Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая, стр. 288

— Это значит, что твой старший брат будет замещать мистера Франклина, или других опытных дипломатов, когда они в отъезде, — Марта погладила каштановую голову: "Беги, Дэниел нас встречает".

Мужчины пожали друг другу руки. Федор смешливо спросил: "Может, и мне паспорт выпишете, раз сегодня день такой? Французский у меня уже есть…"

— Переедешь в Америку, — Дэниел развел руками, — будем только рады.

Над портиком отеля Йорк развевался флаг. Дэниел вспомнил яркое солнце оттепели, ветер с моря, и то, как они с Мирьям вешали флажок в его каморке. "Хаима нет уже, — вздохнул он, — Меир, как и хотел, финансами занимается, а Мирьям…, ну что ж, пусть она будет счастлива со своим британцем. Уже и ребенок у них родился, и детей Кинтейла они приютили".

В большом зале были рядами расставлены золоченые стулья. "Много нас тут, — поняла Марта. Она пробралась к Тео и Жанне: "Робер и Франсуа, я видела, по улице прогуливаются, на всякий случай".

— Так красиво, — восторженно сказала Жанна, оглядывая убранный знаменами зал. "Не то, что у нас — получаешь паспорт в пыльной каморке, где пахнет чернилами".

Франклин взошел на трибуну, и, улыбнувшись, оправил тесный воротник сюртука: "Правительство Соединенных Штатов Америки, и я, как представитель нашей страны во Франции, сегодня выдаем паспорта нашим соотечественникам в Париже. Вот, — посол показал лист бумаги, — новая печать нашего государства, утвержденная Конгрессом осенью прошлого года. Поздравляю вас, и, — он пошарил по трибуне, ища очки, — подходите, пожалуйста, согласно списку".

Франклин внезапно рассмеялся и поднял глаза:

— Так получилось, что первый паспорт мы выдаем мисс Тео Бенджамин — гордости французского театра, которая, господа, на самом деле — родилась в Виргинии! — посол подмигнул Тео. Та, поднявшись, услышала аплодисменты:

— Неужели это я? Я, деревенская девчонка, бывшая рабыня…, Господи, до сих пор не верю. Как мне их всех благодарить, — Марту, Мирьям, Дэниела, Меира?

Она почувствовала, как Жанна нежно пожимает ей руку. Высоко подняв голову, женщина пошла к трибуне.

Уже взяв свой паспорт, Тео повернулась к залу: "На следующей неделе мы с миссис Мартой Холланд устраиваем в ее салоне обед в честь Дня Благодарения, господа. Будет индейка и тыквенный пирог. После обеда мы приглашаем вас на концерт, весь сбор от которого пойдет в пользу вдов и сирот солдат Континентальной Армии!"

В зале отчаянно захлопали. Жанна, наклонившись, удивленно спросила: "А почему она тебя не назвала герцогиней?"

— В Америке нет титулов — тонкие, красивые губы улыбнулись. Марта, дождавшись своей очереди — поднялась.

— Покажи! — потребовал Теодор, когда она вернулась на место. "Миссис Марта Холланд, двадцати трех лет, волосы рыжие, глаза зеленые, рост — пять футов один дюйм, — прочел он. "Родилась 15 марта 1760 года, Квебек. Проживает: Париж, рю Мобийон, 5, второй этаж. Дети — Теодор Бенджамин-Вулф, шести лет, и Элизабет Холланд, двух лет. Замужем".

Теодор погладил красивую печать с орлом и по складам прошептал: "E pluribus unum".

— Из многих — получается одно, — вспомнил мальчик.

— Это из Цицерона, мне папа говорил. Как интересно, — он вернул матери паспорт и привалился к ее боку, — брат у меня дипломат, сестра — актриса. Был еще брат, но он умер, на кладбище Мадлен его могила, и еще одна сестра, — Теодор посмотрел на белокурый затылок спящей Элизабет, — хотя она еще маленькая. А я кем буду? Юристом, — твердо сказал себе он. "Мне же Констанца рассказывала, как Дэниел освободил человека из рабства. Это правильно, я тоже так хочу".

— О чем задумался, сладкий? — мать поцеловала его в лоб.

— Буду адвокатом, — твердо сказал Теодор. Глядя на американский флаг, мальчик добавил про себя: "Там, в моей стране".

Двор резиденции Марии-Антуанетты в Булонском лесу был запружен придворными.

— Боже, какая смелость, — томно сказала какая-то дама, глядя на плетеную корзину воздушного шара. Он колыхался на легком ветру — огромный, яркого, синего цвета, расписанный золотыми цветами лилии и солнцами с лицом короля Людовика. Она наклонилась к подруге и тихо заметила: "Мадам Габриэль желчью исходит, конечно. Месье Корнель смотрит только на одну женщину".

— Интересно, что ее светлость герцогиня Экзетер его не ревнует, — отозвалась ее подруга. "Они ведь были…"

— Очень близки, — усмехнулась женщина. Заправив за ухо выбившийся из прически локон, она подошла к мужчине, что осматривал веревки шара: "Маркиз де Арланд, я преклоняюсь перед, вашим бесстрашием. Вот, — она порылась в бархатном мешочке на запястье и решительно протянула ему визитную карточку, — я и все мои подруги с нетерпением ждем вашего рассказа о полете".

Арланд только усмехнулся. Махнув рукой Федору, он крикнул: "Все в порядке!"

Мужчины зашли в плетеную корзину. Марта, незаметно перекрестив рыжую голову, вздохнула: "Только бы все обошлось".

— Маркиз де Арланд завтра проснется в моей постели, — уверенно шепнула женщина, вернувшись на свое место. "Если они выживут. А мадам Марта — сама бросила месье Корнеля. Он все-таки не герцог". Женщина улыбнулась и добавила: "Хотя вот он стоит, рядом с его величеством, этот герцог Экзетер. И посмотреть ведь не на что".

Марта сжала руку Тео и услышала крик: "Рубите канаты!"

Шар оторвался от земли и поплыл вверх.

— Вот сейчас, — смешливо велел себе Федор. Он перегнулся через борт корзины и позвал: "Мадемуазель Бенджаман!"

Тео подняла голову и ахнула — прямо в руки ей летела белая роза.

— Я, — Мария-Антуанетта сглотнула, — кажется, сейчас расплачусь. Боже, он даже там, — королева указала в синее, безоблачное небо, — думает о вас.

Тео ласково коснулась свежих, пышных лепестков и посмотрела вверх — шар медленно удалялся к Парижу.

— Так вот это как, — Федор вдыхал свежий, холодный ветер, рассматривая серые изгибы реки, черепичные крыши, золото деревьев парка Тюильри под ними. "Господи, и вправду — велики дела твои, спасибо тебе".

Он, на мгновение, закрыл глаза: "Я еще прихватил бутылку моэта, господа. Разопьем, когда опустимся на землю. А теперь, — он раскинул руки, — только вперед!"

Интерлюдия

Иерусалим, весна 1784 года

Гранатовое дерево было осыпано легкими, белыми цветами, дул теплый ветер. На зеленой траве сидела белокурая девочка, в простом, холщовом платьице.

Она возилась с деревянными игрушками — овцами, телятами, цыплятами. "Вот, — важно сказала маленькая Рахиль, выстроив их рядом. "Сейчас пойдем на пастбище!". Рыжая, короткошерстная собака, что нежилась на солнце, приоткрыла один глаз и лениво помахала хвостом.

Стукнула дверь. Маленькая, изящная женщина в темном платье и таком же платке высунулась в сад: "Как вы, мои хорошие?"

Ханеле, что сидела на резной, деревянной скамейке, подняла голову от книги: "Все в порядке, тетя Дина. Дядя Аарон не рассердится, что я его Талмуд взяла? Рахели играет, — она посмотрела на девочку. Та, блеснув голубыми, материнскими глазами, согласилась: "Играю!"

— Не рассердится, — успокоила ее Дина. Она, как всегда подумала: "Ханеле красавицей вырастет. Девять лет, высокая девочка, и волосы эти — как вороново крыло, густые, уже ниже пояса".

— Сейчас булочки испеку, — улыбнулась Дина, — надо муку всю использовать. Я на следующей неделе уже и убираться начну, перед Песахом.

— Папа приедет! — звонко сказала Рахели. "Из Цфата, к празднику. Да, мама?".

— Да, моя хорошая, — Дина присела рядом и, поцеловала дочь: "Скорей бы. На Хануку туда отправился, с наставником своим заниматься, Пурим мы без него отпраздновали…, - она подавила вздох: "Ничего. Зато, когда Аарон вернется, он уже настоящим писцом станет, будет свитки Торы писать. Надо просто потерпеть, и все".