Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая, стр. 89

— Тебе же девятнадцать, — удивилась Тео, приподнявшись на локте. Меир обнял ее, и рассмеялся: "Я три года работал в тылу британцев, у меня там на такое не было времени. Да и не хотел я… — юноша помолчал, — не по любви".

— Не по любви, — горько подумала Тео, ожидая боли. Она так и не пришла, ничего не пришло. Тео лежала, обнимая его, слыша его нежный шепот: "Все и так понятно. Я урод, я стала уродом после этого,…Обещаю, клянусь, больше никогда, никогда такого не будет. Ни один мужчина меня не коснется".

— Иди сюда, — тихо сказала она на ухо Меиру и опустила руку вниз. "Я знаю, что делать, — подумала Тео, — я видела".

Он застонал, — низко, едва слышно, — и уронил голову на смуглое плечо девушки. Меир долго лежал, ничего не говоря, а потом Тео почувствовала горячие слезы на его лице. "Тебе не понравилось, — глухо сказал Меир, — я знаю. Это я виноват, я ведь ничего не умею".

— Ну, ну, — Тео чуть покачала его. "Мне очень понравилось, правда, а твоей жене, — она прижалась щекой к его щеке, — очень повезет, Меир Горовиц".

Корабль чуть поскрипывал под ветром с запада. Меир, взяв ее за руку, робко спросил: "Можно, я у тебя останусь? Очень спать хочется".

— И мне, — улыбнулась Тео. Устроив его рядом, она коснулась губами теплых, каштановых волос. "Спи, — велела девушка, — я тоже — зеваю уже".

Она слушала ровное, размеренное дыхание юноши, плеск волн, бьющихся в борта L’ Audace и плакала — тихо, не двигаясь, чтобы не разбудить Меира. Потом она стерла свободной рукой слезы. Вздохнув, Тео посмотрела на юношу — он спал, так и не выпуская ее пальцев.

— Будь счастлив, — едва слышно сказала Тео и закрыла глаза.

Эпилог

Париж, осень 1776 года

— Картошка, картошка, свежая картошка! — зазывал покупателей зеленщик на рынке Ле-Аль. Брусчатка еще блестела после ночного дождя, скрипели колеса фермерских телег, кудахтали курицы, из мясных рядов доносился стук топорика.

Тео пристроила на руке плетеную корзинку. Порывшись в дерюжном мешке, она отобрала пяток клубней. "Хорошо, что мадам Ленорман разрешает ее очагом пользоваться, — девушка тихонько вздохнула и глянула в сторону рыбных рядов — на телегах были навалены горы свежих устриц, в бочках с морской водой плескались живые омары, в корзинах виднелись серебристые спинки карпа и форели.

— Потомить в белом вине, — подумала Тео, — и сделать этот соус, масляный, с петрушкой и лимоном, как повар меня в поместье учил. Так в Новом Орлеане готовят. Куда там, — она потрогала простой холщовый кошелек в кармане суконной накидки, — надо деньги беречь. Сварю картошку и съем с маслом и солью.

— Взвесьте, пожалуйста, — попросила она торговца.

Тот широко улыбнулся и бросил клубни на медную чашку весов: "Я вам дам еще зеленого салата, мадемуазель, свежий, как ваше прекрасное лицо. Такая красавица, как вы…, - торговец вздохнул и закатил глаза к небу, — не должна себе ни в чем отказывать. Не беспокойтесь о деньгах, пожалуйста, — добавил он, заметив, как Тео роется в кармане. "Просто не откажите принять этот маленький подарок".

— Спасибо, — девушка опустила голову. Покраснев, расплатившись, она стала укладывать картошку в корзину.

— Можно салат приготовить, — решила Тео, идя к выходу с рынка. "Уксус еще остался". Она, на мгновение, остановилась и посмотрела в темно-голубое, яркое небо. С реки дул легкий ветер, пахло палыми листьями. Тео улыбнулась: "Скоро и месье Бомарше вернется из Версаля, в театре сказали — со дня на день. Сразу к нему и пойду".

Она внезапно вздрогнула. Опустив руку в карман, девушка крепко схватила чьи-то пальцы.

— Ты что по карманам шаришь? — гневно спросила Тео, поворачиваясь, глядя на невысокую, белокурую девчонку, босую, в потрепанном шерстяном платье.

— Не ори, — хмуро сказала та, оглядываясь. "Жрать хочу".

— Иди, работай, — Тео презрительно посмотрела с высоты своего роста на грязные волосы девчонки. Сбившаяся, пропыленная прическа была украшена грустно свисающим вниз шелковым цветком.

— Я работаю, — та показала на цветок, — только я сейчас в Сен-Лазаре два месяца ошивалась, меня хозяйка из комнаты выперла, и все мои цветы забрала, в уплату.

Тео взглянула на исцарапанные ноги и коротко велела: "Пошли!"

Когда они свернули на рю де Розье, Тео спросила: "А за что ты в Сен-Лазар угодила?"

Девчонка покраснела и, и откинула голову:

— Тоже по карманам шарила. Так-то бы избили и отпустили, не в первый раз, а так, — она увернулась от телеги, — там у них какой-то сержант новый, стал приставать. Я ему говорю — я девушка честная, никогда этими делами не занималась, убери свои лапы. Рожу ему расцарапала, понятное дело. Он обозлился, еще троих позвал, ну и…, - девчонка коротко вздохнула. "А потом говорит — мол, пошлю тебя к проституткам, научишься у них, как себя с мужчинами вести. Вот и отсидела два месяца".

Тео остановилась перед пятиэтажным, серого камня, высоким домом: "Сейчас я воды согрею, помоешься, а я пока салат сделаю".

— Я сюда не пойду, — девчонка помотала головой и отступила на шаг. Тео увидела, как блестят большие глаза. "Я тут каморку снимала, до тюрьмы, — объяснила девчонка, — у мадам Ленорман. Старая карга меня сразу на улицу выбросит, я ей еще что-то должна, наверняка".

— Глупости, — решительно сказала Тео и протянула руку: "Тебя как зовут-то?"

— Жанна, — девчонка шмыгнула носом. "А тебе, сколько лет, ты высокая такая. Красивая, — добавила Жанна, восхищенно разглядывая Тео, — вот кому надо в шлюхи податься, золото будешь лопатой грести".

— Еще чего не хватало, — Тео прошла во двор. Завернув в курятник, девушка порылась в соломе. "Мадам Ленорман не обеднеет, — пробормотала она, пряча в корзинку яйцо. "А лет мне семнадцать".

— Ого! — свистнула Жанна. "Так я тебя всего на год младше. Я просто хилая, — грустно сказала парижанка. "А ты откуда, у тебя акцент незнакомый? — девушки стали подниматься по крутой, со скошенными ступенями, лестнице.

— Из Нового Орлеана, это в Луизиане, — Тео сунула голову в гулкий коридор, и прокричала: "Мадам Ленорман, можно у вас воды нагреть? И картошку сварить? — добавила девушка. "Уголь я вам принесу, полведра".

— Можно, — раздался откуда-то из глубин дома сухой голос. Жанна, ойкнув, спряталась за спину Тео.

Высокая, вровень Тео, худая, пожилая женщина, с уложенными в замысловатую прическу седыми волосами, появилась на площадке: "А ну иди сюда!"

— Мадам Ленорман, — торопливо сказала Тео, — что вам мадемуазель Жанна должна осталась, так я заплачу, не волнуйтесь.

— Тоже мне богачка нашлась, — хмыкнула старуха. "А ты, Жанна, вместо того, чтобы слухам верить, пришла бы и со мной поговорила. Комнату твою я сдала, — она кивнула, — Тео в ней живет, а цветы твои все у меня, целый мешок, и шелк тоже. Приходи и забирай".

Жанна зарделась и, опустив голову, пробормотала: "Девчонки болтали, мол…"

— Да уж, — кисло заметила мадам Ленорман, — ты и сама болтать мастерица. Ты, Тео, слушай ее, да не заслушивайся, — врет, как дышит.

— И вовсе неправда, — обиженно хмыкнула Жанна, взбираясь вслед за Тео на последний этаж дома. "Не все я вру, А Луизиана — это в колониях, я знаю. Мы тоже — она зашла в каморку и ахнула: "Как чисто!"

— И чтобы так и было, — велела Тео, берясь за ведро с углем. "Что — вы тоже?".

— Из колоний приехали, из Акадии, — Жанна устроилась на подоконнике и обхватила костлявые коленки руками: "Отсюда все видно — и Тюильри, и Нотр-Дам, и тот берег. Тут мое любимое место было, в комнате".

— Красиво, — Тео подошла поближе. Над Сеной неслись белые облака, на соборе Парижской Богоматери били к обедне.

— Ты не свались, — озабоченно заметила Тео.