Противостояние. Том I, стр. 114

Гарольд круто обернулся к ней с обиженным и злым лицом. Стю на секунду напрягся, подумав, что он может ударить ее, а потом снова расслабился.

— Вот, значит, чего ты хочешь, да? Ты только и ждала какого-нибудь предлога, чтоб избавиться от меня, я понял. — Он так разозлился, что на глаза у него набежали слезы, и это лишь подстегнуло его злость. — Если ты этого хочешь, тогда ладно. Давай иди с ним. А у меня с тобой все кончено. — Он бросился туда, где стояли обе «хонды».

Фрэнни с отчаянием посмотрела на Стю, а потом повернулась к Гарольду.

— Одну минуту, — сказал Стю. — Пожалуйста, постойте здесь.

— Не делайте ему больно, — попросила Фрэнни. — Прошу вас.

Стю подбежал к Гарольду, усевшемуся на свою «хонду» и пытавшемуся завести ее. Со злости он крутанул ручку газа с такой силой, что она вернулась в исходную позицию, и это сослужило ему хорошую службу, подумал Стю; если бы «хонда» завелась с такого оборота, то сделала бы «свечку» на заднем колесе, вмазала бы беднягу Гарольда в первое же дерево и сама сверху приземлилась бы на него.

— А ну не подходи! — злобно заорал на него Гарольд, — и рука его снова метнулась к рукоятке пистолета. Стю накрыл руку Гарольда своей ладонью, словно они играли в хлопки. Другую руку он положил Гарольду на плечо. Глаза Гарольда были страшно вытаращены, и Стю понимал, что еще немного, и парень станет очень опасен. Он не просто ревновал девушку — это было слишком примитивным объяснением. Здесь было замешано его чувство собственного достоинства и его новое представление о себе самом как о защитнике женщины. Бог его знает, каким раздолбаем он был до всего этого, со своим жирным брюхом, остроносыми сапогами и надменной манерой речи. Но в глубине, под этим новым образом, скрывался его комплекс, сознание того, что он все тот же раздолбай и всегда будет оставаться таковым. В глубине его жила уверенность, что нельзя начать все заново. Он точно так же отреагировал бы и на Бейтмана, и на двенадцатилетнего мальчишку. В любом варианте треугольника он считал бы себя самой низшей точкой.

— Гарольд, — сказал Стю почти в самое ухо Гарольда.

— Отпусти меня. — Его тяжелое тело, казалось, утратило вес от напряжения, он весь дрожал как натянутая струна.

— Гарольд, ты спишь с ней?

Гарольд весь дернулся, и Стю понял, что нет.

— Не твое дело!

— Не мое. Только надо расставить все по своим местам. Она не моя, Гарольд. Она — сама по себе. Я не собираюсь уводить ее от тебя. Мне жаль, что приходится говорить так прямо, но лучше нам сразу знать намерения друг друга. Сейчас нас двое и один, и если ты слиняешь, нас опять будет двое и один. Какой смысл?

Гарольд ничего не сказал, но дрожь в его руке унялась.

— Мне придется выложить все напрямую, — продолжал Стю, по-прежнему приблизившись почти к самому уху Гарольда (забитому коричневой серой) и изо всех сил стараясь говорить очень-очень спокойно. — И ты знаешь, и я знаю, что нормальному мужику вовсе незачем насиловать женщин. Незачем, если он знает, как управляться со своей рукой.

— Это же… — Гарольд облизнул губы и взглянул на дорогу, туда, где, скрестив руки прямо под грудью, стояла Фрэн и тревожно наблюдала за ними. — Это отвратительно.

— Может, и так, а может, и нет, но когда мужчина ошивается возле женщины, которая не хочет его в постели, у него есть альтернатива. Я каждый раз выбираю руку. Думаю, что и ты тоже, раз она до сих пор с тобой по собственной воле. Я просто хочу сказать все прямо и один на один. Я здесь вовсе не для того, чтобы выпихивать тебя, как какого-то драчуна на деревенских танцульках.

Рука Гарольда расслабилась на рукоятке пистолета, и он поднял глаза на Стю.

— Вы правду говорите? Я… Обещаете, что не скажете ей?

Стю кивнул.

— Я люблю ее, — хрипло выдавил Гарольд. — Она меня не любит, я знаю, но я говорю открыто, как и вы.

— Это самое лучшее. Я не хочу встревать. Я просто хочу пойти вместе с вами.

— Вы обещаете? — настойчиво повторил Гарольд.

— Да, я обещаю.

— Ладно.

Он медленно слез с «хонды». Они со Стю пошли назад, к Фрэн.

— Он может ехать, — сказал Гарольд. — И я… — Он посмотрел на Стю и выдавил с трудом: — Я прошу прощения, что вел себя как кретин.

— Уррааа! — воскликнула Фрэнни и захлопала в ладоши. — Теперь, когда все уладилось, куда же мы отправимся?

В конце концов они поехали в том направлении, куда двигались Фрэн и Гарольд, — на запад. Стю сказал, что Глен Бейтман с радостью приютит их на ночь, если они сумеют засветло добраться до Вудсвилла, и, возможно, согласится поехать с ними утром (тут Гарольд снова помрачнел). Стю сел на «хонду» Фрэн, а она забралась на заднее седло к Гарольду. Они сделали привал в Туин-Маунтин, чтобы перекусить, и там начали потихоньку, с осторожностью узнавать друг друга. Их акцент звучал забавно для уха Стю, ему непривычно было слышать, как они растягивали свои «э» и проглатывали или жевали «р». Он догадывался, что и его речь так же, если не больше, смешна для их ушей.

Они ели в пустой забегаловке, и Стю ловил себя на том, что его взгляд снова и снова возвращается к лицу Фрэн — к ее живым глазам, маленькому, но резко очерченному подбородку и к той черточке между бровями, выдающей ее чувства. Ему нравилось, как она смотрела и говорила; ему даже нравилось, как были убраны с висков ее темные волосы. И тут он начал понимать, что в конечном счете он все-таки хочет ее.

Книга вторая

НА ГРАНИЦЕ

5 июля — 6 сентября, 1990 года

Мы плывем на корабле, под названием «Мейфлауэр»,
Мы плывем на корабеле, достигшем самой луны,
Мы плывем с американской, песней, на устах
В тревожный, час, когда миру грозит крах.
Но все это нормально, все закономерно —
Счастье не может быть вечным, наверно…
Пол Саймон
Рыскать в поисках приюта,
Отыскать себе стоянку,
Где гамбургеры шипят на решетке над огнем
Да! И автомат
жонглирует дисками тут, в США,
Ночью и днем
И я так рад, что живу в США
Все, что захочешь, найдешь только здесь, в США
Чак Берри

Глава 43

Посреди Главной улицы в Мее, штат Оклахома, лежал мертвец. Это не удивило Ника. С тех пор как он покинул Шойо, он повидал много трупов и полагал, что они не составили бы и одной тысячной из тех, на которые ему еще предстояло наткнуться. В иных местах от тяжелого запаха смерти можно было лишиться чувств. Одним мертвецом больше, одним меньше — разница небольшая.

Но когда «мертвец» сел, Ник ощутил такой всплеск ужаса, что потерял управление велосипедом. Тот вильнул, закачался и рухнул, грубо швырнув Ника на мостовую оклахомского шоссе 3. Он поранил руки и рассадил себе лоб.

— Ну и ну, мистер, да вы же кувырнулись, — сказал «мертвец», приближаясь к Нику походкой, которую иначе чем дружелюбным пошатыванием назвать было трудно. — Разве нет? Ну и дела!

Ничего из сказанного Ник не уловил. Он глядел на растекающееся пятно крови на мостовой и прикидывал, сильно ли он расшибся. Когда рука дотронулась до его плеча, он вспомнил про «мертвеца» и в ужасе пополз прочь на четвереньках.

— Не надо так, — сказал «мертвец». И Ник увидел, что это вовсе не труп, а радостно глядящий на него молодой человек. В руке тот держал почти полную бутылку виски, и до Ника наконец дошло. Никакой это не мертвец, а самый обыкновенный мужик, который надрался и вырубился посреди дороги.