Исход. Том 1, стр. 45

— Тебе не придется этого делать, — улыбаясь ответил он — Спасибо, Арлен. Подержи пока конверт у себя.

— Нет, я выброшу его в океан, болван.

— Как хорошо, когда тебя любят.

Она вздохнула:

— Слишком много чести для тебя, Ларри. Я положу книжку в конверт и напишу оба наших имени. Тогда ты не сможешь обмануть меня, когда вернешься.

— Тебе не нужно беспокоиться об этом, милая.

Арлен повесила трубку, и здесь раздался голос телефонистки, требующей три доллара за разговор. Ларри, все еще улыбаясь, с удовольствием начал опускать монеты в щель автомата. Затем, постояв минуту, он посмотрел на монеты, оставшиеся на полочке возле таксофона, взял одну из них и опустил в щель. А через мгновение зазвонил телефон в квартире его матери. Первым порывом у человека бывает желание поделиться хорошей новостью, выплеснуть свою радость. Ларри думал — нет, он верил, что именно это побудило его позвонить. Он хотел принести облегчение им обоим, что он снова платежеспособен, при деньгах.

Но постепенно улыбка слетала с его губ. В трубке раздавались длинные гудки. Может быть, мать все же решила пойти на работу. Ларри представил себе ее пылающее от жара лицо, увидел ее — чихающую, кашляющую и ругающуюся в платок. Он не думал, что мать ушла. Правда заключалась в том, что он не думал, что у нее достаточно сил, чтобы выйти на улицу. Он повесил трубку и машинально взял монету, когда та выпала назад. Ларри вышел из будки, побрякивая мелочью. Увидев такси, он остановил его, и когда такси снова вписалось в поток движения, заморосил дождь.

Дверь была закрыта. Постучав два или три раза, Ларри подумал, что дома никого нет. Своим стуком он мог бы разбудить не то что живых, но мертвых. Он должен был войти и удостовериться, что в квартире пусто, но у него не было ключей. Он уже повернулся, чтобы спуститься вниз, к мистеру Фримену, портье, когда услышал за дверью тихий стон.

На входной двери было три замка, но мать не заботилась о том, чтобы закрывать на все три, несмотря на навязчивую идею насчет пуэрториканцев. Ларри ударил дверь плечом, раздался громкий треск. Он снова ударил, и на этот раз замок поддался.

В квартире стоял полумрак; стемнело очень быстро, к тому же с улицы доносился шум дождя. Окно в гостиной было полуоткрыто, белые занавески парусом надулись над столом, а затем снова втянулись в окно. На полу, там, куда попадали капли дождя, блестели лужицы.

— Ма, ты где?

Стон сделался громче. Громыхнул гром. Ларри направился в кухню. Он чуть не споткнулся о нее. Мать лежала на пороге спальни ногами в коридор.

— Ма! Господи Иисусе, мама!

Она попыталась перевернуться при звуках его голоса, но смогла лишь пошевелить головой. Дыхание ее было затруднено, бронхи забиты мокротой. Но самым ужасным, тем, что он никогда не смог забыть, было выражение ее закатившихся глаз — так смотрит животное, которое гонят на бойню. Лицо Элис горело от жара.

Он наклонился, сдерживая дрожь в коленях, и поднял ее на руки. Пола халата откинулась, обнажая застиранную ночную рубашку и белые ноги в синих прожилках варикозного расширения вен. У нее был очень сильный жар. Это испугало Ларри. С такой температурой люди не могут жить. У нее, должно быть, расплавились мозги.

Как бы в доказательство этого она раздраженно пробормотала:

— Ларри, сходи за своим отцом. Он в баре.

— Успокойся, — в отчаянии произнес он — Успокойся и засни, мама.

— Он в баре с тем фотографом! — пронзительно выкрикнула она в сумрак дня, а снаружи озлобленно загрохотал гром. Ларри показалось, что все его тело покрылось медленно стекающей липкой грязью. В гостиную сквозь полуоткрытое окно ворвался прохладный ветерок. Как бы в ответ на его прикосновение, Элис начала дрожать, руки ее покрылись мурашками. Зубы стучали в нервной лихорадке. Лицо горело, как полная луна, в полумраке спальни. Ларри сбросил одеяло, положил ее на кровать, а затем укутал по самый подбородок. Но мать все равно продолжала дрожать. Лицо ее было сухим, без единой капельки пота.

— Скажи ему, что я зову его домой! — выкрикнула она, а потом наступила тишина, лишь подчеркиваемая хриплым дыханием, вырывающимся из ее груди.

Ларри вернулся в гостиную, подошел к телефону, затем обошел его. Он со стуком закрыл окно, потом снова подошел к телефону. Справочник лежал на маленьком столике. В нем Ларри отыскал номер бруклинской больницы Мерси и набрал его. В это время раздался еще один раскат грома. Молния превратила окно, которое он только что закрыл, в бело-голубую рентгенограмму. В спальне вскрикнула мать, от этого пронзительно беспомощного звука кровь застыла у него в жилах.

В трубке раздался гудок, потом жужжание и щелчок. Механически радостный голос произнес: «С вами говорит автоответчик больницы Мерси. В данное время весь обслуживающий персонал занят. Если вы подождете, на ваш звонок ответят как можно скорее. Спасибо. С вами говорит автоответчик…»

— Мы оставили швабры внизу! — кричала его мать. Раскат грома. — Эти пуэрториканцы ничего не знают:

— … на ваш звонок ответят…

Ларри нажал на рычаг и весь покрылся потом. Что это за проклятая больница, где включают автоответчик в то время, когда умирает твоя мать? Что там происходит? Ларри решат спуститься к мистеру Фримену и попросить его поухаживать за матерью, пока сам съездит в больницу. А может, ему вызвать частную «скорую помощь»? Господи, ну почему мы не знаем таких простых вещей, когда это так необходимо? Почему нас не учат этому в школе? Из спальни доносилось затрудненное дыхание матери.

— Я скоро вернусь, — пробормотал он и направился к двери. Он был испуган, он боялся за нее, но в глубине души звучал и другой голосок, нашептывающий нечто типа: «Вечно со мной что-то случается». И: «Почему это должно было произойти именно тогда, когда я получил хорошие вести?» Но самым невообразимым было: «Как это повлияет на мои планы? Что мне придется изменить?» Ларри ненавидел этот голос, желая ему немедленной и ужасной смерти, но голосок все бормотал и нашептывал.

Он побежал вниз, к мистеру Фримену. В это время в черных облаках прогрохотал гром. Когда Ларри добежал до площадки первого этажа, порывом ветра открыло входную дверь, и в дом ворвалась завеса дождя.

Глава 20

Харборсайд-отель был самым старинным зданием в Оганквите. Вид из его окон стал немного хуже с тех пор, как на противоположной стороне построили яхт-клуб, но в дни, подобные этому, когда небо разрывают кратковременные грозы, вид был все же достаточно хорош.

Франни сидела у окна часа три, пытаясь написать письмо Грейс Дагган, своей школьной подруге, собирающейся поехать к Смитам. Это не было письмом, имеющим хоть какое-то отношение к ее беременности или сцене с матерью, — исповедь в подобном духе только еще больше усилила бы ее депрессию, к тому же Франни предполагала, что Грейс и так скоро узнает многое из собственных источников в городе. Она пыталась написать обещанное дружеское послание. В мае мы ездили на велосипедах в Рангели с Джессом, Сэмом Лотропом и Салли Уинссилас. Мне повезло на экзамене по биологии. Пэгги Тейт (еще одна общая подружка по средней школе) теперь работает клерком в Сенате. Приближающееся замужество Эми Лаудер.

Но письмо просто не писалось. Какую-то роль сыграли в этом интереснейшие пиротехнические эффекты Дня — как можно писать, если карманные грозы появляются и исчезают над водой? К тому же ни одна их этих новостей не казалась абсолютно честной. Они легонько поворачивались, как нож в руке, который режет все. Поездка на велосипедах была очень веселой, но они с Джессом уже не были больше в таких уж радужных отношениях. Конечно, ей повезло на экзамене по биологии, но только не на зачетном, который только и брался в расчет. Ни она, ни Грейс особенно не интересовались Пэгги Тейт, а приближающееся замужество Эми Лаудер в теперешнем положении Франни казалось скорее насмешкой, чем поводом для веселья. Эми собирается замуж, а у меня будет ребенок, ха-ха-ха.