Эликсир Купрума Эса, стр. 34
У Роди болели уши, побаливала даже голова, но он не обращал на это внимания. Он смотрел то на спину Трубкина, то на спину Калашникова, а когда их перекличка кончилась, он ошалелыми глазами уставился на Зою:
— Ты что, их знаешь?
Зоя чуть пожала плечами.
— Ну… как и ты.
Родя взял у нее одну из сумок:
— Давай помогу нести. Ты где живешь?
— А я уже почти пришла. Вон мой дом!
До самого Зонного дома Родя молчал, а Зоя краешком глаза следила, как он то и дело поглядывает на нее, и ей очень хотелось поведать ему, именно ему, Родиону Маршеву, о том, какая удивительная сила заключается в ней, какая власть над людьми ей дана. Но Зоя понимала, что этого делать нельзя.
Они свернули во двор и пошли вдоль длинного двенадцатиэтажного корпуса к предпоследнему подъезду.
— Ну почему они так быстро послушались тебя? — сказал наконец Родя. — Ничего не понимаю!
— Ты многого не понимаешь, Маршев, — загадочно и грустно сказала Зоя, — ты еще очень-очень многого не понимаешь. — Тут ей захотелось показаться Роде еще более значительной, и она проговорила уже другим тоном, деловым: — Не знаю… Может, мне сказать папе, чтобы он прислал завтра во дворец какой-нибудь станок получше? Может, мы тогда этого Якова Дмитриевича уломаем?
— Думаешь, папа так сразу тебя и послушается?
Зоя пожала плечами.
— Вообще… он считается с моим мнением. Ну, спасибо! Пока!
И, забрав у Роди сумку, она ушла.
После этого Родя несколько минут шел очень медленно. Что же это получается? Вчера Ладошина сказала, что попробует уговорить Леву Губкина поместить статью, и вот статья сегодня в газете. Вчера Зоя сказала ему и Вене, чтобы они не устраивали никаких засад во дворце, и теперь им обоим не хочется устраивать засаду… И, наконец, только сейчас… Зойка крикнула двум мальчишкам, с которыми едва знакома, чтобы они отпустили Родины уши, и они тут же отпустили; она приказала мальчишкам идти домой, и они тут же пошли, и ясно было, что каждый идет не куда-нибудь, а именно к себе домой. Так что же все-таки получается? А вдруг у этой самой Зойки есть способности гипнотизировать людей?! Способность, о которой она сама не подозревает!
Тут Родя остановился и замотал головой. Нет! Такого но бывает, такого не может быть! Ну, а фактики-то налицо! Родя снова двинулся вперед и снова стал перебирать эти «фактики»: Лева Трубкин и статья, разговор о засаде, ну, а главное — поведение Борьки и Семки… И снова тот же вывод: Зойка обладает даром внушения! И снова Родя остановился, и снова замотал головой. Нет! Но может такого быть!
Вечером, когда пришел Веня, Родю так и подмывало рассказать ему о своих предположениях, но он не рискнул это сделать. Родя знал, что уравновешенный, практичный Венька просто обзовет его фантазером, тем дело и кончится.
А позднее, когда Родя уже лежал в постели, ему вспомнилась такая подробность: подойдя к нему, Борька Трубкин почему-то назвал его «писателем». Выходит, что ему драли уши за его статью! Но почему же Борька так невзлюбил его за эту статью, которая его, Борьки, совсем не касается? Нет, тут что-то не так! Ну, а если предположить, что Борька действовал по наущению своего старшего братца? Тогда все сходится! Но тогда получается, что Левка Трубкин против воли поместил статью и теперь злится за это на Родю. А почему он поместил против воли? На это ответ был один: так ему приказала Зойка!
Додумавшись до этого, Родя покрылся испариной и помахал над собой одеялом, чтобы немного остыть. После этого он повернулся со спины на бок и постарался заснуть, и тут ему вспомнилось название телепередачи, которую вел профессор Капица: «Очевидное — невероятное». Десятки раз Родя смотрел эту передачу, но никогда не задумывался, почему она так называется. И вот теперь задумался. Он пришел к выводу, что такое название очень подходит ко всей этой истории с Зойкой: «очевидное» — это факты, которые он наблюдает своими глазами, но факты эти невероятные, такие, в которые трудно поверить.
Родя закрыл глаза, а в мозгу его всплывали то Семка с Борькой, то Зоя, то Веня, то Трубкин… И в том же мозгу, словно невидимый маятник, все время качались слова: «Очевидное — невероятное, очевидное — невероятное, очевидное — невероятное…»
Так Родя и уснул.
Глава двадцать первая
Зое пора было укладываться спать, но мама ее ушла ненадолго к соседям, бабушка лежала больная, а Зоин папа, Митрофан Петрович, любил в свободную минуту поболтать с дочкой.
Они сидели в кухне. Митрофан Петрович курил, расспрашивал Зою о школьных делах, а Зоя отвечала вяло и как-то очень уж внимательно смотрела на отца.
Митрофан Петрович был высок и широкоплеч, у него было мужественное лицо с высоким лбом, и этот лоб делала еще выше начинающаяся лысина. И Зоя думала о том, что вот сейчас этот крупный мужественный человек, которому на заводе подчиняется так много людей, вынужден будет подчиниться ее, Зонному, приказанию. И от этой мысли Зое стало как-то неловко, ей стало немножко жалко отца, и она все медлила заводить разговор о станке.
Митрофан Петрович погасил окурок в пепельнице и вдруг поднялся.
— Слушай, дочура, давай устроим маме сюрприз: она придет, а вся посуда перемыта. А то ведь, понимаешь, бабушка больна, и маме приходится везде поспевать: и за бабушкой ухаживать, и обед готовить…
Он надел поверх тренировочного костюма мамин пестренький фартук, а Зоя взяла кухонное полотенце. Она долго придумывала, с чего бы начать разговор, и наконец спросила:
— Папа, ведь твой завод, кажется, шефствует над Дворцом пионеров?
— Ну, мы взяли в свое время шефство. А что?
— Пап!.. А в чем заключается ваше шефство?
— Да ведь как тебе сказать… Я ведь лично не занимаюсь. Этим местком, должно быть, занимается… а скорей всего, комсомольская организация…
Зоя помолчала.
— Папа, а вот говорят, что твой завод шефствует только на словах, а не на деле.
Тут впервые Митрофан Петрович приостановил работу и посмотрел на Зою, держа в левой руке тарелку, а в правой — щетку.
— А кто же это говорит? Ну, давай конкретно!
— Между прочим, сам директор дворца Яков Дмитриевич. И между прочим, он сказал, что даже самая бедная мастерская подарила Дворцу пионеров станок, а такой большой завод, как у тебя, только обещаниями кормит.
Митрофан Петрович снова принялся за работу.
— Да-а… Тут, возможно, он и прав. Ты мне как-нибудь об этом напомни. А, доченька?
Зою такой ответ, конечно, не удовлетворил: ведь она сказала Маршеву, что попросит отца завтра же прислать станок.
Она попыталась сначала уговорить отца:
— Папа! Ну что тебе стоит завтра взять и прислать во дворец какой-нибудь станок! Ведь они ждут все-таки!
Митрофан Петрович снова оглянулся на Зою.
— Ишь ты, какой адвокат у Дворца пионеров нашелся! Ладно! Обещаю тебе над этим подумать… А вот насчет того, чтобы завтра… ты уж извини. У папы завтра дел выше головы, а тут надо давать распоряжения, чтобы подобрали подходящий станок да чтобы выделили такелажников для его погрузки, не говоря уже о транспорте. Нет, дочура, давай уж до будущей недельки подождем, а там посмотрим, что получится. На-ка, вытирай вилку!
Зое стало ясно, что папа не принимает разговор всерьез, что раздумывать да смотреть, «что получится», он может и неделю, и месяц, и три… И Зоя поняла, что придется пустить в ход эликсир. Она помолчала, вытирая вилку, потом спросила:
— Папа, а что такое координатно-роскошный станок?
Митрофан Петрович засмеялся:
— Координатно-роскошный? Это что еще за чудо? Может быть, координатно-расточный? Или, точнее, координатно-расточной?
— Ну, координатно-расточной. Недавно по радио передавали, что твой завод наладил выпуск таких станков. С каким-то там управлением.
— С программным управлением. Впрочем, это и в самом деле роскошный станок: задал ему программу, и он сам проделывает все операции по расточке до нужных параметров.