Раздельные постели, стр. 13

— Они все такие же дружелюбные, как девушки, с которыми я уже познакомилась?

— Конечно, нет. У нас есть ожесточенные и замкнутые девушки. К таким мы проявляем максимум внимания. Ты скоро увидишь, у нас есть одна девушка, чье сопротивление к ситуации, в. которой она оказалась, приняло форму клептомании. Здесь не существует никакого наказания, даже за кражу шариковых ручек. Я уверена, что ты скоро встретишься с Фрэнси. Если она что-то у тебя стащит, пожалуйста, скажи мне. Я уверена, что она это сделает, просто чтобы проверить твою реакцию. Самое лучшее, что можно сделать в такой ситуации, это сказать ей какое-то лестное слово, или предложить ей свою помощь, или спросить ее совета в чем-нибудь. И тогда она всегда возвращает то, что украла.

— Я буду помнить об этом, когда с ней встречусь.

— Хорошо. Итак, Кэтрин, как я уже сказала, мы хотим, чтобы ты в первые же дни расслабилась, пришла в себя и познакомилась с другими. Сейчас сюда придут девушки. Они принесут тебе обед и покажут тебе твою комнату.

Как раз в это время в дверях появилась Мари.

— Обо всем договорились?

— Обо всем, — ответила миссис Толлефсон. — Покормите Кэтрин и покажите ей дом.

— Аи-аи! — радостно воскликнула Мари. — Пошли, Кэтрин. Вот так мы быстрей попадем на кухню.

Спустя полчаса Кэтрин вышла на улицу и подошла к машине, в которой сидела Бобби.

— Не знаю, чего я ожидала, но это было непохоже на то, что я увидела, — молвила она, выходя из машины.

— Все, что угодно, сейчас лучше, чем дом, — сказала Кэтрин. Ее голос дрожал. Бобби видела в глазах Кэтрин защитную маску, которая всегда появлялась, когда она делала подобные замечания. Смешанные чувства сожаления и облегчения захватили Бобби — сожаления потому, что жизнь сестры в родном доме была лишена любви, на которую имеет право каждый ребенок, а облегчения потому, что «Горизонт» в ее положении казались раем. Возможно, здесь Кэтрин найдет, если не любовь, так, по крайней мере, спокойствие.

— Мне… мне стало лучше оттого, что я оставляю тебя здесь, Кэт.

Напряжение исчезло с лица Кэтрин, когда она повернулась к своей сестре. Яркое осеннее солнце просачивалось сквозь благоухающий день, и с минуту никто из них не разговаривал.

— И я чувствую себя хорошо оттого, что остаюсь здесь, — заверила ее Кэтрин. И снова в глазах Бобби Кэтрин увидела вину.

— И не смей даже думать об этом, — нежно сказала Кэтрин.

— Я не могу ничего поделать, — ответила Бобби, засовывая руки в карманы джинсов и отбрасывая ногой упавший листок. — Если бы я не познакомила тебя с ним…

— Бобби, перестань. Только пообещай, что никому не скажешь, где я.

Бобби подняла глаза. Она стояла, ссутулившись, держа руки в карманах.

— Обещаю, — тихо сказала она. Потом добавила: — Обещай, что позвонишь, если тебе что-нибудь понадобится.

— Обещаю.

Они замолчали. Каждая из них вспоминала то свидание в июле, которое привело потом к самой великой тайне. На мгновение Бобби подумала, что на сей раз Кэтрин сделает движение первой.

Но Кэтрин Андерсон было трудно коснуться подруги первой. Она стояла в нерешительности, ожидая, пока Бобби сделает первый шаг и страстно обнимет Кэтрин. Для Кэтрин это было очень важно. И то, что Кэтрин прижалась к сестре в ответ, говорило о больших ее чувствах, хотя ее глаза оставались сухими, а Бобби уже рыдала навзрыд.

— Не принимай все близко к сердцу, а? — выдавила из себя Бобби, снова запихивая руки в карманы и отходя от сестры.

— Да, конечно… И спасибо за все…

И только когда Бобби села в машину и тронулась с места, не оглянувшись назад, Кэтрин призналась себе, что готова рыдать. Но она не заплакала. Когда ей было одиннадцать лет, она поклялась, что больше не позволит себе такой слабости.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Прошло двадцать четыре часа с того времени, как Герб Андерсон появился в доме Форрестеров со своими угрозами и обвинениями, двадцать четыре часа, во время которых Клей мало спал и почти не мог сосредоточиться на развитии судебного процесса, который возбудил Мак-Грэс по делу Гарди и который Клей в настоящее время анализировал в Отделе гражданских правонарушений.

Анжела услышала, как хлопнула дверь машины, и подошла к столу, где сидел Клейборн в своем вращающемся кресле. — Он пришел, дорогой. Ты не изменил своего решения?

— Нет.

— Очень хорошо, но нужно ли разговаривать с ним здесь, когда ты будешь сидеть за своим столом, как оракул? Давай пересядем в кресла и подождем его так.

Клей подошел к двери кабинета. Он выглядел осунувшимся. Он стоял в дверном проеме и не замечал уюта в комнате. Его очень волновало напряженное выражение лиц родителей.

— Входи, Клей, — пригласила Анжела, — давай поговорим.

— У меня был ужасный день. — Он вошел и тяжело опустился в кресло, потирая затылок. — А как у вас дела?

— Так же. Мы днем гуляли по лесному питомнику и разговаривали. В это время года там очень тихо… Ничто и никто не мешали нам думать.

— Мне тоже сегодня нужно было остаться дома. Эта история весь день не выходила у меня из головы.

— И?

— Как и вчера, я просто хочу забыть обо всем…

— Но можешь ли ты это сделать, Клей?

— Я могу попробовать.

— Клей, — начала обеспокоено мать, — существует одна возможность, которую мы не обсуждали вчера, хотя, я уверена, каждый из нас о ней думал… Это касается того, что она может сделать аборт. Прости меня, что я говорю как бабушка, но от этой мысли мне становится очень плохо.

— Вчера мы с ней говорили об этом, — признался Клей. Анжела почувствовала дрожь во всем теле.

— Вы… Вы разговаривали об этом?!

— Я предложил ей деньги, она от них отказалась.

— О Клей! — Мягкие нотки разочарования в голосе говорили о том, насколько она расстроена, услышав от Клея правду.

— Мама, я ее проверял. Я не уверен, что бы я сказал, если бы она согласилась. — Клей развернулся и посмотрел на родителей. — Черт, что проку это отрицать?! Вчера мне показалось это самым легким решением проблемы.

— Клей! — гневно воскликнула Анжела. — Я очень расстроена тем, что твои отцовские чувства к этому ребенку могут быть меньше, чем наши! Как ты можешь думать о том, чтобы лишить его жизни, или провести остаток своей жизни, не зная, где твой ребенок и что с ним?

— Мама, неужели ты думаешь, я не размышлял над этим весь день?

— И, тем не менее, ты ничего нам об этом не рассказал, — сказала Анжела.

— Я не знаю, что делать, у меня все смешалось в голове… Я… О черт!

— Мать пытается заставить тебя понять ответственность. Ты должен быть уверен, что твой ребенок обеспечен, и что его будущее надежно. Она говорит за нас обоих. Это — наш внук. Нам бы хотелось знать, что его жизнь будет прекрасной, несмотря на эти обстоятельства.

— Вы хотите, чтобы я попросил девушку выйти за меня замуж?

— То, что мы хотим, Клей, уступило место твоим бездумным действиям. Мы всегда хотели для тебя: образование, карьеру, счастливую жизнь и главное — спокойствие.

— И вы думаете, что у меня все это будет, если я женюсь на женщине, которую не люблю? — Клей поднялся и подошел к окну, рассеянно глядя, как на улице сгущаются сумерки, потом повернулся и снова посмотрел в глаза родителям. — Я никогда не говорил этого раньше, но мне хочется таких взаимоотношений, какие сложились между вами. Я хочу иметь жену, которой бы гордился, женщину моего класса… Я хочу взять в жены умную любящую женщину, которая хочет от жизни того же, что и я. Женщину, похожую на Джил.

— Ах, Джил, — сказала Анжела, подняв бровь, потом наклонилась вперед, положив локоть на грациозно скрещенные колени. — Да, думаю, пора подумать о Джил. Где была Джил, когда все это случилось?

— Мы поссорились, вот и все.

— А, вы поссорились, — Анжела отклонилась назад, ее небрежность подчеркивала серьезность разговора, — и тогда ты подцепил Кэтрин, чтобы отомстить Джил или по какой-то другой причине, и своими действиями обидел не одну женщину, а двух. Клей, как ты мог!