Ограниченный контингент, стр. 20

Я прекрасно понимал, что у меня есть связь и рядом находятся подразделения. Артиллерия уже развернулась на огневых позициях, а заранее вызванные вертолеты были уже на подходе. Тем не менее минут десять я был в состоянии, похожем на оцепенение, когда не отдавал никаких распоряжений и никаких команд. Я не знал, что делать. А тут еще пули клацают по броне бэтээра, и после каждого стука думаешь, что следующая уж обязательно пробьет броню, и начинаешь проклинать конструкторов, которые не могли сделать ее потолще. И которые придумали отвратительную радиостанцию — когда я начал вызывать оставшихся командиров рот и батальонов, никто, как бывает в таких ситуациях, не отвечал.

Внезапно обстрел прекратился, я даже не сразу понял почему. Оказалось, и позже это подтвердилось, что душманы начали отходить. Огонь вела лишь небольшая группа прикрытия. Основные силы, естественно, уже давным-давно ушли, поскольку заметили нас еще при выезде из Кабула. Я немного пришел в себя и вылез из бронетранспортера. Как-то само собой почувствовалось, что душманы ушли. Действительно, перейдя через перевальчик и спустившись в кишлак, мы никого там не нашли. Он был пуст.

В ходе боевых действий, которые я проводил непосредственно, мы уже пытались обезопасить движение колонн, блокируя дороги и выставляя заставы на прилегающих хребтах. Однако почти на каждом шагу приходилось сталкиваться с тем, что многие офицеры, не говоря уже о солдатах срочной службы, не имели достаточного опыта ведения войны в горах. На одном из участков дорога проходила на высоте двух тысяч метров. Километром выше мы посадили шесть разведчиков, которым были видны все подступы к трассе. Поднимались они на высоту долго, часов шесть. Все склоны горы мы предварительно обработали артиллерией и прикрывали группу до тех пор, пока она не поднимется, — вокруг разведчиков, наблюдая за восхождением, постоянно кружили вертолеты.

Добрались они благополучно, но на вершине смогли провести только полтора дня. Сказался недостаток опыта. Когда их предупредили, что ночью на вершине будет очень холодно, они взяли с собой зимние бушлаты. Подниматься же со всем необходимым было тяжело; пройдя по склону горы под палящим дневным солнцем минут пятьдесят и изрядно попотев, разведчики очень многое припрятали среди камней, в том числе и теплые вещи. Когда поднялись наверх, там было прохладно, но, как они докладывали, терпимо. Неожиданно в горах ночью пошел дождь, у подножия его не было. А что такое дождь на высоте три тысячи метров? Это моментальное обледенение. Утром пришлось принимать экстренные меры для того, чтобы эту группу не загубить и не заморозить. Ночью им пришлось очень трудно. Днем выглянуло солнышко, стало немного теплее, и они несколько воспряли духом.

Вскоре у солдат закончились сухой паек и вода, приходилось топить снег. Вертолет ни сесть, ни зависнуть над вершиной из-за большой высоты не мог. Все, что им скидывалось, скатывалось вправо-влево от заставы и разведчикам не попадало. Мучились мы долго, в конце концов они сами запросили разрешение на спуск. Одному стало плохо — перепад высот и нехватка кислорода сказались на сердце. У двоих началась простуда, потом врачи установили воспаление легких. Короче, мы их сняли. Точнее, они сами спустились. Навстречу послали людей, но, как бывает в напряженных ситуациях, передовая группа с ними разошлась.

Полторы недели, отведенные для боевых действий, прошли не совсем удачно. Нам удалось обнаружить и захватить лишь небольшое количество оружия и боеприпасов. Докладывать же нужно, как это было принято, о весомом результате. Поскольку операция проводилась недалеко от Кабула, я ежедневно связывался с Тухариновым по радиостанции. На протяжении всех десяти дней и позже, во время итогового доклада, чувствовалось большое недовольство командарма результатами проведенных боевых действий. Нас упрекали в том, что сожжено много топлива и истрачена уйма боеприпасов. Это действительно было так: на первых порах, если удавалось заметить, откуда нас обстреливали, в ответ на один выстрел душмана направлялся шквал огня из всех видов оружия. Результата же как такового не было. Мы не могли найти больших складов с оружием, на существовании которых настаивала разведка, — их просто не было.

Единственным положительным результатом стало то, что душманы вынуждены были уйти из Хайрабада и обстрелы штаба армии временно прекратились. Но нам удалось только вытеснить бандформирования из пригородов Кабула, не более. Через месяц после завершения боевых действий, в результате которых мы потеряли трех человек — лейтенант погиб во время обстрела и двое солдат подорвались на минах, — нападения на столицу возобновились. Незакрепление итогов операций в первые годы приводило к тому, что в одни и те же районы мы вынуждены были возвращаться по нескольку раз. Местное афганское руководство, несмотря на просоветские настроения, не было заинтересовано в том, чтобы боевые действия проводились нами с максимальной эффективностью. Лишь немногие из них в «очищенных» уездах пытались закрепить свою власть и руководить. Очевидно, они понимали, что рано или поздно война закончится и, кроме них, ответ держать будет некому.

Жаркое лето восьмидесятого

Первое лето в Афганистане стало для 108-й мотострелковой дивизии настолько трудным, что сорокаградусная жара, обычная для этих мест, сама собой отходила на последнее место. Если в первые месяцы мы строили лишь предположения относительно того, как долго нам предстоит пробыть в Афганистане, то в мае многое прояснилось. В последних числах месяца командующий 40-й армией получил приказ министра обороны СССР, в котором подробно говорилось об условиях прохождения офицерами службы в составе Ограниченного контингента. В одном из пунктов указывалось, что замена офицеров будет производиться через два года. Стало понятно, что нас ввели не на год-полтора, тем более не на месяц — 40-й армии предстоит провести в Афганистане достаточно долгий срок. Так и получилось.

Помимо ведения плановых боевых действий, мы вплотную начали заниматься обустройством армии — в первую очередь строить военные городки для частей. Многие из офицеров по-прежнему жили в палатках и кунгах, там, где обосновались еще зимой. Активно приспосабливались для нужд ОКСВ уже имевшиеся у министерства обороны Афганистана объекты. Советские военные специалисты почти не выходили, например, с территории Баграмского и Шиндандского аэродромов, чтобы как можно раньше в качестве своих баз их начали использовать летчики 40-й армии.

Летом восьмидесятого в крупных городах, прежде всего в столице, оппозиция решила нанести решающий, по ее мнению, удар по войскам, чтобы вынудить нас уйти из Афганистана. В Кабуле в тот период находились основные силы дивизии — артиллерийский и три мотострелковых полка, а также разведывательный батальон. Все части располагались на окраине города, поэтому солдатам и офицерам приходилось нелегко. В таком же положении оказались и десантники. Позже батальоны 103-й воздушно-десантной дивизии стали направлять в провинции. Как правило, это были труднодоступные районы, где для поддержания «крепкой народной власти» требовались советские солдаты. И чем больше — тем лучше.

Почти каждый день наши посты и заставы подвергались ожесточенным обстрелам или нападениям. Весенние боевые действия в Кунаре в какой-то мере обезопасили части 40-й армии лишь на полтора месяца. После этого диверсии возобновились. Одна из них имела страшные последствия. В конце мая был обстрелян 181-й полк, который располагался, как и вся дивизия, на северо-западной окраине Кабула. Солдатские палатки стояли практически в чистом поле и с любого пригорка были видны как на ладони. Кроме того, рядом находились полигон, который постоянно использовали афганцы, и их танковая бригада. Как и во всех правительственных войсках, симпатизировавших советским там было немного. Кто из них был причастен к нападению, остается лишь предполагать. Сейчас даже трудно сказать, из каких видов оружия по нам вели огонь, потому что в то время крупных сил, прежде всего артиллерии, у душманов не было. Чаще всего они применяли минометы. Обстрел полка был произведен грамотно. Огонь открыли днем, при ярком солнце, когда очень трудно определить место, откуда ведется стрельба.