Анна и французский поцелуй (ЛП), стр. 50
У Мер открывается дверь. Выходит Сент-Клер.
— Доброй, — прощается он, затворяя дверь. Мер желает ему доброй ночи в ответ. Он оборачивается на меня, и я вздрагиваю. Застукал.
— Ну, повеселилась с Хиггенбаумом? — презрительно усмехается он.
Не желаю говорить о Дэйве. Хочу только найти чёртов ключ и чтобы Сент-Клер свалил.
— Да. Отлично. Спасибо.
Сент-Клер моргает.
— Ты плачешь. Второй раз за вечер. — В голосе пробуждается новые нотки: — Он тебя обидел?
Вытираю глаза.
— Что?
— Я УБЬЮ этого хренова…
Он уже на полпути к лестнице, прежде чем я успеваю схватить его за руку.
— Нет!
Сент-Клер опускает взгляд, и я поспешно одёргиваю руку.
— Я не могу попасть в свою комнату. Я расстроена, потому что потеряла дурацкий ключ.
— О!
Мы стоим вот так с минуту, не зная куда деться.
— Я вниз. — Избегаю его взгляда. — Может, я там его забыла.
Сент-Клер идёт за мной. Я слишком устала, чтобы спорить. Топот его ботинок разносится эхом по пустой лестничной клетке. Топ, топ, топ. В вестибюле темно и пусто. Мартовский ветер бьёт по стеклу двери. Сент-Клер шарит рукой и включает свет. Загорается лампа Тиффани, красные стрекозы с луковичными бирюзовыми глазками. Я начинаю перебирать диванные подушки.
— Но ты весь вечер лежала на полу, — отмечает Сент-Клер.
Задумываюсь. Да, он прав.
Сент-Клер указывает на стул.
— Помоги поднять. Может, он туда закатился.
Мы отодвигаем стул. Ключа нет.
— Может, ты оставила его наверху?
Ему неуютно. Я прекрасно понимаю, что под «верхом» он подразумевает комнату Дэйва.
— Не знаю. Я так устала.
— Может, проверим? — Он колеблется. — Или… мне проверить одному?
Качаю головой. К огромному облегчению, он не настаивает.
Сам не хочет туда идти.
— К Нейту?
— Не хочу его будить.
Сент-Клер прикусывает большой палец. Нервничает.
— Можешь спать в моей комнате. Ты на кровати, а я на полу. Нам, эм, не нужно спать вместе. Снова. Если ты только не хочешь обратного.
Это второй раз, считая одно из его рождественских писем, когда мы упоминаем о тех выходных. Я потрясена. Тело ломит от томления, но спать вместе — плохая идея по сотне причин.
— Нет. Н-нам лучше покончить с этой практикой. Мне же нужно утром сходить к Нейту, и как я буду объяснять… что делала в твоей комнате.
Он разочарован? По крайней мере отвечает он не сразу.
— Тогда я пойду с тобой.
— Нейт может рассердиться. Лучше ложись спать.
Однако он решительно направляется в комнату Нейта и стучит. Через минуту Нейт открывает дверь. Он босой, на нём старая футболка и трусы-боксёры. Я в смущении отвожу взгляд. Нейт чешет бритый затылок.
— Унгх?
Изучаю его коврик с узором из бриллиантиков.
— Я не могу попасть в свою комнату.
— М-м-м?
— Она потеряла ключ, — объясняет Сент-Клер. — Можно одолжить дубликат?
Нейт вздыхает, но пускает нас внутрь. Его апартаменты намного больше наших: личная ванная, гостиная и полностью оборудованная (пусть и крохотная по американским стандартам) кухня в дополнение к отдельной спальне. Нейт шаркает к деревянному ящичку в гостиной. Внутри латунные ключи на крючках, над каждым нарисован золотой номер. Нейт берёт 408-ой и передаёт мне.
— Только верни до завтрака.
— Конечно. — Я с такой силой хватаю ключ, что он впечатывается в мою ладонь. — Простите.
— Кыш! — прогоняет он нас, и мы убегаем в коридор. По пути я краем глаза замечаю чашку с презервативами, и это приносит ещё одно нелёгкое воспоминание о Дне благодарения.
— Видишь? — Сент-Клер выключает лампу со стрекозами. — Всё было не так ужасно.
Лобби снова тонет в темноте. Единственным источником света остаётся экран компьютера на вахте. Спотыкаясь иду вперёд, опираясь рукой о стену. В меня врезается Сент-Клер.
— Прости.
Его дыхание щекочет мне шею. Но он не отодвигается. И так мы идём гуськом по коридору.
Упираюсь рукой в дверь на лестничную клетку. Открываю, и мы щурим глаза от яркого света. Сент-Клер закрывает за нами дверь, но мы не поднимаемся. Он продолжает прижиматься ко мне. Я оборачиваюсь. Его губы так близко от моих. Сердце бьётся так тяжело, что готово лопнуть, но Сент-Клер колеблется и отступает.
— Так ты с Дэйвом?..
Я смотрю на его руки. Они упираются в дверь. Это руки не маленького мальчика.
— Мы… больше не вместе.
Сент-Клер переваривает эту новость и снова делает шаг вперёд.
— И как я понимаю, ты не расскажешь, о чём было то письмо?
— Нет.
Ещё один шаг.
— Но оно тебя расстроило. Почему ты мне не расскажешь?
Делаю шаг назад.
— Это щекотливая тема, и не твоё дело.
Сент-Клер в отчаянии выгибает бровь.
— Анна, если ты не можешь поделиться этим со своим лучшим напарником, то с кем можешь?
И стоит ему произнести это, как я стараюсь не заплакать в третий раз. Несмотря на всю неловкость и неприязнь, он продолжает считать меня своим лучшим другом. Эта новость приносит мне такое облегчение, что не описать. Мне так его не хватало. Ненавижу сердиться на него. Не успеваю и глазом моргнуть, как уже выпаливаю всё о Бриджет, Тофе и выпускном, и он внимательно слушает, ни разу не сводя с меня глаз.
— У меня никогда не будет выпускного бала! Когда папа сплавил меня сюда, он лишил меня и этого.
— Но… выпускные балы такие отстойные. — Сент-Клер сбит с толку. — Мне казалось, ты была рада, что в этой школе нет выпускного бала.
Мы сидим вместе на нижней ступеньке.
— Да, радовалась. До сих пор.
— Но… Тоф ведь мерзавец. Ты его ненавидишь. И Бриджет! — Он глядит на меня. — Мы ведь до сих пор ненавидим Бриджет, так? Или я что-то пропустил?
Я качаю головой.
— Мы всё ещё её ненавидим.
— Тогда это подходящее наказание. Подумай, она нарядится куклой в атласный ужас, который ни одна нормальная девушка на себя не наденет, и сделает ужасную фотографию…
— Фотографию, — стону я.
— Нет, они ужасны, Анна. — Он входит в раж. — Эти неестественные позы и ужасные слоганы. «Ночь Памяти». «Магический момент…
— … из которого сделаны мечты».
— Точно. — Он подталкивает меня локтем. — О, и не забудь про брелок с памятным фотом. Бриджет придётся купить такой. Всё это смутит Тофа, и он порвёт с ней. Так оно и будет. Фото с выпускного станет надгробием на их отношениях.
— И все же они так красиво нарядятся.
— Ты ведь ненавидишь наряжаться.
— И у них будут танцы.
— Можешь танцевать здесь! Ты ведь танцевала на вахте на День благодарения. — Он смеётся. — Бриджет не сможет потанцевать на столе в выпускной.
Стараюсь не улыбаться.
— Иначе грохнется.
— Вот именно.
— Наверное, так и будет.
— Никаких «наверное». Она шмякнется черепушкой.
— Ну, было реально стыдно, когда её вырва…
Сент-Клер вскидывает руки вверх.
— Ужасная жрачка на выпускном! Как я могу об этом забыть? Резиновая курица, соус барбекю из бутылок…
— На туфлях Тофа.
— Смертоубийственно, — поддакивает Сент-Клер. — И всё это попадёт на фото, гарантирую.
Я наконец расплываюсь в улыбке, и Сент-Клер усмехается.
— Вот это другое дело.
Мы смотрим друг другу в глаза. Его улыбка становится нежнее, он снова толкает меня локтем. Кладу голову ему на плечо, и свет на лестнице гаснет. Он выключается автоматически.
— Спасибо, Этьен.
Он вздрагивает от звука своего имени. В темноте я кладу его руку себе на колено и сжимаю. Он сжимает мою руку в ответ. У него обгрызенные короткие ногти, но я всё равно люблю его руки.
Они идеально подходят моим ладошкам.
Глава 38
Теперь я понимаю, почему люди всегда влюбляются в Париж весной. Пробиваются ярко-зелёные листочки, каштаны усыпают розовые бутоны, вдоль тротуаров выстраиваются лимонно-жёлтые тюльпаны. Куда ни глянь, улыбающиеся парижане. Они сменили шерстяные шарфы на тонкие, лёгкие, мягкие шарфики-паутинки. Ле жардендю Люксембург, Люксембургской сад, забит людьми, но эта толпа не напрягает. Все рады первому тёплому дню в году. Мы не видели солнышко несколько месяцев.