Анна и французский поцелуй (ЛП), стр. 42
Но это как-то неправильно.
Я скучаю по Парижу, но это не дом. Скорее... мне не хватает другого. Этой теплоты по телефону. Возможно ли, что в действительности дом — это человек, а не место? Раньше домом для меня была Бриджет. Может, Сент-Клер занял её место.
Пока я обдумываю это, наши голоса устают, и мы замолкаем. Мы просто составляем компанию друг другу. Моё дыхание. Его дыхание. Моё дыхание. Его дыхание.
Может, я никогда не признаюсь ему, но это правда.
Это дом. Мы двое.
Глава 30
Мне грустно от того, что я с таким облегчением возвращаюсь во Францию. Перелёт выдаётся тихим и долгим. Это мой первый полёт в одиночестве. К тому времени как самолёт приземляется в аэропорту Шарль де Голль, я жду не дождусь вернуться в американскую школу, даже если это значит, что мне самой придётся разбираться со схемой метро. Кажется, я уже почти не боюсь ездить сама.
Это неправильно. Или нет?
Возвращение в Латинский квартал выходит спокойным и лёгким, что я даже не сразу соображаю, что уже добралась до своей комнаты и распаковываю чемоданы. Общежитие Ламбер наполнено приятным гулом. Все возвращаются. Я смотрю сквозь шторы на ресторан через улицу. Никакой оперной певицы, но сейчас только полдень. Она придёт вечером. Я улыбаюсь от этой мысли.
Звоню Сент-Клеру. Он приехал прошлым вечером. Погода нетипично тёплая, и они с Джошем этим пользуются: тусуются на ступеньках Пантеона. Сент-Клер зовёт меня присоединиться к ним. Конечно, я согласна.
Не могу это объяснить, но стоит мне выйти на улицу, как у меня начинают шалить нервы. Почему меня трясёт? Прошло всего две недели, но такие странные. Сент-Клер превратился из сбивающего-с-толка-не-пойми-что в моего ближайшего друга. И он чувствует тоже самое. Мне не нужно спрашивать: я знаю это, как своё собственное отражение.
Резко останавливаюсь и выбираю длинный путь к Пантеону. Город прекрасен. Появляется шпиль великолепного Сент-Этьен-дю-Мон, и я думаю о том, как мама Сент-Клера собирает корзинку для пикника и рисует голубей. Пытаюсь представить, как он, маленький, бегает по ступенькам этой церкви в школьной униформе, коротких шортиках и с ободранными коленками, но не могу. Я вижу лишь парня, которого знаю, — спокойного и собранного. Руки в карманах. Уверенный шаг. Парня, излучающего естественное обаяние, которое всех привлекает, ослепляет.
Выглядывает январское солнце и согревает мне щёки. Двое мужчин с элегантными сумками останавливаются полюбоваться небом. Нарядная женщина на шпильках замирает в удивлении. Я улыбаюсь и прохожу мимо. А затем поворачиваю за ещё один угол, и мою грудь сдавливает так сильно, так больно, что я больше не могу дышать.
Там он.
Он сгорбился над огромным талмудом, не обращая на весь остальной мир ни малейшего внимания. Ветер треплет его тёмные волосы, Сент-Клер покусывает ногти. Джош сидит на несколько ступенек выше; чёрный альбом открыт, карандаш летает над бумагой. Ещё несколько человек наслаждаются нечастым в это время года солнечным светом, но стоит мне отвести от них взгляд, как я уже о них не помню. Из-за него.
Хватаюсь за край столика придорожного кафе, чтобы не упасть. Посетители смотрят на меня с тревогой, но мне всё равно. Меня шатает, я задыхаюсь.
Как я могла быть такой глупой?
Как я могла хоть на секунду поверить, что не люблю его?
Глава 31
Наблюдаю за ним. Он покусывает ноготь на левом мизинце: должно быть, книга очень интересная. Мизинец означает волнение или радость, большой палец — раздумье или беспокойство. К своему удивлению, я знаю значение всех этих жестов. Насколько пристально я за ним наблюдала?
Мимо проходят две немолодые женщины в шубах и шапках. Одна из них останавливается и оборачивается. Она задаёт мне вопрос на французском. Не могу точно перевести фразу, но знаю, что она беспокоится, всё ли со мной хорошо. Я киваю и благодарю. Она бросает тревожный взгляд напоследок, но уходит.
Я не могу идти. Что мне сказать? Четырнадцать дней телефонных разговор, а теперь, когда мы встретимся вживую, я сомневаюсь, что смогу выдавить из себя «привет». Один из обедающих в кафе встаёт помочь мне. Отпускаю круглый стол и плетусь по улице. У меня подкашиваются колени. Чем ближе я подхожу, тем сильнее ощущаю мощь. Пантеон огромен. Ступени так высоки.
Он поднимает голову.
Наши взгляды встречаются, и его лицо медленно расплывается в улыбке. Моё сердце бьётся сильнее и сильнее. Почти дошла. Он опускает книгу и встаёт на ноги. И вот — в секунду, когда он называет меня по имени, — всё меняется.
Он больше не Сент-Клер, всеобщий любимец и друг.
Он Этьен. Этьен как в ночь нашей встречи. Он Этьен, мой друг.
И больше.
Этьен. Мои ножки перепрыгивают ступеньки в два такта. Эть-ен, Эть-ен, Эть-ен. Его имя растекается по моему языку, точно жидкий шоколад. Он так прекрасен, так идеален.
Во рту пересыхает, стоит ему распахнуть руки и заключить меня в объятия. Сердце бешено стучит, и я смущаюсь, потому что знаю, он это почувствовал. Сент-Клер разжимает объятия, и я пячусь. Он ловит меня, чтобы я не упала на ступени.
— Ноги тебя не держат, — говорит он. Но не думаю, что он меня бранил.
Я краснею и виню свою неуклюжесть.
— Да, всё могло плохо закончиться.
Фух. Голос не дрожит.
Сент-Клер смотрит на меня в изумлении.
— Ты в порядке?
Я понимаю, что он всё ещё держит меня за плечи, и вся вздрагиваю от его прикосновения.
— Да. Отлично. Супер!
— Привет, Анна. Как каникулы?
Джош. Я совсем про него забыла. Этьен осторожно меня отпускает, пока я вспоминаю про Джоша, но всё время пока мы болтаем, мечтаю, чтобы он вернулся к рисованию и оставил нас одних. Через минуту он переводит взгляд мне через плечо — туда, где стоит Этьен, — и строит забавную рожицу. Джош замолкает и с головой уходит в рисование. Оборачиваюсь, но лицо Этьена ничего не выражает.
Мы вместе садимся на ступени. Я никогда так не нервничала из-за него с нашей первой недели в школе. Мысли путаются, язык завязывается бантиком, а живот делает кульбиты.
— Мы что ли исчерпали все темы для разговоров за каникулы? — говорит он после мучительной минуты тишины.
Давление ослабевает.
— Наверное, вернусь я в общежитие.
Делаю вид, что встаю, и он смеётся.
— У меня кое-что для тебя есть, — тянет он меня за рукав. — Запоздалый рождественский подарок.
— Для меня? Но я ничего тебе не купила!
Он засовывает руку в карман и достаёт нечто маленькое, спрятанное в кулаке.
— Он маленький, так что не обольщайся.
— О-о-о, что это?
— Увидел его, когда был с мамой, и подумал о тебе…
— Этьен! Не тяни!
Он моргает от неожиданности, услышав своё имя. Моё лицо заливается краской, и меня охватывает навязчивое ощущение, что он точно знает, о чём я думаю. Он принимает удивлённый вид и произносит:
— Закрой глаза и протяни ладонь.
Всё ещё заливаясь краской, я слушаюсь. Его пальцы касаются моей кожи, и я резко одёргиваю руку, словно меня ударило током. Что-то падает и приземляется с тихим дзиньканьем позади нас. Открываю глаза. Он смотрит на меня с тем же удивлением.
— Упс, — выдавливаю я из себя.
Он поднимает взгляд на меня.
— Кажется… кажется, оно упало вот сюда.
Опускаюсь на корточки, но даже не знаю что ищу. Я так и не почувствовала, что он положил мне в руку. Я почувствовала только его.
— Ничего не вижу! Только камешки и голубиный помёт, — добавляю я, стараясь вести себя нормально.
Где оно? Что это?
— Нашёл.
Он поднимает что-то крошечное и жёлтое со ступеньки выше. Отхожу назад и снова протягиваю руку, на этот раз готовясь к прикосновению. Этьен медлит и разжимает ладонь на несколько дюймов выше моей. Словно остерегается меня касаться.
Стеклянная бусина. В форме банана.
Он прочищает горло.