Наполеон. Отец Евросоюза, стр. 57

Пражский конгресс. Между тем Наполеон, желая наперекор благоразумию продлить опасную комедию своих усилий достигнуть мира, согласился продолжить перемирие до 10 августа и обещал прислать от себя уполномоченных на конгресс в Праге, где Австрия должна была наконец осуществить свое посредничество. Нарбонн, французский посол в Вене, тотчас отправился в Прагу. Но Коленкур заставил себя ждать и приехал без полномочий. Иностранные делегаты, Гумбольдт от Пруссии и французский ренегат Анстеттен от России, поддержали эту систему проволочек. Когда же уполномоченные наконец собрались, Меттерних выдвинул ряд формальных придирок. Он поднял вопрос о том, как должны вестись переговоры: письменно, как на Тешенском конгрессе, или устно, как на Рисвикском.

Эти праздные дебаты заняли несколько дней. Тем временем конгресс узнал, что Наполеон помимо него ведет прямые переговоры с Меттернихом. 7 августа император получил австрийский ультиматум, заключавший в себе следующие требования: поделить великое герцогство Варшавское между Россией, Пруссией и Австрией, предоставить независимость ганзейским городам отказаться от Иллирийских провинций, вернуть независимость Голландии и Испании, восстановить прежнюю территорию Пруссии, наконец отказаться от званий протектора Рейнской конфедерации и председателя Гельветской конфедерации. Таким образом, при этих условиях Франция все же сохранила бы, кроме своих естественных границ, Италию. С этого момента события развиваются с такой быстротой, что их приходится точно датировать по дням, почти по часам. 10 августа австрийский генерал Бубна, тот самый, который в 1809 году вел прямые переговоры с императором, отвез Францу I ответ Наполеона. Наполеон хотел удержать Голландию и ганзейские города, а о предоставлении независимости Германии выражался туманно; категорически он отказывался только от Иллирийских провинций, великого герцогства Варшавского и Испании. Путь от Дрездена до Вены занял больше суток, и в Вену Бубна прибыл только 11 августа. 10 августа в полночь, в момент окончания срока перемирия, Меттерних объявил конгресс распущенным и издал указ, которым Австрия объявляла войну. Заранее приготовленные сигнальные огни от Праги до силезской границы оповестили армию о возобновлении военных действий. 11 августа, когда Коленкур, достав наконец свои полномочия, пожелал прямо приступить к обсуждению коренных вопросов, Меттерних сообщил ему, что конгресс закрыт. Когда стал известен ответ Наполеона, Коленкур опять попытался возобновить переговоры, но Меттерних был непреклонен, и 12 августа, спустя двадцать часов по возвращении Бубны, заявил французским уполномоченным, что Австрия примкнула к коалиции. Итак, пражский конгресс был распущен, еще не успев по-настоящему открыться. С обеих сторон одинаково действовали двоедушие и злой умысел. Наполеон и Меттерних с равным усердием парализовали все попытки водворить мир.

Посредничество Австрии, вначале доброжелательное, потом покровительственное, приобрело наконец характер угрозы и затем превратилось в открытую вражду в тот момент, когда в австрийской армии кончены были военные приготовления. Трудно было одурачить врага ловчей и безответственнее. С другой стороны, трудно понять радость, обнаруженную Наполеоном при известии и о закрытии конгресса. Он все еще мечтал нанести громовой удар, который потряс бы всю Европу, страстно искавшую его гибели. На острове св. Елены он рассказывал, как жутко было ему в минуту, когда он взвешивал в своем уме это бесповоротное решение. Он боялся за свою участь и за свой трон. Он знал, что вернись он в Париж не победителем, – он погиб. Возник ли в нем хоть на мгновение патриотических страх за участь, которую он готовит Франции? Он выписал парижских актеров для своего Дрездонского театра: в последний раз, окруженный пышным двором, он тешился своим всемогуществом. Он ускорил на несколько дней празднование дня св. Наполеона: армия в последний раз отмечала этот праздник; и это было последнее празднество обреченных смерти жертв.

III. Осенняя кампания

Силы и устройство коалиции; новая тактика. Справедливо было сказано, что за время перемирия коалиция должна была получить больше полков, нежели Наполеон мог призвать из Франции рот. Три большие армии были готовы подать друг другу руки, чтобы окружить его: северная, в 180 000 человек под начальством Бернадотта, состоявшая из шведских, немецких и английских контингентов и русского корпуса Беннигсена, уже раньше ставшего лагерем на Гавеле; силезская, состоявшая из 200 000 пруссаков под начальством Блюхера, протянувшаяся вдоль Одера; наконец, богемская, состоявшая из 130 000 австрийцев под командованием Шварценберга, которая собиралась двинуться в Саксонию. Кроме того, 240 000 русских, пруссаков, шведов и англичан должны были прогнать французов из северной Германии, 80 000 австрийцев готовились отнять у них Италию, 200 000 англичан и испанцев собирались перейти Пиренеи. Таким образом, Европа подняла на Францию миллион человек. План коалиции состоял в том, чтобы изнурять Наполеона, отнюдь не вступая с ним в решительное сражение, но атаковать и по одиночке разбить всех его военачальников; она намеревалась постепенно все уже стягивать огненное кольцо вокруг Наполеона, пока он не будет задушен. Мысль об этой новой тактике исходила от Бернадотта, который и был поставлен во главе коалиции; Моро был вызван из Америки для командования войском; генерал Жомини, изменивший Наполеону после битвы при Бауцене, доставлял императору Александру планы передвижений. Казалось, что только французы могут побеждать французов. Эти изменники прикрывались хитрой оговоркой, что они воюют только с Наполеоном, а не с Францией [39]. Напротив, они призывали Францию к свободе, к низвержению тирании! В минуту откровенности Наполеон однажды сам сказал, что известие о его смерти будет встречено вздохом облегчения.

Этим громадным полчищам Наполеон мог противостоять лишь половинной силы, около 550 000 человек, да и среди них было не мало немцев и итальянцев, готовых изменить ему при первой возможности. В Германии он располагал 330 000 человек. Он усилил корпус Даву и гарнизоны главных крепостей по Эльбе. Из остальных войск он сформировал две сильные армии: одна, в 90 000 человек под начальством Удино, должна была об руку с Даву двинуться на Берлин; другая, в 120 000 человек, под непосредственным начальством Наполеона, должна была воспрепятствовать соединению силезской и богемской армий. Гвардия, отборные 40 000 человек, расположенная в Герлице, могла идти на помощь к каждой из этих армий. Наконец, 20 000 человек под командованием Гувиона Сен-Сира должны были охранять Дрезден, центр всех операций.

Осенняя кампания; Дрезден. Осенняя кампания началась в конце августа. Шварценберг, получив в подкрепление кое-какие войска от Блюхера, двинулся на Дрезден. Но несмотря на громадный перевес своих сил, он не осмелился штурмовать город, пока не закончил его оцепления. Эти потерянные шесть дней дали возможность Наполеону поспеть на выручку. В ту минуту, когда австрийцы проникли в Дрезден через предместье Плауэн, французы вступили в город через ворота Пирны. Кирасиры Лятур-Мобура, старая гвардия, предводимая Мортье, опрокинули австрийцев и выбросили их вон из города (26 августа). На следующий день разыгралась решающая битва. Наполеон, не опасаясь за свой центр, достаточно прикрытый дрезденским укрепленным лагерем, двинул в дело оба своих крыла. На правом фланге конница, увлекаемая Мюратом и поддерживаемая корпусом Виктора, толкала австрийцев в пропасть, образуемую речкой Плану-эль; на левом Ней обратил в бегство русских и загнал их на Петерсвальдскую дорогу. Шварценберг, боясь за свои пути сообщения, отступил назад в Богемию. Потери обеих сторон были почти равны – по 10 000 человек, но союзники оставили в руках Наполеона 15 000 пленных и 40 орудий. Дрезденское сражение было разыграно преимущественно страшным артиллерийским огнем. Ружья, смоченные непрекращавшимся дождем, были совсем непригодны. [40]

вернуться

39

Наполеон их не щадил. После сражения при Люцене он с презрением отозвался о союзных армиях, предводимых «всеми прощелыгами и дезертирами Германии, Франции и Италии».

вернуться

40

К концу битвы 12-е ядро, попав в середину главного штаба императора Александра, раздробило Моро оба колена. Ему пришлось отнять обе ноги; он перенес эту операцию с необычайным мужеством, но пять дней спустя умер от нее. Саксонский пастор, свидетель его последних минут, рассказывает, что он сам проклинал себя: «Как! Мне, мне, Моро, умереть среди врагов Франции от французской бомбы!»