Исход. Том 1, стр. 82
БА-БАХ-Х-Х-БА-БАХ-Х-Х!
Если он останется здесь, то взлетит на воздух, вопя и отплясывая джигу в волнах этих бешеных взрывов. Мусорщик вскочил на ноги и побежал по обочине дороги в направлении Гэри, дыхание его становилось все горячее и горячее. Воздух приобрел привкус металла. Он ощупал руками волосы, опасаясь, не загорелись ли они. Приторный запах бензина, наполнивший воздух, казалось, облепил его плотным слоем. Горячий ветер трепал одежду. Он чувствовал себя окороком, пытающимся выбраться из микроволновой печи. Дорога двоилась перед его слезящимися глазами, затем стала троиться.
Послышался еще один рокочущий грохот, когда воздушная волна захлестнула административное здание «ЧИРИ ОЙЛ КОМПАНИ». Осколки стекла тысячью блистающих турецких сабель взлетели в воздух. Обломки кирпича и шлакоблоков градом сыпались с неба, вонзаясь в землю. Кусок стали толщиной с батончик «Марс» со свистом пронесся мимо руки Мусорщика, оставив глубокую царапину на коже. Огромный кусок, которого вполне хватило бы, чтобы превратить его голову в желеобразную массу, упал перед ним, а затем покатился дальше, оставив позади себя довольно глубокий кратер. Затем Дональд выбрался из-под зоны обвала, механически продолжая бежать, кровь молотом билась у него в голове.
БА-БАХ-Х-Х!
Это взорвалась еще одна цистерна, сопротивление воздуха впереди него, казалось, исчезло, и огромная теплая рука подтолкнула его сзади, рука, соответствующая очертаниям его тела с головы до ног, она понесла его вперед по дороге, он едва касался земли, и теперь на его лице была ухмылка ужаса обмочившегося в штаны человека, который держался за самого огромного в мире воздушного змея, подхваченного ветром высоко в небо, лети, лети, детка, все выше и выше, пока ветер не отправится в другую сторону, оставив тебя беспомощно орать, пока ты совершаешь это безумное падение, не в силах ничем помочь себе.
Позади него продолжалась канонада расстрела, амуниция Господа Бога взорвалась, сгорая в пламени праведности. Сатана брал рай штурмом, его капитаном артиллерии был ухмыляющийся сумасшедший с красными ободранными щеками по прозвищу Мусорщик, который так никогда и не станет Дональдом Мервином Элбертом.
Все смешалось: перекинутые машины, голубой почтовый ящик мистера Странга с поднятым флагом, дохлая собака с задранными вверх лапами, оборванные провода линии электропередач.
Теперь рука уже не так яростно подгаживала его вперед. Впереди него появилось сопротивление воздуха. Мусорщик рискнул обернуться и увидел, что холм, на котором ранее размещались цистерны с горючим, превратился в сплошной столб огня. Горело все, казалось, даже дорога позади него горела и плавилась, он видел, как деревья в летнем наряде превращались в пылающие факелы.
Он пробежал еще четверть мили, затем перешел на ковыляющий, спотыкающийся шаг. А еще через милю он позволил себе отдохнуть, глядя назад и возбужденно вдыхая радостный, будоражащий запах горения. Без пожарных и различных противопожарных приспособлений, чтобы остановить огонь, пожар распространится в ту сторону, куда подует ветер. Возможно, пожар будет длиться еще месяцы. Паутанвилл уйдет в небытие, затем линия огня отправится на юг, уничтожая дома, фермы, посевы, леса, луга. Огонь может добраться до Терре-Хот и сожжет то место, в котором его держали два года. Пожар может перекинуться и дальше! Действительно…
Взгляд его снова обратился на север в направлении Гэри. Теперь он мог видеть этот город, его строения были спокойны и невинны, как надпись мелом на светло-голубой доске. А за всем этим Чикаго. Сколько еще цистерн с бензином? Сколько автозаправок? Сколько заполненных горючим поездов, застывших на рельсах? Сколько хибарок, готовых вспыхнуть, как стог сена? Сколько городов вслед за Гэри и Чикаго?
Целая страна готова была сгореть под жарким летним солнцем.
Усмехаясь, Мусорщик поднялся на ноги и пустился в путь. Кожа его стала красной, как у вареного рака. Он не чувствовал этого, хотя в эту ночь он не сможет уснуть именно из-за этого, а также из-за не покидающей его экзальтированной радости. Впереди были более грандиозные пожары. Взгляд, его глаз стал нежным, сияющим и абсолютно безумным. Это были глаза человека, открывшего ось своего предназначения и взявшего управление ею в свои руки.
Глава 35
— Я хочу уехать из города, — не поворачиваясь, произнесла Рита. Она стояла на маленьком балконе, утренний ветерок играл полами прозрачного пеньюара, вдувая целые ярды материи сквозь дверь в комнату.
— Хорошо, — ответил Ларри. Сидя за столом, он ел сэндвич с омлетом.
Она обратила к нему свое осунувшееся, измученное лицо. Если в тот день, когда Ларри встретил ее в парке, она выглядела на элегантные сорок, то теперь Рита напоминала женщину, танцующую на хронологическом лезвии, разделяющем «под шестьдесят» от «далеко за шестьдесят». Между пальцами у нее была зажата сигарета, кончик ее дрожал, выпуская трепещущие струйки дыма, когда она подносила сигарету к губам и затягивалась не вдыхая.
— Я говорю серьезно.
— Я знаю, — ответил Ларри, — и я вполне согласен с тобой. Мы должны это сделать.
Ее лицо обмякло с каким-то облегчением, и с почти (но не совсем) бессознательным раздражением Ларри подумал, что от этого она стала выглядеть еще старше.
— Когда?
— А почему бы и не сегодня? — спросил он.
— Ты славный мальчик, — сказала Рита. — Хочешь еще кофе?
— Я налью сам.
— Чепуха. Сиди на месте. Я всегда приносила мужу вторую чашку. Он настаивал на этом. Хотя за завтраком я видела только его волосы. Остальное скрывалось за «Уоллстрит джорнэл» или за каким-нибудь скучнейшим произведением литературы. Чем-то не просто значительным или психологически глубоким, но определенно беременным значительностью. Белль. Камю. Мильтон. А вот ты совсем другое дело. — Она оглянулась через плечо по пути в кухню. — Преступно было бы прятать твое лицо за газетой.
Он слабо улыбнулся. Ее остроумие сегодня утром казалось наигранным, как и весь вчерашний день. Ларри вспомнил об их встрече в парке и то, как он подумал, что ее разговор напоминает россыпь бриллиантов на зеленом сукне бильярдного стола. Со вчерашнего же дня это больше стало похоже на блеск циркония — подделки, хоть и великолепной, но все же остававшейся фальшивкой.
— Пожалуйста. — Рита склонилась, чтобы поставить чашечку, но руки у нее дрожали, и горячий кофе пролился на ладонь Ларри. Он отшатнулся, от боли втягивая воздух сквозь зубы.
— О, извини… — Более чем испуг или оцепенение от страха на ее лице; там было то, что вполне можно назвать ужасом.
— Да ничего, все нормально…
— Нет, я просто… холодная примочка… не… сиди здесь… неуклюжая… глупая…
Рита расплакалась, слезы ручьем полились из ее глаз, будто она оплакивала смерть близких друзей, а не просто немного обожгла ему руку! Ларри поднялся из-за стола и обнял ее, не особенно радуясь судорожному движению, которым она обхватила его. «Космическая хватка, новый альбом Ларри Андервуда», — печально подумал он. О черт. Ты вовсе не хороший парень. Снова на круга своя.
— Извини, я не понимаю, что со мной творится, я никогда не была такой, извини…
— Да все нормально, ничего страшного. — Успокаивая ее, он автоматически стал гладить рукой ее волосы с проседью, которые стали выглядеть намного лучше (если уж говорить честно, то и вся она) после принятия продолжительной ванны.
Конечно, он знал в чем дело. Это было и личным, и не личным одновременно. На него это тоже подействовало, но не настолько сильно. С ней же все было по-другому, будто некий внутренний кристалл разбился в последние двадцать часов.
Не личным, как он предполагал, был запах. Он доносился сквозь открытую дверь балкона, вносимый прохладным утренним ветерком, который позже перейдет во влажную жару, если день не будет отличаться от последних трех-четырех дней. Запаху было трудно дать правильное определение, так чтобы эта голая правда казалась менее болезненной. Можно было сказать, что так пахнут подшившие апельсины или тухлая рыба, иногда так пахнет в метро, когда окна вагона открыты; но ни одно из этих определений не было абсолютно правильным. Это был запах гниющих людей, сотен тысяч тел, разлагающихся под лучами жадного солнца и в закрытых помещениях, вот что это было, только вряд ли приятно было осознавать и признавать эту реальность.