Пир, стр. 48

1. Суп из чечевицы.

2 Колдуны в сметане.

3. Паэлья.

4. Лобстер на гриле.

5. Фруктовый суп.

Напитки:

пиво «Lowenbrau».

Позыв: 23.00. Сладкая преступность выхода. Звук тонущего пьяницы. Форма: девичья коса. Цвет: каштановые волосы с янтарными включениями. Имя: «Анастасия».

N.B. Я не пойду хоронить эту прелестницу даже если она сама восстанет из мертвых и прилетит ко мне сюда в деревню и будет на коленях умолять я им не очарователь и не прощу никогда отступничества от планетарной нежности я стою на незыблемом принципе прекрасного и даже крах вселенной не сможет поколебать его.

14.5.2000.

1. Грудинка спаниеля в сухарях.

2. Ватрушка творожная.

3. Квас монастырский.

Позыв: 19.30. Прелесть! Прелесть! Солнечный выход. Звуки пробуждающегося мира. Потрясающая гармония ощущений, провоцирующая слезы, молитвы и целование собственных колен. Форма: множество коротких спиралей. Цвет свежевыпеченного ржаного хлеба. Имя: «Всюду Жизнь!»

N.B. Отдавать свою нежность по частям приятней но безопасней а нежность отданная сразу заставляет меня на время потерять себя что потрясает как и все грозно очаровательное.

15.5.2000.

1. Сырая говядина.

2. Козье молоко.

Позыв: 3.07. Нарастающее безумие выхода. Звуковой апокалипсис. Грозные оттенки кровавого. Внутреннее напряжение, молитва покаяния. Мускулы гладких форм. Имя: «Bodybuilder».

N.B. Если человек осознает себя автономной культурной единицей он должен поступать в соответствии со своими моральными принципами и неизменно идти на поводу очаровательных первобытных инстинктов но только с запредельной степенью самоочарования и самозабвения.

16.5.2000.

1. Кот в сметане.

2. Вода питьевая.

Позыв: серебристая стена ночи. Очень русский выход. Осознание бытия как необходимой и достаточной степени одиночества. Цвет многовекового мёда фараонов. Имя: «Полигон». Второе имя: «За великими реками встанет солнце и в утренней мгле с опаленными веками припаду я устало к земле».

N.B. Человек устает не от себя самого а от отношения к себе самому и очаровывающе-потрясающую роль в этом играют люди-зеркала.

17.5.2000.

1. Моя левая икра в томатном соусе.

2. Хлеб пшеничный.

Напитки:

водка, арманьяк, шампанское.

Необходимо правильно понимать идею прелестной самодостаточности. Позыв: «Полуночный разбойник». Выход: «Адекватная неоромантика». Цвет: «Сумрачная неоготика». Форма: «Асимметричный неоклассицизм». Звук: «Фольклорный неопозитивизм». Необходимо правильно дотянуться до счастья. Мешают пенис, тестикулы, три нижних ребра.

18.5.2000.

1. Салат из моего пениса.

2. Мои тестикулы в собственном соку.

3. Мои ребра на гриле.

Напитки:

моя моча.

Позыв: 24.00. Предбожественность выхода. Предбожественность звука. Предбожественность цвета. Предбожественность формы. Предбожественность имени: «ПРЕДБОЖЕСТВЕННЫЙ».

N.B. Завтра я стану Богом.

19.5.2000.

ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+ANUS+ROT+A

Пепел

Антон Колбин сидел в своем просторном бело-серо-зеленом кабинете, жевал теплый тост, запивая минеральной водой, и перелистывал накопившиеся за неделю факсы.

На вид ему было лет сорок пять. Круглое, слегка припухлое лицо с узкими золотыми очками на широкой переносице было брезгливо-сосредоточенным.

На огромном буковом столе овальной формы стояли телефонный аппарат 1915 года, мраморная пепельница, две модели спортивных самолетов, яшмовый письменный прибор с календарем и ежедневником, стальные часы в форме качающегося круглого маятника и хаконива – миниатюрный японский садик в деревянном ящике. Здесь же лежали мобильный телефон, свежий номер «Коммерсанта», серебряный портсигар с золотой зажигалкой, толстая синяя ручка с золотым пером и иранские костяные четки.

На стенах висели две картины – «Воздушный парад в Тушино» Дейнеки и «Первая экспедиция на Сатурн» Соколова.

Белые шелковые шторы были подняты.

Вошла секретарша с чашкой кофе на подносе. И сразу же за ней ввалился толстый бритоголовый Гвишиани в черных широченных брюках, черной рубашке и желто-синем галстуке.

– Антон, я прочел. – Он положил на стол кожаную папку.

– Ну? – не отрываясь от чтения, дожевывал Колбин.

– Не знаю! – Гвишиани вскинул мясистые руки с золотым перстнем и хризолитовыми запонками, шлепнул себя по бедрам и прошаркал к окну.

– Чего ты не знаешь? – Колбин кинул бумаги на стол, взял чашку, отхлебнул.

Секретарша унесла тарелку и пустой стакан.

– Австрийцы приедут уже через неделю. Это раз, – заговорил Гвишиани, загибая пальцы и раздраженно глядя в окно. – Сборка нэ готова – это два. Баренбойм все навалил, бладь, на нас с Арнольдом, а сам засел в Вене – три!

– А четыре? – Колбин открыл портсигар, вынул тонкую сигарку, закурил.

– Антон, что я покажу австрийцам? – повернулся Гвишиани. – Мою валасатую, бладь, жопу?

– Отвезешь их во Внуково. Покажешь два пустых ангара. Жопу тоже можешь показать.

– Спасибо, дорогой…

– У нас пролонгация до шестого ноября, чего ты дергаешься? Свозим их в «Царскую охоту». Потом к Илонке.

– Пралангация! – Гвишиани покрутил в воздухе кистью правой руки. – Пралангация… Баренбойм нас откровенно кидает, а ты – пралангация!

– Прорвемся, Отар. – Колбин откинулся на спинку кресла, потянулся. – Скажи, что там за лажа с альбомом? Я уехал – конь не валялся, приехал – то же самое.

– Да напечатают они, нэ волнуйся… – сразу устало обмяк Гвишиани и тяжело двинулся к столу. – Она девятого в типографию сдает, а они быстро сделают.

– У тебя с ней милые отношения сложились, – ухмыльнулся Колбин, качаясь в кресле. – Как у папы с дочкой.