрещину и спокойно курит, стоя между домами. Раздается звонкое цоканье женских каблучков. Они ускоряют шаг. Быстро. Еще быстрее. Останавливаются и снова срываются с места. Внезапно перед камерой возникает Хелен. Замечает Майка. Широко распахивает глаза и вне себя от счастья бросается ему на шею.

Хелен (плачет). Майк! (Майк наклоняется к ней, прижимая Хелен, и вновь поднимает голову.)

Майк. Спокойней, малышка.

Хелен. Майк... ты знаешь, что я сделала?

Майк. Знаю. Ты – идиотка. Зачем тебе это надо, Хелен?

Хелен. Майк... ox, Майк... полиция попросила меня. Майк... я думала, ты будешь гордиться мной, если... если...

Майк (продолжая ее слова). Если ты подведешь маньяка под пулю?

Хелен испуганно кивает.

Майк. Я тоже вырос на этих улицах, малышка. Я тоже один из тех, за кем он охотится. Тебе не кажется, что этим я мог бы и сам заняться?

Хелен. Я... я думала... да, конечно... но я хотела... хотела помочь. Ох, Майк, я так хотела, чтобы ты гордился мной. Но сейчас я боюсь. (Пауза. Закусив губу, она глядит на него снизу вверх.) Майк... ты не знаешь, что значит бояться. Ты...

Майк. Неужели, малышка?

Хелен. Нет... страха ты никогда не испытывал. Майк, он скрывается где-то тут, на этой улице.

Майк (поверх ее головы смотрит в темноту). Гнилая улица. Улица Гнусностей. Улица Убийцы. Называй ее как угодно. Улица, на которой невыносимо жить. Одних она делает убийцами, а других миллионерами. Одна и та же улица, Хелен. (Долгая пауза. Майк продолжает во что-то вглядываться поверх ее головы.) Я слышу их, малышка. Они приближаются. Теперь маньяку некуда скрыться. (Смотрит на нее.) Ты можешь представить себе существо, всю жизнь одержимое страстью к убийствам? Он так ненавидит улицу, что захлестнут желанием убивать всех подряд, кто связан с улицей. Эта вонючая улица сформировала его, и ему никуда от этого не деться. Ты можешь представить себе такое, Хелен?

Хелен. Нет, Майк... невероятно... просто... невозможно поверить!

Майк. Неужели?

Он холодно уставился на нее.

Хелен. У тебя такой взгляд... не смотри так никогда на меня.

Майк. Верно, Хелен. Я тебя вычислил.

Хелен (смотрит на него широко распахнутыми глазами; тихо). Майк!

Майк. Ты создана для любви, Хелен. Ты – красивая ловкая гнусь. (Хелен, не веря своим глазам, бросает любопытный взгляд на него.) Твоей красоты достаточно, чтобы выйти замуж за плейбоя и навсегда расстаться с улицей. Но проклятая крепко держит. И тебе не покинуть ее, малышка. Она неизменно напоминает о себе, не так ли? Она возвращается снова и снова, она живет в тебе. И твой плейбой, потеряв терпение, дал тебе хорошего пинка, а? (Пауза.) Как ты должна ненавидеть улицу! (Медленно.) Я представляю себе... не ты ли забрала из лечебницы психически больного человека и заставила его убивать всех, кто попадался ему на глаза? У тебя непрезвойденный талант, девочка. Ты так искусна, что едва не заморочила меня.

Хелен. Майк... прошу тебя. Ты не понимаешь... Кармен убивает. Десять минут назад он прикончил Гаса и сейчас...

Майк. М-м-да... (Пауза.) Хелен... он не маньяк. (Пауза.) Им стала ты.

Хелен (оцепенела от ужаса; плачет). Майк... нет... ты же любил меня! Мы собирались... собирались пожениться. Ты...

Майк. Да, мы любили друг друга. Но что это меняет? Четырнадцать трупов... Это ничего не меняет? Ладно, в память о любви я пощажу тебя, Хелен. Никто ничего не узнает. Все будут думать, что с тобой расправился Кармен, а его убил я. Тебя это утешит, Хелен?

Хелен. Нет! Это все Кармен...

Майк. Это был не он, Хелен. Кармен уже полчаса мертв... и последнее убийство – дело не его рук. Тут, на этом самом месте, я всадил в него пулю...

Камера показывает тело, лежащее за спиной Майка.

Голос Хелен. Майк... ты не можешь... (Внезапно горло ее сводит судорогой.)

Майк. Не вытаскивай пистолет. Пока, девочка.

На экране Хелен, на горле которой смыкаются пальцы Майка; у нее подгибаются ноги... она медленно сползает на труп Кармена. Майк опускает ее и щелчком посылает в ее сторону окурок сигареты. Из разжавшихся пальцев Хелен падает пистолет.

Взмывает и затихает одинокий музыкальный аккорд.

Моя месть – секс

Она глянула на меня с кривой усмешкой, продолжая вертеть в руках рюмку.

– Проститутка никогда не поворачивается спиной к обществу, – сказала она. – Она все принимает близко к сердцу.

– Глубокая философия, – оценил я. – Такую мысль непросто усвоить.

Она расплылась в улыбке и на мгновение стала просто хорошенькой.

– Я много думала над этим. В моем деле все видишь четко и ясно. И не позволяешь себе никаких заблуждений.

– Правда?

– Да, – кивнула она. – Правда. Я так чувствую.

– А остальные?

Она бросила беглый взгляд в зеркало на задней стенке бара и машинально поправила прическу.

– Нам доводилось говорить на эту тему. Все чувствуют то же самое.

– Доводилось говорить?

– Теперь перестали. И приберегаем ответы... для клиентов.

Появился официант с нашим заказом, быстро накрыл стол, а когда он удалился, я сказал:

– Но сомнительно, чтобы клиенты... были настолько разговорчивы.

– Вас бы удивило.

– Меня уже ничто не удивляет, девочка, – заметил я. – Но расскажи мне, как же все происходит.

И снова она одарила меня рассеянной равнодушной улыбкой.

– Наверное, люди всегда интересуются, откуда вы берете замыслы тех историй, про которые пишете?

Я кивнул, нахмурившись. Для той игры, которая завязывалась между нами, она была слишком проницательна.

– Ну, есть один и тот же вопрос, который постоянно задают... – она замялась, – нам. – Глаза ее стали пустыми и невыразительными, когда она продолжила: – «Как ты дошла до жизни такой, милая?»

Я постарался отвлечь ее от невеселых воспоминаний, спросив:

– И вы им рассказываете?

– Конечно. О, еще бы! За свои деньги они все получают сполна. Они хотят услышать историю, полную грязи и мерзости, чтобы на ее фоне почувствовать себя чистыми и непорочными – и они ее получают. Мы такое выкладываем... вам и в голову не может прийти...

– И сколько в историях правды?

– Ни капли, – быстро она. – Правды я никогда не говорю.

– А нет ли желания выложить ее мне?

– Кому она нужна?

– Может, быть кому-то и пригодится. Никогда не знаешь заранее. Мы живем в непростом мире...