Раздельные постели, стр. 64

Его локти болели. Он неожиданно понял, что уже долго сидит, упершись локтями в острые края печатной машинки. Он вяло поднялся, выключил лампу, побрел в спальню и упал на кровать. Он лежал там, настороженно прислушиваясь, — он ждал ее возвращения.

Услышав, как она вошла, Клей встал, думая над тем, как вести себя с ней, потому что сейчас он беспокоился о ней, а не о себе. Когда он спустился вниз, Кэтрин сидела в пальто, на диване, закинув голову назад, ее глаза были закрыты.

— Привет, — сказал он, останавливаясь в дверях.

— Привет, — ответила она, не открывая глаз.

— Что-то случилось? — Свет от лампы падал на ее растрепанные ветром волосы. Она, кутаясь в пальто, подняла воротник и прижала его к подбородку.

— Ребенок умер.

Не говоря ни слова, он пересек комнату, сел на ручку дивана и положил руку ей на волосы. Она ничего не сказала, подавленная горем и страхом. Его рука гладила ее волосы. Она судорожно глотнула. Ему отчаянно захотелось встать перед ней на колени, зарыться головой в ее подол и прижаться лицом в животу. Вместо этого он только сказал:

— Мне жаль…

— Сказали, что легкие были недоразвиты, что ко… когда ребенок рождается до срока, всегда есть шанс… — Но предложение осталось незаконченным. Она шире раскрыла глаза и уставилась в потолок. Клей ждал слез, но их не было. Он сильнее обнял ее за шею — это было приглашение воспользоваться им любым образом. Но она вскочила, освобождаясь от его прикосновения, почти сердито срывая с себя пальто.

Он остановил пальто, пока оно еще висело на ее плечах, хватая ее сзади за руку. Он ожидал, что она выдернет руку и освободится от его прикосновения. Но она этого не сделала. Ее голова свесилась вперед, как будто шея стала вдруг мягкой. — Это не значит, что нашему ребенку грозит опасность, — уверял он. — Пусть это тебя не расстраивает, Кэтрин.

Она резко высвободилась и повернулась к нему.

— «Пусть это меня не расстраивает!» Как это может меня не расстраивать, когда я видела, как Гровер плачет над ребенком, которого никогда не хотела? Ты знаешь, как она забеременела? Сейчас я тебе расскажу. Она стала жертвой свидания с одним пижоном из высшей школы — он поспорил на нее! Вот как! И ей казалось, что она ненавидит ту штуку, которая развивалась в ней, а когда ребенок умер, она плакала так, как будто сама хотела умереть. А ты говоришь: «Пусть это тебя не расстраивает»! Я не понимаю, к… как этот мир стал та… таким… испорченным…

Он сделал неожиданное движение, прежде чем смог передумать, прежде чем она смогла убежать от него или спрятать свою боль под более сильным гневом. Он обнял ее обеими руками и сильно прижал. Он взял ее сзади за голову, положил ее в углубление своей шеи и заставил ее так стоять. Их мускулы напряглись, пока, наконец, она не сдалась, и он почувствовал, как ее руки потянулись к его спине. Ее ногти впивались ему в свитер. Они стояли, прижимаясь друг к другу, и были похожи скорее на соперников, чем на любовников. Потом он почувствовал как ее кулаки застучали по его спине в отчаянии, хотя она больше не пыталась освободиться от него, только эти несчастные удары, которые становились все слабее и слабее… Он ждал.

— Кэтрин, — прошептал он, — ты не должна быть все время такой сильной.

— О Клей! Господи, это был мальчик! Я видела его в инкубаторе. Он был такой красивый и хрупкий.

— Я знаю, знаю…

— Ее мама и отец не приедут. Клей, они не приедут! — Снова кулак ударил ему в спину.

«Пусть плачет, — подумал он. — Если бы только она, наконец, заплакала».

— Но твоя мама приедет и моя тоже.

— Что ты пытаешься со мной сделать? — Она опять начала его отталкивать, упираясь ладонями в его грудь.

— Кэтрин, верь мне.

— Нет, нет! Отпусти меня! Мне и так трудно, а ты делаешь мне еще больнее.

Потом она побежала наверх, унося с собой годами накопившуюся боль. Но теперь он знал, что мягкость сработает. Потребуется время, но в конечном итоге сработает.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

После обеда в канун Рождества начал падать снег. Он спускался на землю как бриллиантовая пыль, падал легкими пушистыми хлопьями. К вечеру земля выглядела белой и чистой. Небо мягко светилось…

Кэтрин надела новый джемпер ручной работы из мягкой рыжей шерсти. На сей раз она решила встретиться с Элизабет Форрестер лицом к лицу. Однако, приближаясь к парадной двери, Кэтрин задрожала при мысли о том, как великая дама в первый раз увидит ее выпирающий живот.

— Ты думаешь, она уже здесь? — очень робко спросила она, пока Клей открывал дверь.

— Уверен, что здесь. Я хочу сказать одно: смотри ей прямо в лицо. Она это обожает.

Улыбка, которую ей удалось напустить на себя, почти угасла, как только они вошли в дом. Элизабет Форрестер надвигалась на них, спускаясь по лестнице. Ее трость прокладывала путь, а на ее ручке была привязана удивительная зеленая рождественская кисточка с красной ленточкой.

— Ну, почти вовремя, дети! — повелительным тоном начала она браниться.

— С Рождеством, бабушка, — поздоровался Клей и взял ее за руку, помогая спуститься с нижней ступеньки.

— Да, я начинаю понимать, что действительно Рождество счастливое. Я сама могу сойти со ступенек, если позволишь, Если ты хочешь кого-нибудь побаловать, так побалуй свою жену. Твоя жена в таком положении, когда женщину нужно баловать. — Она повернулась и посмотрела на Кэтрин своими орлиными глазами.

— Вряд ли. Я здорова, как лошадь, — ответила Кэтрин, отдавая свое пальто Клею и показывая свой наряд для беременных.

На губах Элизабет Форрестер появилась тонкая улыбка, а глаза намеренно воздержались от того, чтобы посмотреть на живот Кэтрин. Они блестели, как драгоценные камни на пальцах бабушки. Затем она подняла бровь и посмотрела на внука.

— Знаешь, а мне нравится стиль этой молодой женщины. Могу добавить, он похож на мой. — Наконечник трости из слоновой кости дважды ткнулся в живот Кэтрин, прежде чем Элизабет Форрестер проговорила: — Как я уже говорила раньше, я более чем уверена, что он будет красивый, не говоря о том, что умный. С Рождеством, моя дорогая. — Она даровала Кэтрин свою щеку, изобразив поцелуй, который так и не достиг Кэтрин, потом направилась своей обычной величественной походкой в гостиную, а Кэтрин стояла, изумленно глядя на Клея.

— Это все? — прошептала она, широко раскрыв глаза.

— Все? — улыбнулся он. — Красивый и умный? Это довольно-таки большой приказ.

В уголках глаз Кэтрин появилась улыбка.

— А что, если она будет только симпатичной и средних способностей?

Клей казался потрясенным.

— Ты не смеешь!

Некоторое время они улыбались, забыв о встрече с Элизабет Форрестер. Глядя на Клея, на его улыбку, на его очаровательный рот, на бровь, которая соблазнительно вздернулась над левым глазом, Кэтрин обнаружила, что ее отчуждение исчезает. Она понимала, что какое-то время стоит и смотрит в его глаза, и думала: «Это дом… Со мной происходит необъяснимое, когда я нахожусь в этом доме вместе с ним». Снимая с себя чары, Кэтрин окинула взглядом величественное фойе, пытаясь найти слова.

— Я думаю, этот дом заслуживает того, чтобы сегодня джентльмены приезжали сюда в накидках, а женщины в меховых муфтах, и чтобы на улице их ждали сани и ржущие лошади.

— Да, как обычно, мама приложила к этому руку. Потом они присоединились к остальным.

Если дом всегда источал радушие, то на Рождество в нем было особенное очарование. Сосновые ветки были прикреплены к перилам, и их пикантный аромат встречал всех гостей. Повсюду на столах стояли красные свечи, вырезанные из свежих веток падуба. Запах сосны смешался с дымом каминов и ароматами, доносящимися из кухни. В кабинете вместо горящих свечей на каминной доске стояли фонари «молнии», а из гостиной доносились звуки пианино и детское исполнение песни «Украсьте холл цветами». Там, внутри ниши, стояло дерево огромных размеров, старый, гордый бальзамин с традиционными многочисленными огнями, что бросали радугу на стены и лица. Впечатление усиливалось от позолоченной мишуры и гирлянд, которые были нанизаны на ветки бальзамина. На нем было столько ослепительных украшений, что его зеленые руки слегка наклонились под их тяжестью. Гора подарков — завернутых в фольгу, перевязанных ленточками, украшенных зеленью — возвышалась у подножия дерева. Вдоль самой длинной стены гостиной висела нестандартных размеров гирлянда из орехов, украшенная красным бархатным бантом, от которого отходили тонкие ленты в клювы позолоченных куропаток, что висели с двух сторон гирлянды. Повсюду слышалось жужжание и бормотание счастливых голосов. Послышался смех Анжелы: она раздавала яичный желток, растертый с сахаром и залитый сливками, в гостиной. Она сама была похожа на рождественское украшение в бледно-лиловом костюме из мягкого велюра. Ее крошечные серебряные туфельки гармонировали с тонким поясом на талии и прекрасными цепочками на шее.