Вельяминовы – Дорога на восток. Книга первая, стр. 141

— Благодарю за заботу, — ядовито отозвался Федор. "Идите, к мессе звонят. В Париже увидимся".

— Непременно, — Пьетро поклонился. Священник вдруг спросил, по-русски: "Федор Петрович, а из вашей семьи — никто в Италии не был?"

— Дед мой, еще при царе Петре туда ездил, — Федор тоже поднялся, — несколько раз. Его тоже Федор звали". Аббат протянул руку и хмыкнул: "До встречи, месье Теодор".

Пьетро, уходя, заставил себя не оглядываться.

— Ах, вот как, — подумал он, заходя в прохладную, гулкую церковь. "Так вот от кого были те письма, что я нашел, подростком еще, в тех бумагах, что отец мне поручил разобрать. И бабушка тоже — ему писала. Деда моего Франческо звали, а вовсе не Теодор. А вот отца — именно так. Мы с Федором Петровичем кузены, оказывается. Одно лицо с отцом моим покойным, конечно. Нечего ему об этом знать, да и письма те — я все сжег".

Священник опустился на колени перед статуей Богоматери. Перекрестившись, он взглянул в тонкое, серьезное, спокойное лицо. "Содержанка, — вспомнил он свои слова. Пьетро увидел, как дрожат его пальцы.

— Нет, нет, — подумал Пьетро, — она чистая, скромная девушка. Девственница. Я ее поселю в Париже, и пусть родит мне сына. Я ведь тоже человек и тоже хочу, чтобы меня любили. Ева меня любит. Иначе, зачем бы она согласилась поехать со мной? Я никогда не оскверню ее своими желаниями, с ней все будет по-другому. Ева…, - он вдохнул запах ладана и застыл, опустив голову в ладони, чувствуя слезы на своем лице.

За окном постоялого двора уже смеркалось. Ева погладила девочку по голове, и спустила ее с колен: "Теперь, когда мы так хорошо поели, нам надо умываться и спать! Спокойной ночи, святой отец, — она взглянула на Пьетро, что сидел с пером в руках, читая какие-то бумаги.

— Спокойной ночи, фрейлейн Ева, спокойной ночи, Анна, — священник перекрестил их. Анна взяла Еву за руку и потребовала: "Еще сказку!"

— Обязательно, милая моя, — девушка улыбнулась. Она была в глухом, темном платье, на шее висел маленький, простой крестик, волосы были заплетены в косы и прикрыты чепцом. "Ева, — подумала Ханеле. "Я ее трогала, у нее красивое лицо. Та девушка, что в церкви подходила. Я ее не боюсь, с ней не холодно. Только, — она, на мгновение, замерла и нахмурилась, — нет, не вижу. Все мутное. Далеко, — Ханеле вздохнула, и они вышли из комнаты.

Ева укрыла ее одеялом и шепнула: "Спи, милая". На шее девочки переливался золотой медальон. "Папа велел, — его не открывать, и не трогать, — сказала себе Ева. "Ни в коем случае, это очень опасно".

Она положила руку себе на шею — туда, где висел амулет, написанный отцом. Анна, поворочавшись, пожаловалась: "Холодно". Ева плотнее укрыла ее и поднялась, заслышав легкие шаги за дверью. Она вышла в коридор — Пьетро стоял со свечой в руке. "Анна засыпает, святой отец, — она улыбнулась и опустила огромные, дымно-серые глаза.

— Ангел, — подумал Пьетро, — ангел божий. Господи, как я счастлив.

Он шагнул к Еве. Та, отпрянув, перекрестившись, испуганно шепнула: "Святой отец, что вы…"

— Ева, — Пьетро опустился на колени и приник лицом к подолу ее платья. "Ева, я так мучаюсь, пожалуйста…"

— Нет, нет, — девушка отступила к стене, — нет, святой отец. Это грех, вам нельзя, я не могу…, Не могу…

— Господи, она дрожит вся, бедный агнец, — понял Пьетро. "Нельзя торопиться".

Он встал и, прикоснувшись рукой к ее нежной руке, тихо проговорил: "Ева, я же вижу…, Я вам тоже нравлюсь. Просто скажите мне, — да или нет, пожалуйста, я молю вас!"

Девушка отвернула лицо. Укрывшись рукавом платья, она всхлипнула: "Да…, Но я грешница, грешница, нельзя и думать о таком, Господь меня накажет!"

Пьетро обнял ее и медленно, ласково привлек к себе. "Как сердце бьется, — понял он. "Птаха моя невинная. Только один поцелуй, и все. Я потерплю".

Ева почувствовала прикосновение его губ и холодно подумала: "Отлично. Не зря мы с папой репетировали. Спешить некуда, до Парижа я его подержу на расстоянии, а в Париже — отдамся. С кровью, со слезами, с криками — как положено. Герр Теодор тоже в Париж едет, не зря я в его бумагах порылась, пока он спал. Школа Дорог и Мостов. Я его найду, — Ева, задыхаясь, вырвалась из рук Пьетро. Плача, шепча: "Нет, нет, нельзя…, - девушка проскользнула в свою комнату.

Священник, тяжело дыша, прислонился к стене и ласково сказал: "Горлица моя, никогда, никогда я тебя не обижу, обещаю".

Ханеле подложила ручку под щеку. Она повертела в пальчиках медальон: "Здравствуй, папа!". Отец сидел в шалаше — во дворе того красивого, маленького дома, что Ханеле уже видела — много раз. Ханеле посмотрела на накрытый стол, на мужчину с темной бородой, что, держа в руках бокал, говорил что-то, и поняла: "Праздник". У отца тоже была борода, — ухоженная, золотисто-рыжая. Ханеле взглянула на очень красивую, темноволосую девушку, что сидела напротив отца. Девочка увидела, как та, покраснев, что-то сказала.

Отец рассмеялся. Ханеле зло прошептала: "Это не моя мамочка! Не смотри на нее, папа! Я же тут, смотри на меня!"

Отец не отводил взгляда от черных, под длинными ресницами глаз женщины. Ханеле, всхлипнув, проговорила: "Папа!". Румянец на щеках черноволосой стал еще гуще, отец нежно, ласково улыбался ей. Ханеле, опустив медальон, шмыгнув носом, — тихо заплакала.

Эпилог

Северная Америка, декабрь 1777 года

Выла, задувала метель. Джон, пошевелив удочкой в проруби, поежившись — взглянул вдаль. Озеро — белое, покрытое льдом, уходило за горизонт. Он хмыкнул: "Действительно, будто море — без конца и края. Пять их тут. Наше как раз самое южное, если судить по той карте, что мне Скенандоа рисовал. Эри называется, как их племя. От племени-то, — Джон ловко подсек рыбину, — одна деревня осталась. Ирокезы их потрепали, конечно".

Он посмотрел на берег — над крышей большого, длинного дома, огражденного засеками, поднимался дым. "Сейчас рыбу пожарим, — Джон облизнулся, — а остальной улов — Мирьям и Гениси засолят. Путь через горы неблизкий. Гениси, — он улыбнулся и стал складывать рыбу в кожаный мешок. "Папа меня убьет, конечно. Ничего, сначала покричит, а потом успокоится. И мы уже женаты. Надо ей просто окреститься, и повенчаемся. Можно даже в Бостоне".

Он вскинул мешок на плечо. Надвинув глубже капюшон меховой парки, легко пробираясь между торосами льда у берега, Джон пошел к дому.

Внутри было сумрачно и вкусно пахло жареным мясом. По выстланному шкурами коридору носились дети. Женщины, что сидели у очага, скрестив ноги, о чем-то болтали, посматривая за кусками оленины, насаженными на вертел.

— Джон! — смуглая, зеленоглазая девочка уцепилась за его ногу. "Дядя Джон пришел!"

— Рыбы принес, — он поднял Мэри в воздух. Девочка, тряхнув мелкими кудряшками, рассмеялась: "Мы играем. Пусти, — Мэри вывернулась из рук Джона. Весело что-то крича, она кинулась за мальчиками. "Еще и ее везти, — вздохнул Джон, выходя на задний двор дома. Он взял нож, и начал потрошить рыбу: "Ничего страшного. До этого места, где встреча Шести Племен будет — со Скенандоа и воинами доедем, а там уже и до Бостона близко. Брат Мирьям там, в армии, и друг его, Дэниел этот — они помогут".

— А ну дай, — раздался сзади требовательный голос. Стройная, невысокая девушка подошла к Джону и решительно забрала у него нож. "Я сама, — Гениси оглянулась на дверь и быстро его поцеловала. Снежинки падали на ее непокрытые, черные косы. Джон, взяв одну губами, потерся холодным носом о теплую щеку. "Ты рыбу ловил, — строго сказала Гениси, — теперь иди, отдыхай. Я выпотрошу. Когда Мирьям вернется, то засолим".