Анна и французский поцелуй (ЛП), стр. 27

Мы с Мередит установили очерёдность. Если не постучим ему в дверь, он вообще не выйдет.

Дверь кондитерской открывается, и в помещение врывается холодный ветер. Люстра колеблется как желатин.

— Я чувствую себя такой беспомощной, — говорю я. — Мне жаль, что я не могу ничего сделать.

Мер дрожит и потирает ладони. Сегодня у неё кольца из прекрасного стекла. Они похожи на сахарную вату.

— Я знаю. Я тоже. И я всё ещё не могу поверить, что его папа не разрешил ему прилететь на День благодарения.

— Он не разрешил? — Я потрясена. — Когда это было?

И почему Мер знает об этом, а я — нет?

— Его отец узнал о плохой успеваемости. Джош сказал мне, что директриса позвонила: её обеспокоило его состояние — и вместо того, чтобы позволить сыну поехать домой, он сказал, что Сент-Клер не сможет никуда полететь, пока снова не начнёт вести себя «благоразумно».

— Но он никак не сможет сосредоточиться на чём-либо, пока не увидит её! И она нуждается в нём, она нуждается в его поддержке. Они должны быть вместе!

— Это так типично для его отца: использовать подобную ситуацию против него.

Меня снова начинает снедать любопытство.

— Ты когда-нибудь его видела? Его отца?

Я знаю, что он живёт около США, но никогда его не видела. И Сент-Клер, конечно, не хранит его изображение в рамочке.

— Да, — осторожно говорит она. — Видела.

— И?

— Он был... милым.

— МИЛЫМ? Как он может быть милым? Этот мужчина — монстр!

— Я знаю, знаю, но у него... безупречные манеры. Он много улыбается. Такой солидный. — Она внезапно меняет тему: — Думаешь, Джош оказывает плохое влияние на Сент-Клера?

— Джош? Нет. Ну, возможно. Я не знаю. Нет.

Качаю головой. Очередь продвигается на дюйм. Мы вскоре увидим витрину. Я уже различаю золотистое яблоко тарт татен [33]. Край глянцевого шоколадно-малинового гато.

Сначала местная еда казалась слишком искушённой для моих вкусов, но три месяца во Франции, и я понимаю, почему французы славятся своей кухней. Едой здесь наслаждаются. Обед в ресторане измеряется часами, а не минутами. Так не похоже на Америку. Парижане ходят на рынки каждый день за свежими фруктами и овощами и часто посещают специализированные магазины сыров, рыбы, мяса, домашней птицы и вин. И кондитерские.

Больше всего я люблю кондитерские.

— Просто, кажется, Джош говорит ему, что это нормально забить на школу, — давит Мер. — Я чувствую себя плохим полицейским. «Вставай. Пора в школу. Делай домашнюю работу». Понимаешь? А Джош просто: «Фиг с ним, дружище. Забудь».

— Да, но я не думаю, что он говорит Сент-Клеру забить на школу. Он просто понимает, что Сент-Клеру сейчас не до этого.

Но мне немного неприятно. Хотелось бы, чтобы Джош оказывал поддержку более ободрительным способом.

Мер хочет заспорить, но я её перебиваю:

— Как футбол?

— Футбол, — сладко произносит она, и её лицо начинает светиться.

Мередит присоединилась к местной девчачьей команде в прошлом месяце и тренируется почти каждый день. Она грузит меня своими последними приключениями на футбольных тренировках, пока мы доходим до витрины. Она мерцает аккуратными рядами квадратных тартов с цукатами; бисквитов, раздувающихся от расплавленного шоколада; карамельных эклеров, напоминающих пуанты; и красными фруктовыми пирогами с дикой земляникой, украшенной рассыпчатым сахаром.

И ещё макарон.

Ряд за рядом макарон всех цветов и вкусов. Изумрудно-зелёные, розово-красные и солнечно-жёлтые. Пока Мер мучается с выбором, я беру шесть.

Розовый. Черносмородиновый. Оранжевый. Инжирный. Фисташковый. Фиолетовый.

Но затем я замечаю пралине с корицей и лесным орехом, и хочу умереть на месте. Сползти по прилавку, запустить пальцы в их тонкие корочки и облизать ароматную начинку, пока больше не смогу дышать. Я так сильно отвлечена, что только через минуту понимаю, что со мной говорят.

— Ась?

Поворачиваюсь и вижу солидного джентльмена с таксой. Он улыбается и указывает на мою полосатую коробку. Мужчина выглядит знакомым. Клянусь, что видела его прежде. Он говорит на дружелюбном, беглом французском.

— Эм. — Я слабо развожу руками и пожимаю плечами. — Же не парль па...

Я не говорю...

Он говорит медленнее, но я всё равно не понимаю.

— Мер? SOS? Мер?

Она приходит на помощь.

Они болтают в течение минуты. Глаза мужчины сияют, пока Мер не произносит фразу, от которой незнакомец ахает.

— Се не па посибл!

Мне не нужно знать язык, чтобы понять фразу «О, нет!», когда я её слышу. Незнакомец смотрит на меня с сожалением, и затем они говорят друг другу «до свидания». Я тоже неуверенно прощаюсь. Мы с Мер расплачиваемся за свои сладости — она выбрала мильфей, слоёное тесто с заварным кремом, — и выводит меня из магазина.

— Кто это был? Чего он хотел? О чём вы говорили?

— Ты его не узнала? — удивляется она. — Этот мужчина заправляет театром на ру дез Эколь, маленький такой, с красно-белыми огнями. Он всегда выгуливает Пуса перед нашим общежитием.

Мы идём на стаю голубей. Кажется, птиц не волнует, что мы можем на них наступить. Они квохчут, бьют крыльями и толкаются в воздухе.

— Пуса?

— Таксу.

В голове загорается лампочка. Конечно, я их видела.

— Но что он хотел?

— Он поинтересовался, отчего давненько не видел твоего парня. Сент-Клера, — добавляет она, увидев моё растерянное лицо. Её голос горек. — Видимо, вы ходили на пару фильмов вместе?

— Мы смотрели там ретроспективу спагетти-вестернов [34] в прошлом месяце.

Я сбита с толку. Он решил, что мы с Сент-Клером встречаемся?

Мер притихает. Ревнует. Но у неё нет причин для ревности. Между Сент-Клером и мной ничего — ничегошеньки — не происходит. И я этим довольна, клянусь. Я слишком волнуюсь по поводу Сент-Клера, чтобы думать о нём в другом свете. Сейчас он нуждается в знакомом, а Элли — знакома.

Я тоже думала о знакомом. Я снова скучаю по Тофу. Скучаю по его зелёным глазам, по тем поздним вечерам в кинотеатре, когда он так сильно меня рассмешил, что я расплакалась. Бридж говорит, что он спрашивает обо мне, но я не говорила с ним последнее время, потому что их группа очень занята. У «Ужасов по дешёвке» всё хорошо. Они наконец назначили первый концерт. Как раз перед Рождеством, и я, Анна Олифант, буду присутствовать.

Один месяц. Не могу дождаться.

Я хочу увидеть их на следующей неделе, но папа не думает, что разумно тратить деньги не перелёт, ведь каникулы совсем короткие, а мама в одиночку сумму не потянет. Так что я провожу День благодарения в Париже, одна. Постойте... больше не одна.

Я вспоминаю новости, которые Мер огласила несколько минут назад. Сент-Клер тоже не едет домой на День благодарения. А все остальные, включая его девушку, возвращаются обратно в Штаты. Значит, мы останемся в Париже на эти четырёхдневные каникулы. Одни.

Эта мысль тешит меня всю обратную дорогу к общежитию. 

Глава 18

— Счастливого Дня благодарения тебе! Счастливого Дня благодарения те-е-ебе! Счастливого Дня благодарения, Сент-Кле-эр-р-р…

Дверь резко открывается, и Сент-Клер впивается в меня хмурым взглядом. Он одет в простую белую футболку и белые пижамные штаны с синими полосами.

— Прекрати. Петь.

— Сент-Клер! Сколько лет, сколько зим! — Я дарю ему свою самую широкую неидеальную улыбку. — Ты знал, что сегодня праздник?

Он волочит ноги обратно в кровать, но оставляет дверь открытой.

— Я в курсе, — ворчливо произносит он.

Я захожу внутрь. Его комната... неопрятней, чем я видела её в первый раз. Грязная одежда и полотенца сброшены в кучу на полу. Полупустые бутылки с водой. Содержимое школьной сумки под кроватью, смятые бумажки и чистые листы. Подозрительно принюхиваюсь. Сырость. Это место пахнет сыростью.