Поджигатели. Ночь длинных ножей, стр. 44

– Вы представляете себе все несколько упрощенно, – иронически заметил Гаусс.

– Это благотворное влияние фюрера.

– Вам известна старая истина, что фортуна, конечно, щедра к гениям, но предпочитает большие батальоны?

– Будут и большие батальоны!

– Как бы мне хотелось думать так же.

Гаусс вздохнул и опустился на скамейку. Его острый старческий локоть уперся в колено, подбородок лег на кулак. Гесс, загораживая всю панораму, облокотился на барьер, ограждавший дорогу. Он словно нарочно встал именно так, чтобы генерал мог видеть его одного.

– Мы должны с чего-то начать, – сказал он. – Своим противником нужно избирать того, кто слабее тебя. Австрия подходит для этого. Каждый австриец, который захочет нам противодействовать, должен будет подумать об участи Дольфуса.

– Об участи Дольфуса? О чем вы говорите? – удивленно спросил Гаусс, знавший, что австрийский канцлер жив.

Гесс попытался изобразить улыбку на своем мрачном лице. От этого оно приняло еще более отталкивающее выражение.

– Люди, подобные нам, имеют право ссылаться не только на примеры прошлого, известные каждому, но и на то, что по их воле должно будет произойти в будущем… Дольфус не слушает советов. Поэтому уже сегодня я имею право считать его сошедшим со сцены.

Генерал молчал. Он думал о том, что, вероятно, Гесс попросту пересказывает то, что слышал от Гитлера. Недаром же его называли «госпожой Гитлер».

Генерал устало поднялся и медленно пошел вперед.

– Существует мнение, – сказал Гесс, – что на период предстоящей нам войны на востоке нужно обезопасить себя от удара в спину, с запада.

– Вы полагаете, такой удар возможен?

– Дело в Англии. Именно в ней! Когда мы добьемся союза с Англией, наступит день нашей победы.

Зная, что Гесс, слывущий среди своих сообщников «англоманом», то есть сторонником сговора с англичанами о дележе Европы, воображает, будто имеет влияние на некоторые политические круги Лондона, Гаусс резко спросил:

– А если нет?

– Тогда прежде всего покончим с Англией. Начать с России, не заручившись ресурсами всей Европы, было бы безумием!

– Что думает на этот счет фюрер?

Не отвечая на вопрос, Гесс продолжал:

– Покончив с английской системой и имея в своем распоряжении ресурсы остальной Европы, мы сможем броситься на славян. Славянский вопрос – наше проклятие. Но, повторяю, пролог ко всему – Австрия.

Гаусс кашлянул. Гесс быстро вскинул на него глаза.

– Вы хотите возразить? – спросил он.

– Нет. Прошу вас передать канцлеру: я готов немедленно приняться за подготовку того, что должно быть нашим первым парадом на показ всему миру!

И Гаусс быстро зашагал по аллее.

Вилла Вахенфельд исчезла за деревьями. Генерал остановился перед дверью гостиницы «Цум Тюркен».

Гесс приветствовал его движением руки и быстро пошел назад в гору.

Где-то громко и задорно пропел петух. Гаусс обернулся на этот неожиданно мирный зов.

Женщина, подметавшая тротуар перед гостиницей, отворила ему дверь и поклонилась.

Поднявшись к себе, генерал быстро разделся и лег. Он теперь твердо знал, что рейхсвер волен делать то, что считает нужным. Пусть «фюрер» воображает, будто он «дар провидения», ниспосланный немцам. Жалкий хвастун!.. Гаусс усмехнулся, повернулся на бок, носом к стене, как любил спать дома, причмокнул губами и закрыл глаза.

21

Гаусс уже спал, когда к вилле Вахенфельд подъехал автомобиль. Из него вышел невысокий человек, пряча лицо в поднятый воротник пальто. Одет он был в штатское платье, и разве только очень близко знакомые с этим путешественником могли бы узнать в нем полковника Александера – начальника разведывательного бюро рейхсвера.

Полковнику Александеру было известно многое из того, что высшие офицеры рейхсвера считали никому неведомой тайной. Ему было известно и то, что этой ночью должен был состояться разговор между Гитлером и генерал-полковником фон Гауссом, поехавшим в Баварию, чтобы выразить взгляд генералитета на положение в стране.

Штурмовые отряды во главе с Ремом грозили выйти из повиновения. Лавочники, мещане и мелкобуржуазные маменькины сынки были обмануты в своих надеждах в несколько дней стать богачами. Они надели коричневые рубашки не для того, чтобы таскать из огня каштаны главарям крупной промышленности и финансовым тузам. Они намеревались всерьез заняться подведением более прочной базы под свои собственные лавочки и предприятия. Их не удовлетворяли кустарные экспроприации еврейских магазинов от случая к случаю. Они стремились к обогащению быстрому и солидному. Они поверили, что им действительно будет разрешено грабить кого угодно. Честолюбивому и жаждущему власти над вооруженными силами Рему было нетрудно дать своей коричневой армии лозунги, которые вывели бы ее на улицу. Но на пути Рема стояли соперники. Этими соперниками были Герман Геринг и новый глава черной армии СС и начальник имперской тайной полиции Генрих Гиммлер. И то, что именно эту парочку Гитлер спустил теперь с цепи для того, чтобы вцепиться в глотку Рему, означало, что рурские князья индустрии испугались выпущенного ими на свободу коричневого зверя. Разорившиеся в годы кризиса мелкие бюргеры, все отребье Германии, жадное и грубое «болото», на плечах которого Гитлер пришел к власти по приказу магнатов железа, угля и химии, желало играть в новом рейхе роль, не предназначавшуюся ему режиссерами гитлеровского переворота.

Крупны и тиссены сами искали теперь управу на тех, чьими руками разгромили Веймарскую республику. Но, однажды получив оружие, штурмовики не хотели его сдавать. Обе борющиеся группировки отлично понимали, что власть в стране будет принадлежать тому, на чьей стороне окажется реальная сила. А эту реальную силу олицетворяли собою те, в чьих руках находились ключи к немецким сейфам, то есть киты тяжелой промышленности, хотя они, эти истинные хозяева и нацистов и рейхсвера, стремились остаться за кулисами событий.

На этот раз посланцем, который должен был напомнить Гитлеру ясный приказ хозяев о том, по какому пути «фюрер» должен идти, и был полковник Александер. Едва ли имелся в Германии человек, теснее связанный с магнатами германской промышленности на всем протяжении своей негласной, многосторонней деятельности в области как внешнего, так и внутреннего шпионажа, диверсий, тайных убийств и подкупов, чем полковник Александер. Если Тиссен и Крупп были «капитанами» промышленности, то Александер был их верным «штурманом».

Этот ореол безошибочного знатока темных дел он сумел сохранить, несмотря на ошибки и провалы руководимой им службы, более многочисленные, чем ее успехи.

Для тех, кто знал пружины закулисной игры германской политики, одно появление Александера в Берхтесгадене послужило бы поводом навострить уши. А таких, кто дорого дал бы за то, чтобы знать, о чем он будет говорить с главарем нацистов, было немало в обоих лагерях.

На этот раз начальник разведки привез Гитлеру доказательства существования «заговора» Рема. С помощью своих новых коллег (остававшихся в то же время и его соперниками), Гиммлера и Риббентропа, Александеру удалось добыть эти доказательства.

Как известно, дипломатические депеши шифруются каждой страной по-своему. Александер и Гиммлер уверили Гитлера в том, что они нашли способ проникнуть в тайну этих шифров, – способ, оказавшийся столь же простым, сколь и остроумным, хотя, по понятиям международной этики, он не был бы назван особенно красивым. Но такого рода «моральные» препятствия не могли их остановить. Бюро Риббентропа состряпало документ, имевший вид чрезвычайной важности и секретности, адресованный разным правительствам. Этот документ был вручен иностранным послам. Заработали посольские шифровальщики, застучали телеграфные аппараты. И вот перед Александером оказался зашифрованный всеми важнейшими посольствами текст того документа, что состряпал Риббентроп. Немцам оставалось просто сличить подлинник с зашифрованным текстом, чтобы получить в свои руки ключ шифра каждого из иностранных послов. На некоторый срок, до перемены шифров, для нацистской разведки перестали существовать дипломатические тайны иностранцев. А при перемене шифров трюк мог быть повторен.