Вокруг Кремля и Китай-Города, стр. 30
Резиденцию, на которую зодчий потратил десять лет жизни, императрица осматривала недолго. Прошлась по аванзалам Большого дворца, завернула в боковой корпус окинуть монаршим взором предназначенные для неё покои, после чего – мрачная, не промолвив ни слова – в сопровождении свиты направилась к карете.
Баженов, днём раньше получивший повеление представить государыне супругу и семейство, уже понял, что день триумфа обернулся днём краха. Но он умел держать удар.
– Государыня! – сказал он с низким поклоном. – Я достоин Вашего гнева, ибо не имел счастья угодить Вам, но жена моя ничего не строила.
Императрица остановилась и обернулась. Не удостоив никого ни словом, ни улыбкой, допустила всё семейство к руке и уехала.
Что Баженов попал в немилость, поняли все. Официально было объявлено, что строениям необходимы некоторые внутренние переделки, осуществление которых возлагалось на Матвея Казакова. Ученик постарался, насколько это было возможно, сохранить общий замысел учителя, но всё равно в итоге Главный корпус был снесён до основания и на его месте возведён новый, уже по проекту Казакова, утверждённому Екатериной.
Каковы были истинные причины произошедшего, мы никогда не узнаем, и нет смысла перебирать версии, которых существует едва ли не три десятка. Скорее всего, просто имело место злосчастное стечение обстоятельств: стройка затянулась, и за это десятилетие изменились и вкусы императрицы, и её настроение. Екатерина любила дворцы, и ей нравилось заказывать новые – как новые платья, к примеру; но она была по-женски непостоянна и могла охладеть и к зодчему, и к его замыслам. К тому же на мызе Пелла под Петербургом как раз тогда начали строить ещё один дворец, план которого государыня одобрила всего за пару месяцев до приезда в Царицыно.
Царицыно. Проект дворца с рисунка Казакова. План дворцовых построек. Из книги «Архитектурные памятники Москвы». М., 1904
«Стройка – дело дьявольское: она пожирает деньги, и чем больше строишь, тем больше хочется строить. Это – болезнь, как запой…» – сетовала Екатерина в одном из писем.
Что ж, деньги были вложены, и строительство дворца следовало как-то закончить. Тем более что князь Потёмкин-Таврический предложил профинансировать оставшиеся работы из своих личных средств (он очень любил это имение, где ещё до начала строительства прожил с Екатериной несколько очень счастливых дней). Но тут началась новая война с Турцией, князь уехал командовать армией, и работы опять приостановились. А после внезапной кончины Потёмкина в 1791 году стало совсем непонятно, будут ли работы когда-нибудь продолжены.
Прошло ещё года два, и Екатерина всё же повелела закончить постройку. Теперь уже Казакову пришлось вносить изменения в свой проект (центральная часть дворца стала ниже на один этаж), а вдобавок предстояло разобрать построенные Баженовым Большой Кавалерский и Камер-юнгфарский корпуса – в новой композиции они заслоняли вид на фасад Главного корпуса.
Баженову это было уже безразлично. В первые годы после отставки он вообще не мог работать, хотя Матвей Казаков и глава Экспедиции Кремлёвского строения Михаил Измайлов пытались ему помочь: они сговорились, что проекты переделки дворцов подготовят оба архитектора, но Казаков свой придержит, чтобы матушка-императрица первым увидела проект опального зодчего, а не его ученика, к которому весьма благоволила. Но Баженов не принял их план, осознав, что для Екатерины Великой строить ему не суждено.
Тем не менее оказаться у Екатерины в опале автоматически означало покровительство со стороны цесаревича. Павел ощущал себя наследным принцем наподобие Гамлета, у которого коварная мать похитила корону, принадлежавшую ему по праву. «Сразиться с целым морем бед» Павел Петрович не решался, но хотя бы свой собственный Эльсинор построить хотел.
Цесаревич использовал своё влияние на то, чтобы Баженову предложили должность архитектора при Адмиралтействе. Строить склады в Кронштадте, да ещё и по чужим проектам, для Баженова было то же самое, что Рокотову мыть кисти малярам. Но он занимался этим, потому что верил в счастливую звезду наследника престола, ведь Павлу 38, а государыне уже 63, и при новом императоре всё пойдёт совершенно по-иному…
Развалины дворца. Из книги «Архитектурные памятники Москвы». М., 1904
Императрица скончалась на шестьдесят седьмом году жизни, и на престол взошёл Павел I. В лавине реформ, обрушенной Павлом на Россию, нашлись дела и для Баженова – император сделал его вице-президентом Академии художеств. Достраивать заброшенное Царицыно Павел не пожелал, все затеи покойной матушки были ему глубоко противны, да и Баженов вряд ли мечтал вернуться к этой работе – слишком много боли она ему принесла.
Он уже немолод, разменял седьмой десяток. Занимается делами Академии художеств, а также проектирует для Павла I дворец-замок по собственноручным наброскам государя и надзирает за строительством, которым руководит архитектор Винченцо Бренна.
Павел I жил в постоянном ожидании дворцового переворота, поскольку понимал, что своими реформами настроил против себя и армию, и дворянство. Потому от резиденции требовалась прежде всего надёжность. Отделённый от города водами Мойки и Фонтанки, а также специальным рвом, с толстыми стенами и укреплённым входом, Михайловский замок этим требованиям отвечал. Он мог бы выдержать штурм – но не измену. Впрочем, зодчему не суждено было дожить ни до окончания строительства, ни до гибели своего покровителя. Баженов умер от апоплексического удара в августе 1799 года.
Эпилог
Император вселился в Михайловский замок, едва там просохла штукатурка. Но судьба Павла I была уже предрешена. Ровно через сорок дней (в ночь с 11 на 12 марта 1801 года) он был убит именно здесь. Наутро сын его Александр Павлович вышел к придворным и дрогнувшим голосом промолвил: «Батюшка скончался апоплексическим ударом. При мне всё будет, как при бабушке».
Парадной резиденцией замок больше не являлся, и через несколько лет в нём открыли инженерное училище, что и дало строению новое название – Инженерный замок. Сейчас он стал филиалом Русского музея.
Царицыно при Павле пребывало в запустении. При Александре I там были разрешены прогулки, и с тех пор усадьба стала у москвичей любимым местом для гуляний и пикников. Дворцы же, не приглянувшиеся никому из самодержцев, медленно разрушались. Не используемое и не приносящее дохода имение было в 1860 году передано из Дворцового ведомства в Департамент уделов, то есть перестало принадлежать царской семье. Земли понемногу разошлись под дачные участки, тем более что вскоре здесь проложили линию Курской железной дороги и появилась станция Царицыно-Дачное.
А вот желающих купить дворцы так и не нашлось, и в 1880 году, когда в Большом дворце обрушилась часть кровли, решено было разобрать и остатки крыши, и готические верхушки башен.
В советскую эпоху ничего хорошего здесь не происходило, попытки реставрации носили очень локальный характер. Район назывался Ленино, и хотя от станции метро до парка всего десять минут ходьбы, там было тогда очень немноголюдно.
В XXI веке в истории Царицыно была поставлена финальная точка, больше всего похожая на контрольный выстрел в голову. По решению тогдашнего мэра Москвы Юрия Лужкова дворцовый комплекс был достроен – с применением современных технологий и материалов, с добавлением инженерных систем, с изменением планировочных решений… Всё это выводило проект из сферы реставрации в какую-то иную плоскость, для которой даже трудно подобрать название.
Подобно тому как «нельзя починить то, что не сломано», невозможно отреставрировать то, что не было завершено. Трагическая, но ключевая часть истории Царицынского дворца как раз и состоит в том, что он не был достроен. Под крышами этих зданий никогда никто не жил, если не считать Третьего Кавалерского корпуса, в XIX веке сдававшегося в аренду под гостиницу и трактир. И превратить Царицыно в развлекательно-прогулочный комплекс – это как раз продолжить историю трактира, а вовсе не историю Баженова. Светомузыкальные фонтаны и спортивная площадка, шашлычные и устройства для производства сахарной ваты – всё это даже хорошо, но оно «из другой оперы».