Прекрасные и порочные (ЛП), стр. 46
Я фыркаю. Он давит на меня.
– Даже если тебя примут, ты не обязана идти. Выбери любой путь, который захочешь. Но сейчас я могу расслабиться, зная, по крайне мере, что ты можешь видеть открытые перед тобой пути.
Звенит звонок. Я опускаю ручку и собираю свои вещи. Я чувствую, как Эванс смотрит на меня, словно огромный, лысеющий слон, который что-то учуял. Как покрытый дерьмом назойливый человек.
Я останавливаюсь у двери и смотрю через плечо.
– Спасибо. Я думаю.
– Считай, что это извинением за фотографии.
– Это не компенсирует тот случай. Вам понадобится миллион тортов и дюжина клонов Джонни Деппа, чтобы только начать компенсировать.
– В Дьюке есть очень хорошая программа клонирования…
Я вежливо кричу БББРРР и захлопываю за собой дверь.
-15-
3 года
22 недели
4 дня
Мальчик-нож подходит ко мне приблизительно через четыре недели после вечеринки у Эйвери, прямо перед каникулами в честь Дня Благодарения. Мы смотрим фильм на уроке английского, парты захламляют упаковки чипсов и подносы с кексами, оставшиеся после вечеринки в честь-последнего-дня-перед-каникулами, которую позволил нам устроить мистер Тэллер. В классе темно и народ перешептывается, смеется и строит планы на каникулы, не обращая на фильм абсолютно никакого внимания.
Мальчик-нож проскальзывает на сиденье позади меня.
– Привет, Ваше Острое Высочество, – говорю я. – Что привело вас в лесные владения новой девочки?
– Ты больше не новая девочка.
– Да? И кто я?
– Странная девочка.
Я смеюсь.
– Лучше, чем толстая девочка.
– И так тоже называют. Но «странная» употребляют чаще.
Я ухмыляюсь. Мы смотрим телевизор в течение нескольких секунд, прежде чем он возобновляет разговор.
– Вы с Джеком нравитесь друг другу.
Я ссутулюсь и делаю невозмутимый вид.
– Ты под кайфом?
– Я видел вас на вечеринке в честь Хэллоуина. Вы танцевали вместе, а потом ты потащила его в гостевую комнату.
Я чувствую, как у меня отвисает челюсть.
– Нет!
– Да, – настаивает он. – Я завел этот разговор только потому, что Джек Хантер – крутой. Он единственный, кто в этом месте никогда не относился ко мне дерьмово. В последнее время он выглядит подавлено. Начиная с той самой вечеринки.
– Подавлено? – бормочу я. – Джек? Мышцы на его лице атрофированы. Он не знает, как поменять выражения лица, не говоря уже о том, чтобы выглядеть «подавлено».
Мальчик-нож пожимает плечами.
– Просто он кажется расстроенным. Вы с ним единственные, кого я не фантазировал заколоть. Поэтому, я подумал, что ты должна знать.
– Оооокей, приятно было пообщаться. Но мне нужно идти. В Уборную.
Я отпрашиваюсь в туалет и выбегаю, устремляясь дальше по коридору. У Джека сейчас физкультура. Я это знаю наверняка, потому что Кайла монотонно повторяла его расписание, словно какой-то странный освобождающий от бывшего парня ритуал. Я заправлена гневом и, по меньшей мере, семью кексиками, сделанными чьей-то талантливой мамой. Какого дьявола Джек мне врет! То есть, я знаю, что ложь была стандартным делом, когда мы воевали, и, вероятно, стандартным делом для повседневной жизни старшей школы, но блин! Я доверяла ему! Плохой ход, но я всё еще доверяю! Я определенно не паникую о том, что на самом деле произошло в той комнате, я просто обеспокоена. В определенной степени. И также издаю пронзительные звуки «ээээээээ».
Вылетаю из парадных дверей. Холодный воздух пощипывает меня, пока я бегу на поле, где на уроке физкультуры лениво играют в «вышибалу». Ребята стоят смирно, чтобы их выбили, таким образом, они смогут выйти из игры и спокойно посидеть на травке, пописать смс и поболтать. Джек лежит спиной на траве и наблюдает за облаками. Я марширую к нему и грациозно пинаю его в ребра.
– Оу! Дерьмо… – шипит он и садится. Его сердитый взгляд резко смягчается, когда он понимает, что это я.
– Что произошло в той комнате?
– Айсис…
– ЧТО ПРОИЗОШЛО. В ТОЙ. КОМНАТЕ! – кричу я. Преподаватель физкультуры слишком занят разговором с футбольным тренером и ничего не замечает, но все остальные смотрят на меня с опаской.
Джек проводит рукой по волосам и медленно выдыхает. Теперь, когда он так близко, я замечаю черные круги под глазами. Откуда они у него? И почему он выглядит таким тощим? Его скулы и челюсть нездорово выпирают.
– Ничего не было, – шепчет Джек. – Окей? Ничего. Ты просто заснула.
– Мальчик-нож сказал мне, что видел, как я тащила тебя в гостевую комнату. Я была пьяна. Я не могу вспомнить. Так что лучше скажи мне правду или, клянусь тебе, я снова буду с тобой воевать…
– Что ты хочешь услышать, Айсис? – рычит он. – Ты хочешь, чтобы я был плохим парнем? Думаешь, я воспользовался тобой?
Я даю ему пощечину, но он быстро приходит в себя. Весь класс замолкает и игра в «вышибалу» прекращается со звуком удара. Все до единого смотрят на нас.
– Скажи мне, что ты сделал…
– Я ничего не сделал! – кричит он. – Я ничего не сделал, клянусь своей жизнью!
Его постоянная маска бесчувствия и тихого голоса разбита. В нем нет ничего спокойного или сдержанного. Он больше не Ледяной Принц. Он взбешен, его брови напряжены, а рот превратился в тонкую линию.
– Я больше не могу доверять тому, что ты говоришь, – произношу я.
– Тогда не доверяй! Не доверяй мне! Не доверяй никому! Тебя ведь устраивает такое решение, верно?! Его ты придерживалась последние три года, да?! Для тебя это, очевидно, работает! Так продолжай в том же духе! Охренительно повеселись, не доверяя никому до конца своей жизни! – орет он.
Его слова как холодный огонь обжигают мое сердце, мгновенно оставляя внутри темные шрамы. И я убегаю. Одним плавным движением разворачиваюсь на каблуках и бегу. Всё онемело. Я едва могу слышать, как Джек зовет меня. Я нахожусь под водой, глубоко, глубоко в океане прошлого. Голос Джека превращается в голос Безымянного.
Уродина.
А ты думала, что это было? Любовь?
Я захлопываю за собой дверь в машину и завожу мотор. Проношусь мимо будки охраны и несусь домой. Светофоры милостиво горят зеленым, а если нет, я всё равно давлю на газ.
Уродина.
Я не помню, как припарковалась. Не помню, как выбиралась из машины или как пронеслась наверх по лестнице, или как запирала дверь в свою комнату.
Я не помню, что произошло той ночью
Вот что ты получаешь, доверяя кому-то.
***
Мама меня понимает. Она знает, что это срыв. Последний был просто разминкой. Она понимает мои срывы лучше тети, и уж точно намного лучше папы. Мама знает, что существуют крошечные срывы, которые ведут к одному большому. Так вот это и есть мой Большой Срыв. Я сплю целыми днями. Не принимаю душ. Мои волосы в спутанном беспорядке. Мама иногда приносит мне еду, но я лишь слегка ковыряюсь в ней, а остальное оставляю. Она так рада помочь мне, как раньше помогала ей я. Иногда я плачу. Иногда нет, но это неплакательное время гораздо хуже, чем плакательное. Иногда меня обнимает мама, иногда я её прогоняю. Кайла навещает меня, принося с собой закуски и домашнее задание, и счастливо болтает ни о чем. Это помогает. Её бессмысленная болтовня помогает мне лучше, чем сон, лучше, чем плач. Это напоминает мне, что я не единственная у кого есть проблемы, что жизнь Кайлы тоже полна проблем, и как она считает, таких же серьезных. В косметике «Сефора» недостает определенного цвета румян, она забыла про распродажу в «Мэйси», которую ждала целый год, а младший брат постоянно натягивает её лифчики на голову, тем самым растягивая их. Подруга упоминает Джека, и я огрызаюсь на нее, чтобы никогда не делала этого снова.
– Блин, я знаю, что ты его ненавидишь, но упоминать его имя не является преступлением, окей?