Подсказки пифии, стр. 35
– Либидо – это движущая сила, то, чего человеку не хватает, чего он страстно желает и что хочет иметь. Без него жизнь невозможна. Если бы мы не стремились к тому или другому, нам оставалось бы только лечь и умереть.
София покосилась на свой полусъеденный пирог. Если до этого аппетит еле теплился, то теперь он и вовсе пропал.
– По распространенному представлению, – механически продолжала она, – либидо может быть повреждено деструктивными отношениями, в особенности – с матерью и отцом в детстве. Вспомни иррациональное поведение вроде страха перед микробами, когда человек моет руки, как маньяк. Здесь самое важное в жизни, мечты и желания превратились в чистоплотность.
София замолчала. Все хотят быть чистыми, подумала она. И Виктория всю жизнь за это борется.
– И что? – Жанетт откусила большой кусок пирога. – Не все же становятся серийными убийцами из-за дурных отношений с родителями.
Виктория улыбнулась жадности Жанетт, думая о том, что она видит: человек с аппетитом к еде и не только. С аппетитом к знаниям и ощущениям. Цельный человек со здоровым либидо. Человек, которому можно позавидовать.
– Не люблю Фрейда, но согласна с ним в том, что он говорит о сублимации. – Виктория взглянула на озадаченную физиономию Жанетт и продолжила: – Это защитный механизм – выражать подавленные потребности через творчество, созидание и…
Она сбилась, когда Жанетт, расхохотавшись, обернулась и указала на латунную табличку у себя за спиной, над диваном.
– Так вы с Фрейдом считаете, что человек, который пишет книжки о зверских убийствах, на самом деле мог бы сам быть серийным убийцей?
Виктория заразилась ее смехом. Они смотрели друг другу в глаза. Долгий глубокий взгляд с узнаванием – их смех понемногу затих и превратился в удивление.
– Продолжай, – попросила Жанетт, когда они успокоились и мгновение завершилось.
– Будет проще, если я прочитаю свои записи, – сказала София. – Скажи, когда захочешь, чтобы я остановилась на чем-нибудь подробнее.
Жанетт кивнула, все еще с улыбкой на губах.
Смех – хорошая защита от всякого дерьма, подумала София. Она открыла сумку, достала блокнот и отодвинула тарелку, чтобы освободить место.
– Преступник во многих отношениях все еще ребенок, – начала она. – Его половая самоидентификация не сформирована, и он, скорее всего, клинический импотент. Импотент означает “не имеющий силы”, и этот человек с детских лет ощущал себя бессильным. Он мог быть посмешищем, возможно, часто подвергался издевательствам. Возможно, над ним смеялись, не хотели с ним дружить. В своем одиночестве он выстроил образ себя как гения, чью гениальность прочие не в состоянии оценить. Он считает, что его предназначение – великие дела. В один прекрасный день он повергнет весь мир в изумление, и остальные поймут, сколь он велик. Им движет жажда реванша, но так как этот день все никак не настанет, он начинает плохо чувствовать себя физически, видя, как все его окружение живет и любит. Вещи, которые его импотенция делает для него недоступными. Ему это непонятно. Ведь это он гений. Фрустрация переходит в озлобленность. Рано или поздно в нем просыпается жажда насилия, он приходит в сексуальное возбуждение, видя бессилие другого человека. То самое бессилие, в котором он сам пребывает, а это, в свою очередь, ведет к убийствам. – София отложила блокнот. – Вопросы, шеф?
Жанетт сидела молча, глядя прямо перед собой.
– Молодец, пять, – сказала она наконец. – Шеф доволен. Очень доволен.
Волльмар-Икскулльсгатан
Ренстирнас-гата, которая на составленной в XVIII веке Петрусом Тиллеусом карте называется переулком Ренстирнас, имеет такое же отношение к Голландии, как и Harvest Home. Эта улица в километр длиной получила свое название в честь трех братьев-голландцев – Вильгельма, Абрахама и Якоба Момма, которые в 1600-х годах перебрались из Голландии в Швецию. Они владели торговым предприятием, типографией и имели привилегию вести разработки в шахте в Сваппаваара. Со временем они стали самыми процветающими шведскими дельцами. К тому же энергичные братья построили несколько фабрик и основали некоторое количество успешных торговых предприятий. В благодарность за их труд на благо нации им было даровано дворянство, и они приняли фамилию Реенстир.
Младший брат, Якоб, сделал то же, что делали многие стокгольмские нувориши. Он пожелал иметь летний дом в окрестностях столицы и построил себе так называемый рудничный домик в Сёдермальме. Дом на Волльмар-Икскулльсгатан, несмотря на свое непритязательное название, в остальном отнюдь не выглядит скромным. Это похожее на дворец палладианское здание, предназначение которого не раз менялось. В девятнадцатом веке здесь располагался учрежденный принцем Карлом приют для бедных и бездомных детей, который со временем стал частью больницы Святой Марии, где лечили алкоголиков и наркоманов.
Жанетт почувствовала, что слегка опьянела. За едой последовали еще два бокала пива, и она предложила прогуляться, прежде чем отправиться на такси домой.
– Уф. Здесь я проснулась однажды, когда мне было четырнадцать. Старая больница Святой Марии.
Жанетт указала на вход в приемный покой, вспомнив, как однажды солнечным летним утром ее забирал отсюда отец, который отнюдь не обрадовался, обнаружив любимую дочь оборванной и заблеванной. Накануне вечером она с приятелями отметила начало летних каникул, выпив целую бутылку “Кира”, что, разумеется, закончилось катастрофой. Скорая помощь со школьного двора в Рогсведе, матрас с пластиковым покрытием и, наконец, промывание желудка.
– Я подозревала, что в детстве ты была очень способной девочкой. – София погладила подругу по щеке.
Жанетт потеплела от ласки. Ей захотелось поскорее оказаться дома.
– Да, такой я и была. Пока не встретила тебя. Ну что, потешим себя, поймаем машину?
София кивнула, и Жанетт заметила, что подруга снова выглядит серьезной и задумчивой.
– О чем ты думаешь?
– Вот о чем я размышляю, – сказала София, пока Жанетт оглядывалась в поисках такси. – После того как вы нашли Самуэля Баи повешенным на чердаке, ты пришла ко мне в кабинет и стала задавать вопросы о нем, так?
Жанетт увидела, как поодаль заворачивает свободная машина.
– Ну да, ты же несколько раз беседовала с ним. По-моему, ты сказала – у вас было три встречи. – Обернувшись, Жанетт заметила, что София вздрогнула. – Что-то не так?
– Да нет, просто у меня сейчас неважно с памятью. – София скривилась – ее как будто тошнило. – Можешь вспомнить: ты не рассказывала мне, как вы нашли Самуэля? В смысле – если тогда выяснились какие-то детали, которые мне иначе неоткуда было бы узнать?
Вопрос показался Жанетт странным, и она отвлеклась от приближающегося такси.
– Я все тебе рассказала. Кто-то ударил его в глаз, если я правильно помню, в правый. – Она шагнула на улицу и махнула такси, машина затормозила у тротуара.
Обернувшись к Софии, Жанетт увидела, что та побелела как бумага. Жанетт открыла дверцу и наклонилась к шоферу:
– Момент. Нам в Гамла Эншеде. Дайте нам две минуты. Можете включить счетчик.
Она взяла Софию под руку и отвела от машины на пару шагов. София дрожала, словно ей было холодно.
– Ты как?
– Все нормально, – торопливо заверила София. – Если можно, расскажи, что ты говорила мне о Самуэле.
Ситуация была очень странной, но Жанетт понимала, что по какой-то причине ее ответ очень важен для Софии. Жанетт припомнила тот день. Она впервые увидела Софию, и та уже тогда привлекла ее. Жанетт кристально ясно помнила, о чем тогда говорила.
– Я рассказала, что кто-то повесил его, а потом плеснул ему в лицо соляной кислотой. Мы исходили из того, что преступников было как минимум двое – Самуэль был тяжелый, и один человек не смог бы его поднять. Я точно рассказала, что веревка была слишком короткой. Судебный медик Рюден такое уже видел однажды. Веревка должна быть определенной длины, чтобы тот, кто задумал повеситься, смог дотянуться до петли с того места, где стоит.