Вокруг Кремля и Китай-Города, стр. 68
С точки зрения арифметики, чтобы за указанный период рассмотреть 31 456 дел, работая три года подряд даже без выходных дней, ежедневно потребуется выносить в среднем 39,76 приговора. Следовательно, участия защиты и даже присутствия обвиняемых этому правосудию не требовалось, иначе невозможно было бы сохранять такие ударные темпы.
Улица Никольская, вид в сторону Кремля. Фото 1896–1915 годов из фонда ЦИГИ
Возможно, кого-то из обвиняемых сюда и привозили – в глубине здания был маленький внутренний двор, куда могла заехать машина (обычно использовали фургоны с надписью ХЛЕБ), – хотя вряд ли здесь кого-либо расстреливали. Эта часть технологического процесса ещё с 1920-х годов проходила в подвале одного из домов на Лубянке. Приведя приговор в исполнение, родственникам сообщали, что гражданин такой-то осуждён на «десять лет без права переписки с отбыванием срока в северных лагерях».
В 1990-х годах, когда о малопочтенных делах советской власти говорить стало не только можно, но и модно, в этом доме чуть было не создали музей репрессий, тем более что на тот момент пребывали в полной сохранности парадная лестница и зал заседаний коллегии, а также кабинет её председателя армвоенюриста Василия Ульриха.
Получая лично от товарища Сталина указания об определении для подсудимых меры наказания, этот кудесник юриспруденции с блеском подтверждал правоту русской поговорки «Закон что дышло: куда повернул, туда и вышло». Например, вынося приговор по делу Бориса Савинкова, Ульрих приговорил бывшего террориста к смертной казни, но сохранил ему жизнь, в том же самом приговоре умудрившись заменить высшую меру наказания десятью годами заключения. Впрочем, и года не прошло, как Савинков погиб в результате падения в лестничный пролёт в здании ОГПУ.
Однако вернёмся к судьбе дома. Располагавшийся здесь военкомат получил другое помещение, но мысль о музее канула в Лету, потому что период демократических преобразований закончился и пришло время первоначального накопления капитала. К тому же стало неуместным проявлять неуважение к чекистам, поскольку один из героев невидимого фронта уже прочно обосновался в Кремле.
Дом продали, и новые владельцы пожелали сделать из него не то торговый центр, не то автостоянку, но так ни на что и не решились. Уже и улица успела стать пешеходной, и арендаторы на ней сменились неоднократно, а злосчастный дом так и стоит укутанный саваном, словно в ожидании кремации.
47. «Старые поля»
В самом конце 1990-х годов, когда одна крупная торговая фирма реконструировала под свои цели Третьяковский проезд, у археологов появилась возможность поработать здесь, и эти руины превратились в историко-археологический комплекс «Старые Поля».
В древности одним из значений слова «поле» было место, где происходят судебные поединки. Тогда вершить суд полагалось князю или представителю духовной власти, и за неимением кодексов решения выносились в соответствии с традициями или просто по совести. Но в ситуациях, когда нет ни свидетелей, ни улик, ни расписок, а только слово истца против слова ответчика, разбирательство нередко заходило в тупик.
Если иск был не свыше рубля, то дело решали по жребию. Суммы более солидные (до полугривны золотом) удостаивались более серьёзного подхода – роты, то есть крестного целования: истцу и ответчику предлагалось отправиться на крестец, то есть к часовне, и там в подтверждение своих показаний принести присягу, поцеловав крест, и в таких случаях мало кто отваживался покривить душой. «Буди всем ведомо: лучше бы умерети, а креста не целовати ложно; зане крестному целованию покояния нет и есть смертный грех».
Дела же о тяжких преступлениях таким способом решаться не могли, ведь кто взял на душу грех смертоубийства, тому и крестное целование нипочём: семь бед – один ответ. В таких случаях совершался «Божий суд». Это могло быть испытание водой, или огнём, или железом, а если в деле участвовало две стороны, проводился судебный поединок.
Фундамент церкви Троицы в Старых полях. Фото 2012 года
«Испытание железом состояло в том, что раскалённый кусок железа, фунта в 4 весом, клали на руку подсудимого и так проводили его девять шагов. Потом руку обёртывали полотном и опечатывали её, а через три дни осматривали. Если на ладони не оказывалось ожога, то подсудимого оправдывали, в противном случае – казнили». Нетрудно догадаться, что мало кому из подсудимых удавалось предъявить руку без следов ожога, а значит, оправдательных приговоров в древности выносили не больше, чем в наши дни. Ничуть не лучше было испытание водой: подозреваемого связывали и бросали в водоём. Если испытуемый всплывал – признавали виновным, а не всплывший мог утешаться светлой памятью.
Церковь Живоначальной Троицы, что в Старых Полях. Фото из альбома Н. А. Найдёнова «Москва. Соборы, монастыри и церкви». М., 1882
И всё же было в средневековом правосудии кое-что весьма ценное – перед ним все были равны. Если один человек нанёс другому ущерб или сильную обиду, то ни сан, ни знатность, ни богатство не освобождали от вызова на судебный поединок, и проводился «суд Божий» так, чтобы ни одна из сторон не имела преимущества перед другой. Поэтому против взрослого мужчины не мог сражаться малолетний или престарелый, больной или увечный, а тем более женщина. Но любой из них тоже имел право на справедливый суд и мог вместо себя выставить наёмного бойца.
Впрочем, если иск подавала женщина против женщины, то драться они должны были сами, без всяких наймитов (видимо, князья считали разумным не поощрять склочниц). Для монахов и священников «поле» запрещалось по всем преступлениям, кроме убийства. Иногда сходились в поединке не только истец и ответчик, но и свидетели: ведь если их показания противоречили друг другу, значит, один лжёт и за это должен быть наказан. Побеждённый признавался неправым и должен был уплатить пеню одержавшему верх, а также пошлину в казну за то, что окольничий, дьяк, подьячий и стряпчие присутствовали при бое и обеспечили соблюдение правил.
Снос церкви Троицы в Полях, 1934. Открытка из коллекции Александра Кукушкина
Поединок происходил на обширной поляне, со всех сторон огороженной. Участники боя облекались в полные доспехи и дрались до первой крови (этот обычай сохранялся у мальчишек в уличных драках до середины ХХ века). В качестве оружия использовались не мечи, как в западных странах, а деревянные жерди в человеческий рост, подобные копью без наконечника – мечом ведь не каждый владел, да и не каждый обладал таким дорогим оружием. Весила боевая дубина с полпуда и называлась ослоп (или остолоп).
Для женщин, драться дубьём не обученных, существовала облегчённая версия поединка: противницы становились по разные стороны канавки с водой и, наклонив головы, хватали одна другую за волосы; по команде судьи начинали тянуть, и кто кого перетягивал, ту и признавали правой. (Уж не из этой ли юридической практики произошло выражение «судебная тяжба»?..)
Таких полей в Москве было несколько: у церкви Параскевы Пятницы в Охотном Ряду, у церкви Святого Георгия на Всполье и здесь, на берегу речки Неглинной. В этой маленькой церкви молились перед поединком, в ней же могли и отпеть того, кто Небесами был сочтён «повинным смерти».
Этот фундамент и несколько надгробий – всё, что осталось от церкви и погоста. Почти четыреста лет простоял храм, построенный в 1534–1538 годах и сломанный вместе с Китайгородской стеной. Точнее сказать, целых семь храмов, деревянных и каменных, сменяли друг друга на этой площадке, пока большевистские власти не навели свой порядок.