Дар дождя, стр. 107

Президент Исторического общества Пенанга в довольно длинной речи поблагодарил господина Филиппа-Арминия Кху-Хаттона за усилия по защите исторического наследия острова и за щедрость, поскольку он передал Обществу пару бесценных образцов оружейного мастерства. Впервые в жизни попросив использовать свое полное имя, я пережил миг изумления– чуть ли не повернулся посмотреть, о ком это говорят, – а затем подошел к подиуму и передал президенту мечи Нагамицу. Под светом прожекторов казалось, что в них нет ничего примечательного. Щелкнуло несколько фотовспышек, и я отпустил мечи, молча с ними попрощавшись.

Дома я не отправился спать, а вместо этого вышел к своей одинокой казуарине. Я достал нефритовую булавку деда, которую не снимал с той минуты, как он мне ее подарил. Она лежала на таинственных линиях ладони, прохладная и невесомая, и я подумал о своей жизни, обо всем, что со мной случилось, и о каждом, кого я знал.

В этот вечер на приеме было много и тех, кто продолжал считать, что во время войны я был другом японцев, и тех, кто знал о бесчисленных жизнях, которые я помог спасти. Но, в конце концов, какое это имело значение? Скоро все эти люди, как и я сам, превратятся в пепел воспоминаний, чтобы подняться в небо и покинуть этот мир.

Прорицательница, давным-давно умершая, сказала, что я был рожден с даром дождя. Теперь я понимаю, что это значит. Ее слова не были проклятием, но и благословением тоже не были. Подобно дождю, я многим принес несчастье, но даже чаще дождь приносит облегчение, ясность и обновление. Он смывает боль и готовит к новому дню, даже к еще одной жизни. Состарившись, я обнаружил, что дожди следуют за мной и приносят мне утешение, словно души всех, кого я знал и любил.

В тот вечер, впервые услышав свое имя, свое полное, дорогое имя, данное мне обоими родителями и дедом, я испытал чувство целостности и полноты, которое всю жизнь от меня ускользало. С осторожностью бабочки, влетающей в грезы почтенного китайского философа и садящейся на самый нежный из лепестков, это чувство искало и нашло во мне постоянный приют, навеки успокоив пустое эхо спящего сердца.

Ночь была такой звездной, а море таким темным, что я не мог различить, где океан сходился с небом. Остров Эндо-сана, такой тихий, ждал меня, как ждал еще до моего рождения. Я знал, что пришло время провести на нем остаток своих дней. И я с нетерпением это предвкушал.

«Я хотел бы одолжить у тебя лодку».

Я снова подумал о нашей первой встрече в этом мире. Я не винил Эндо-сана в том, что он вошел в мою жизнь. И я не мог винить его за то, что он ее покинул, оставив меня наедине с последствиями своего выбора и своих действий во время войны.

Дед пытался донести до меня эту истину, рассказав историю Забытого императора: сколько бы предупреждений мы ни получали, наши жизни будут следовать в направлении, им предначертанном, и ничто не сможет этого изменить.

После смерти Митико я часто думал о словах деда и пришел к заключению, что он не был абсолютно прав в том, что касалось неизбежности человеческой судьбы. Несмотря на то что я теперь признаю, что ход нашей жизни определяется задолго до нашего рождения, я чувствую, что письмена, диктующие нам направление, всего лишь повторяют то, что уже написано в наших сердцах; большего им не дано. И все мы – Эндо-сан, Танака, Митико, Кон, я сам и все мои погибшие родные – мы были созданиями, способными прежде всего помнить и любить. Эта способность – наш самый большой дар, и самое лучшее, что мы можем сделать, – прожить воспоминания своих сердец.

– В этом и есть смысл жизни, – прошептал я в ночь, надеясь, что дед меня услышал.

Дыхание ветра доносит до меня аромат душистого дерева, и когда я осторожно сжимаю пальцы вокруг булавки деда, нарастающая легкость поднимает мое сердце туда, где оно еще не бывало. И я знаю, что это чувство больше никогда меня не покинет.

Благодарности

Я выражаю благодарность моему агенту Джейн Грегори, Мэри Сандис и Бру Доэрти за их непоколебимую веру в меня и поддержку.

Я также хочу выразить благодарность за их доброту, гостеприимство и дружбу профессору Яну Боте, Луизе Боте, судье Эдвину Кэмерону, Нейти и Соне Ресс, Иэну Хэмильтону, Уэйду ван дер Мерве, профессору А. Арчеру, Полу ван Херревенге, профессору Джону Макри, Ферди и Эльзе ван Гасс, Кобе Дидериксу, Дэвиду Клопперу и Тео Бон Квану.

Примечание автора

Все главные персонажи книги вымышлены, и их сходство с реальными людьми, живыми или умершими, может быть только случайным.

Все представители армии и правительства, выведенные в романе, являются вымышленными, за исключением адмирала сэра Тома Филлипса, генерала Ямаситы Томоюки, генерала Артура Персиваля и сэра Фрэнсиса Лайта, основателя Пенанга, которые являются частью исторической канвы повествования.

Однако историкам сразу же станет понятно, что моя трактовка событий довольно произвольна. Например, церемония капитуляции перед Императорской армией Японии на Пенанге не проводилась, и ее описание основано на реальной капитуляции, проведенной в Сингапуре.

Кроме того, несмотря на то что император Гуансюй и вдовствующая императрица Цыси являются историческими лицами, забытый император Вэньцзы – целиком и полностью мой вымысел. Реформаторское движение в эпоху династии Цинь имело место только однажды, в тысяча восемьсот девяносто восьмом году, и описание его возрождения в ослабленной форме восемь лет спустя является просто допущением для создания драматического эффекта.

Морихэй Уэсиба является основателем современного айкидо, Уэсиба-рю. Но я заявляю, что последствия использования его боевых техник, описанные в данном произведении, ни в коем случае не отражают его философию.

La Maison Bleu, особняк Чонга Фатцзы, где познакомились родители Филипа, существует и по сей день. Приглашаю всех, посетивших Пенанг, осмотреть его и оценить усилия реставраторов, благодаря которым мы можем сегодня восхищаться его красотой.