Анна и французский поцелуй (ЛП), стр. 53
— Довольно! — затыкает нас Нейт.
Аманда замолкает. Мы никогда не слышали, чтобы он поднимал на нас голос.
— Анна, бога ради, что произошло?
— Аманда назвала Мер… — шепчу я.
Он зол.
— Я тебя не слышу.
— Аманда назвала… — но я прикусываю язык, так как замечаю светлые локоны Мередит в толпе. Я не могу произнести это вслух. Не после всего «добра», что я для неё сегодня сделала. Пялюсь на свои ладони и сглатываю.
— Мне жаль.
Нейт вздыхает.
— Ладно, народ. — Нейт указывает на толпу в коридоре. — Шоу окончено, расходитесь по комнатам. Вы трое. — Нейт указывает на меня, Аманду и Николь. — Ждите здесь.
Никто не шевелится.
— По комнатам я сказал!
Санджита ретируется вниз по лестнице, и все начинают расходиться. Остаётся только Нейт и мы трое. И Айла.
— Айла, иди в комнату, — устало повторяет Нейт.
— Но я свидетель, — в тихоньком голосе пробуждаются нотки храбрости. — Я видела, что произошло.
— Ладно. Все четверо, к директору.
— А врач? — скулит Николь. — Она же сломала Аманде нос.
Нейт проводит быстрый осмотр.
— Никакого перелома, — констатирует он наконец.
Выдыхаю от облегчения.
— Уверен? — не унимается Николь. — По-моему, ей нужно к врачу.
— Мадмуазель, пожалуйста, приберегите свои речи для директора.
Николь затыкается.
Не могу поверить. Меня никогда не водили к директору! Мой директор из «Клермонта» даже не знает моего имени. Аманда «хромает» к лифту, а я плетусь сзади. Страх нарастает, и стоит Нейту отвернуться от нас, как Аманда прекращает «театр», злобно щурится и произносит одними губами:
—
Ты об этом пожалеешь, сучка.
Глава 40
Директор назначает мне продлёнку.
МНЕ. ПРОДЛЁНКУ.
Аманда получает неделю, а я — две.
— Ты меня очень сильно разочаровала, Анна, — говорит директор, массируя свою напряжённую балеринью шею. — Что скажет ваш отец?
Мой отец? Кого он волнует? Что скажет моя мать? Она прибьёт меня. Она и так злилась, что бросила меня здесь, вечной узницей Франции. Я закончу как один из тех бомжей у Сены, от которых разит запахом подмышек и квашеной капустой. Буду жарить свою обувь вместо еды, как Чарли Чаплин в «Золотой лихорадке». Моя жизнь КОНЧЕНА.
Продлёнку назначают несправедливо, из-за того что я отказалась признаваться, что именно мне сказала Аманда. Ненавижу это слово. Словно в нетрадиционной ориентации есть что-то позорное. То, что Мер любит спорт, не делает её автоматически лесбиянкой. Нечего её оскорблять. Если бы Мер любила девушек, то почему расстроилась из-за меня и Этьена?
Ненавижу Аманду.
Директор просит Айлу рассказать в деталях, что произошло, и та меня выгораживает: только благодаря ей, мне не назначают продлёнку до конца учебного года. А ещё она принимает мою сторону и не говорит директрисе, как Аманда обидела Мер. Я благодарю её взглядом.
Мы возвращаемся в Ламбер. Весь народ топчётся в холле. Ребята уже услышали о драке, и мои одноклассники хотят увидеть, разукрасил кто кому лицо или нет. Они выкрикивают вопросы, точно на пресс-конференции для пристыжённой знаменитости, но я не обращаю на них внимания и проталкиваюсь сквозь толпу. Аманда уже собирает сторонников, распространяя свою версию событий.
Ну и пусть. Я слишком зла, чтобы разбираться с этим дерьмом.
На лестнице сталкиваюсь с Дэйвом и Майком. Майк, как тупорылый придурок, толкает меня плечом, лишая равновесия.
— В чём твоя проблема, чёрт побери?! — ору я.
Дэйв и Майк на секунду удивляются, но затем обмениваются самодовольными ухмылочками.
Топаю в свою комнату. Все меня ненавидят. Этьен отшил меня ради своей девушки. В ОЧЕРЕДНОЙ РАЗ. Мередит меня ненавидит, а Рашми и Джош точно по головке не погладят. Дэйв и Майк меня ненавидят. Аманда и её дружки, и все в вестибюле. Если бы я только последовала совету Рашми. Если бы я только осталась в комнате, Мередит никогда бы на меня не накричала. Я бы никогда не узнала, что Этьен выбрал Элли. Я бы никогда не напала на Аманду и не заработала бы продлёнку на следующие две недели.
ПОЧЕМУ ЭТЬЕН ВЫБРАЛ ЭЛЛИ? ПОЧЕМУ?
Этьен. Парень с идеальными губами и поцелуями. На вкус точно мёд. Парень, который никогда, никогда, НИКОГДАШЕЧКИ не бросит свою дурацкую девушку! Меня застаёт врасплох стук в дверь. Оказывается, я пришла в такое неистовство, что не услышала шагов.
— Анна? Анна, ты там?
Сердце замирает. Акцент английский.
— Ты как? Аманда внизу несёт полную ахинею. Говорит, ты её побила. — Он снова стучит, громче. — Пожалуйста, Анна. Нам нужно поговорить.
Я резко распахиваю дверь.
— Поговорить? О, теперь тебе захотелось поговорить?
Этьен смотрит на меня больными глазами. Белки моих глаз всё ещё подернуты красной плёнкой, на щеке двухдюймовый порез, а тело сжалось в пружину, готовое к нападению.
— Анна?
— Что, не ожидал, что я узнаю про Элли?
Он в шоке.
— Ч-что?
— Ну? — Скрещиваю руки. — Ходил?
Он не ожидал, что я прознаю.
— Да, но… но…
— Но что? Ты меня за полную дуру принимаешь, что ли? За бесхребетную тряпку, которая будет вечно ждать тебя на обочине? Что ты сможешь дать дёру при любом признаке на проблемы, и я всё вот так проглочу?
— Всё не так!
— Всё ИМЕННО так!
Этьен открывает рот, а затем резко его закрывает. Выражение его лица тысячу раз сменяется от боли до паники. А затем оно становится каменным. И он убегает.
— А Я ДУМАЛА, ТЫ ХОЧЕШЬ ПОГОВОРИТЬ! — кричу я ему вслед.
А затем захлопываю дверь.
Глава 41
Итак, посмотрим. Вчера я: (1) поцеловалась в засос с лучшим другом, хотя клялась себе никогда этого не делать; (2) предала подругу из-за этого; (3) подралась с девчонкой, которая меня уже достала; (4) заработала две недели продлёнки и (5) отругала лучшего друга, пока он не сбежал.
Поправочка. Пока он снова не сбежал.
Если бы существовал конкурс «испогань свой день», то без всяких сомнений я бы победила. Моя мама плевалась огнём, когда узнала о моей драке с Амандой, и я теперь лишена водительских прав на всё лето. Я даже не могу увидеться со своими друзьями. Мне так стыдно за свой поступок с Мер. Джош и Рашми приняли её сторону, а Сент-Клер... даже не смотрит на меня.
Сент-Клер. И снова он больше не Этьен, мой Этьен.
Это терзает душу сильнее всего.
Утро выходит просто отвратительным. Пропускаю завтрак и на английский проскакиваю в последнюю секунду. Мои друзья даже не замечают моего присутствия, но все остальные шепчутся и пялятся. Наверное, они заняли сторону Аманды. Только надеюсь, они не прознали про Сент-Клера, что, к сожалению, зависит от того, как громко вчера вечером я кричала на него в коридоре. Весь урок я украдкой поглядываю на него. Он так вымотался, что едва держит глаза открытыми, и, кажется, он не мылся.
Но он всё равно красив. Ненавижу. А ещё я ненавижу себя за отчаянное желание, чтобы он взглянул на меня, и ненависть становится только сильнее, когда Аманда замечает, как я пялюсь, потому что в тот момент она усмехается, мол: «Видишь? Я же говорила, что он не в твоей лиге».
И Мер. Она не отвернулась от меня как Сент-Клер — но только физически, психологически они оба от меня отвернулись — и каждую секунду занятия посылает мне волны враждебности. Математика усугубляют моё несчастье. Когда профессор Бабино отдаёт нам домашку, Сент-Клер передаёт стопку бумаг, даже не повернувшись в мою сторону.
— Спасибо, — бормочу я.
Он замирает, всего на секунду, и возвращается в своё привычное состояние полного игнорирования моего существования.
Больше я не пытаюсь с ним заговорить.
Французский предсказуемо проходит хуже некуда. Дэйв отсаживается от меня как можно дальше, но не обращает внимания как-то странно и целеустремлённо. Несколько девятиклашек пристаёт ко мне с расспросами, но я не знаю, в чём проблема у Дэйва, да и от мысли о нём у меня крутит внутренности. Говорю одноклассникам отвалить, и мадам Гиллет спускает на меня всех собак. Нет, не потому что я была груба, а потому что сказала им свалить не на французском. Что не так с этой школой?