Анна и французский поцелуй (ЛП), стр. 43

— Я знаю, что только Бриджет называла тебя Бананой, но маме стало лучше на прошлой неделе, и мы сходили в её любимый магазин бусин. Я увидел этот банан и подумал о тебе. Надеюсь, ты не против, что кто-то ещё пополнил твою коллекцию. Особенно с тех пор, как ты с Бриджет… знаешь, о чём я…

Сжимаю бусину в ладони.

— Спасибо.

— Мама всё гадала, зачем мне эта бусина.

— Ты признался?

— Что это подарок для тебя, конечно.

Он так это произносит. Ах!

Улыбаюсь лучезарной улыбкой. Бусина такая лёгкая, что я почти её не чувствую, кроме небольшого холода на ладони. Говоря о холоде…

Я дрожу.

— Это на улице так холодно, или я замёрзла?

— Возьми.

Этьен разматывает чёрный шарф, свободно висящий вокруг шеи, и передаёт мне. Я нежно беру его и укутываюсь. У меня кружится голова. Шарф пахнет чистым парнем. Он пахнет им.

— Классно выглядишь, — замечает он. — Снова обесцветилась.

Смущённо касаюсь пряди.

— Мама помогла.

— Ветер злой, я за кофе.

Джош захлопывает альбом. Я снова забыла, что он рядом.

— Вы со мной?

Этьен ждёт моего ответа.

Кофе! Страсть как хочу настоящий кофе. Я улыбаюсь Джошу.

— Само собой.

И затем спускаюсь по ступеням Пантеона, холодного, белого и сверкающего, в самом красивом городе мира. Я иду с двумя красивыми, умными, забавными парнями, и у меня улыбка во весь рот. Если бы Бриджет видела меня сейчас…

Я вот о чём: кому нужен Кристофер, когда в мире существует Этьен Сент-Клер?

Но стоит мне подумать о Тофе, как желудок по-прежнему сдавливает. Мне стыдно за надежду, что он будет меня ждать. Что я потратила на него столько времени. Впереди Этьен смеётся над словами Джоша. И его смех пробуждает во мне невероятную панику; в мыслях снова и снова раздаётся один и тот же вопрос:

Что делать? Я влюблена в своего нового лучшего друга. 

Глава 32

Это болезнь. Этьен. Как сильно я люблю его.

Я люблю Этьена.

Люблю, как он приподнимает бровь, когда находит, что я сказала нечто умное или клёвое. Люблю слушать его топот над потолком моей спальни. Люблю, что акцент на его первом имени называют акутом: у него действительно милый акцент [44].

Люблю.

Люблю сидеть рядом с ним на физике. Случайно касаться его во время лабораторных. Его неряшливый почерк на наших листах с заданием. Люблю протягивать ему рюкзак по окончанию урока: мои пальцы потом пахнут им добрых десять минут. А когда Аманда морозит какую-нибудь глупость, он вместе со мной закатывает глаза — это я тоже люблю.

Люблю его мальчишеский смех, мятые рубашки и нелепую вязаную шапку. Люблю его большие карие глаза, и то, как он кусает ногти. И я так сильно люблю его волосы, что готова за них умереть.

Не люблю я в нём только одно.

Её.

Элли мне и раньше не нравилась, но это ничто по сравнению с моими чувствами сейчас. Не имеет значения, что я могу сосчитать все наши встречи на пальцах одной руки. Просто я не могу отделаться от первого впечатления. Свет фонаря. Её пальцы в его волосах. Каждый раз как я остаюсь одна, мои мысли возвращаются к тому вечеру. Я додумываю продолжение. Она касается его груди. Я додумываю продолжение. Его спальня. Он снимает с неё платье, целует, их тела вжимаются друг в друга — и боже! — меня охватывает жар, а желудок скручивает узлом.

Я сочиняю, как они расстанутся. Как он разобьёт ей сердце, а она ему, и как я ей отомщу. Я хочу запустить пальцы в её французские волосы и рвануть их с такой силой, чтобы в руках остался скальп. Я хочу запустить когти ей в глаза и сжать.

Видимо, я совсем недобрая девочка.

Мы с Этьеном редко её обсуждали, но теперь эта тема стала полным табу. Это очень сильно мучает меня, потому что после возвращения с зимних каникул, у них, кажется, снова начались проблемы. Как одержимый сталкер, я веду счёт, сколько вечеров он провёл с ней, а сколько со мной. Я выигрываю.

Так почему он не порвёт с ней? Почему, почему, почему?

Это так меня терзает, что я съедаю себя изнутри, а давление в груди становится таким невыносимым, что мне нужно с кем-нибудь поговорить, иначе взорвусь. Выбираю Мередит. Ведь она также вовлечена в происходящее, как и я. Мы в её комнате, и она помогает написать мне сочинение про домашнее животное на французском. На Мер футбольные шорты и кашемировый свитер, и как бы нелепо это не выглядело, они умилительно ей подходят. Она даже сделала эффект соломы на голове. Забавы ради.

— Хорошо, но здесь нужно обычное настоящее время, — объясняет она. — Ты ведь не кормишь Капитана Джека морковными палочками прямо сейчас.

— О, точно.

Я исправляю ошибку, но мои мысли заняты совсем не французскими глаголами. Я пытаюсь сочинить как бы непринуждённо перевести разговор к Этьену.

— Прочти ещё раз. Только сделай смешной голос! Тот фальшивый французский, на котором ты заказала кафи крэм в том новом местечке с Сент-Клером.

Я действительно говорю с ужасным акцентом, но хватаюсь за предоставленную возможность.

— Знаешь, меня, эм, кое-что беспокоит. — Я понимаю, что у меня просто неоновыми буквами горит «Я! ЛЮБЛЮ! ЭТЬЕНА!», но всё равно продолжаю: — Почему они с Элли до сих пор вместе? Они ведь почти не видятся. Так?

Мэр замирает, оборачивается и… я попалась. Она знает, что я тоже в него влюблена.

Однако затем я понимаю, как она борется с ответом: она переживает ту же драму, что и я. Она даже не заметила мой странный тон.

— Да. — Она медленно опускается на пол. — Но всё не так просто. Они были вместе целую вечность. Как старая супружеская пара. И к тому же они оба… осторожные.

— Осторожные?

— Да. Ты понимаешь, о чём я. Сент-Клер не решится изменить свою жизнь, и Элли такая же. Она целую вечность выбирала университет, а в конце остановила выбор на соседнем квартале. Я не хочу сказать, что Парсонс не престижный университет, ничего такого, но она выбрала его, только потому что он рядом. И теперь, после случившегося с мамой Сент-Клера, мне кажется, он боится потерять кого-то ещё. К тому же, Элли не собирается разрывать отношения, пока у его матери рак. Даже если эти отношения уже нездоровые.

Я щёлкаю по кнопке на ручке.

Щёлк, щёлк, щёлк, щёлк.

— Думаешь, они несчастливы?

Она вздыхает.

— Не несчастны, но и… счастливыми их не назовёшь. Довольно-таки счастливы, наверное. В моих словах хоть есть смысл?

Есть. И это я ненавижу.

Щёлк, щёлк, щёлк, щёлк.

Я это к тому, что не могу поговорить с ним, потому что рискую нашей дружбой. Я должна вести себя, словно ничего не изменилось, что я отношусь к нему также, как к Джошу. Который, на следующий день, совершенно не слушает лекцию по истории уже миллиардный раз подряд. Он прячет на коленях графический роман Крэйга Томсона «Прощай, Чанки Ройс» и что-то рисует в альбоме. Он делает записи, но только не о штурме Бастилии.

Джош и Рашми снова поцапались за обедом. Никого больше не волнуют прогулы Этьена, но Джош отлынивает от занятий с пугающей частотой. Он перестал делать домашку. И чем сильнее давит Рашми, тем сильнее он на неё огрызается.

Профессор Хансен расхаживает перед учительским столом. Это коренастый мужчина в очках с толстыми стёклами и жиденькими волосами, которые разлетаются в стороны всякий раз, как он стучит по столу, требуя внимания класса. Он рассказывает нам о грязной части истории и никогда не заставляет зубрить даты. Я понимаю, почему Этьен любит историю, ведь такой классный учитель преподавал у него целых четыре года.

Хотелось бы мне не сводить все темы к Этьену.

Рассматриваю сидящих передо мной одиннадцатиклассников и понимаю, что не я одна заложница гормонов. Эмили Мидлстоун наклонилась поднять ластик, а Майк Рейнард пялится в её декольте. Ничего себе. Только вот Эмили сохнет по лучшему другу Майка, Дэйву. Ластик Эмили обронила специально, но Дэйву всё равно. Он внимательно слушает рассказ профессора.