Поверь в любовь, стр. 79

– Интересно, как нас встретят? – встревожено повторила Мэгги, когда до Санта-Инес оставались каких-нибудь две мили. И с презрительной усмешкой добавила: – Сама не понимаю, чего ради мы решили вернуться в этот городишко!

Джеймс, не отвечая, молча смотрел в окно. Последние месяцы они ссорились все чаще, и он уже безумно от этого устал. Мэгги всегда ненавидела Санта-Инес. Еще девочкой она хотела посмотреть весь мир и жить во дворце в прекрасной и неведомой стране.

Тогда Джеймс мечтал вместе с ней, но для него Санта-Инес был целым миром – местом, где он родился и вырос, где жила его семья и покоились его предки и где упокоится он сам, когда придет час. Впрочем, он уже давно смирился с тем, что после свадьбы они отправятся путешествовать. Таково было ее условие. Но жить они вернутся в Санта-Инес. И Мэгги прекрасно это знала.

– Но здесь Лос-Роблес, – напомнил он тихо, – и Вудсен-Хиллз. Они же не могут без нас, Мэгги, а мы и так отсутствовали достаточно долго!

Всю дорогу он чувствовал клокотавшее в ней раздражение.

– Как будто нельзя управлять ранчо издалека! – фыркнула она. – Для чего же тогда почта... или телеграф? Мой кузен так и делал, считая, что я погибла!

– Понятно! – презрительно буркнул Джеймс. – Просто представить себе не могу, как так можно! Да еще когда владеешь таким ранчо, как Вудсен-Хиллз! Мог хотя бы заглянуть ненадолго... убедиться, что все в порядке! Нет, пока я жив, Лос-Роблес беспризорным не будет!

– Однако именно так и будет с Вудсен-Хиллз! – запальчиво выкрикнула Мэгги. – Я прекрасно смогу управлять этим проклятым ранчо откуда угодно! Хоть из Италии, хоть из Франции! – Впрочем, мысль о том, что они уже не раз ссорились по дороге, и страх потерять его заставили ее прикусить язычок. Как-то, когда она в очередной раз пригрозила бросить его, Джеймс, которому все это осточертело, посоветовал ей так и сделать. С тех пор Мэгги ни разу больше не кидалась подобными угрозами.

Это все ее необузданный темперамент, подумал Джеймс и с горечью вспомнил, что когда-то любил в ней именно эту неуемную страстность. В юности он и сам был таким же, и в те далекие дни лишь одна Мэгги могла понять бушевавшие в нем страсти. Даже Нат не был так близок ему, как Мэгги. Но теперь он уже не мальчишка.

Теперь ему нужно куда больше, чем она может дать. Он вдруг вспомнил, как в одно воскресное утро преподобный Тэлбот читал проповедь на эту тему. Что-то вроде «Когда я был мальчишкой, я играл и баловался как дитя. Теперь я мужчина, и детские шалости мне не к лицу».

Так вот что для него Мэгги – Джеймса будто озарило, – одна из его детских шалостей! Когда-то он был влюблен в нее. Но прошли годы, и теперь ему было непонятно, что он в ней нашел, тем более по сравнению с Элизабет. Каким же он был идиотом, как много он потерял! Хотя что уж тут говорить. Горюя по Мэгги, он совсем забыл о том, как порой она сводила его с ума, забыл о ее вспыльчивости, нетерпимости, эгоизме и о вспышках безудержной, дикой ярости.

И о том, как она занималась любовью – так же яростно и неукротимо. Раньше это льстило Джеймсу... когда ему было восемнадцать. Тогда, в самый первый раз, им даже не хватило времени раздеться. Словно могучим порывом ветра их швырнуло друг другу в объятия, и близость их была страстной, почти болезненной. Впрочем, так бывало почти всегда, вспомнил Джеймс. Теперь же, на пороге тридцатилетия, уже зрелым мужчиной, он чувствовал, что ему нужна совсем другая женщина: мягче, добрее. Которая позволит ему спокойно насладиться ее телом, дарует ему покой и умиротворение и не станет погонять его, будто загнанную лошадь, хриплыми командами и неумеренными ласками.

И все же он до сих пор любил Мэгги. Поглядывая на нее украдкой, свернувшуюся калачиком в углу, такую бледную, с несчастным выражением на обычно веселом лице, он по-прежнему любил ее. Она была его лучшим другом, более близким, чем даже Нат, его партнером, товарищем, его юношеской любовью. Она знала его, как никто другой. Порой ему казалось, что она читает его мысли, так хорошо они понимали друг друга.

Вздохнув, он взял ее за руку, удивившись, какая она холодная и безжизненная.

– Не волнуйся, Мэгги. Все будет хорошо.

– Знаю! – фыркнула она, отодвинувшись. – И не обращайся со мной как с ребенком, Джим. Я ведь не Элизабет.

– Конечно, нет.

Снова воцарилось молчание. Потом Мэгги вдруг ласково погладила его по колену.

– Прости, Джим. Я не хотела. Я просто... просто не знаю, что и думать. Пожалуйста, возьми меня завтра с собой в город.

– Естественно. Разве я отказываюсь?

– Но ты ведь и не предлагал.

– Я не знал, что ты хочешь поехать со мной. В конце концов, Элизабет ведь моя жена. И если кому и беспокоиться о ней, так только мне.

– Ты не просто беспокоишься о ней – ты ее любишь! И сгораешь от желания. Не воображай, что я ничего не замечаю.

Джеймс посмотрел в окно.

– Глупости!

– Ты собираешься жениться на мне? – вдруг выпалила она.

– Сказал же – собираюсь, разве нет? Мы ведь чуть ли не с детства говорили об этом! Неужели ты забыла?

– Нет, конечно. Но может, ты уже не хочешь?

– Хочу, – ответил он, не глядя на нее.

Мэгги шумно вздохнула, и Джеймс решил, что на какое-то время она успокоилась.

– А после мы поедем в свадебное путешествие? В Европу?

– Да.

– На год?

– Да. Но только на год, не больше. – Стоял чудесный ранний вечер, солнце только-только клонилось к закату. Конец октября. Холмы в лучах солнца отливали золотом, в воздухе чувствовался пряный запах опавшей листвы, и Джеймс вдруг помимо своей воли вспомнил тыквенный пирог и аромат крепкого яблочного сидра, который готовила Элизабет к ужину.

– А вдруг ты передумаешь, дорогой? Что, если тебе понравится путешествовать?

– Вряд ли. Сомневаюсь, что где-нибудь мне понравится больше, чем здесь. – Джеймс гадал, чем сейчас занята Элизабет. Сегодня воскресенье, но служба уже закончилась. Может, она тоже наслаждается последними лучами осеннего солнца. Или сидит в своем доме одна-одинешенька?

– Что с тобой? – спросила Мэгги. – Какой-то ты скучный, Джим. Было время, когда ты ничуть не меньше меня мечтал о том, чтобы повидать мир!